Над головой альбиноса хлопали огромные — длиной в тридцать футов — кожистые крылья, и знакомый запах гигантских летающих рептилий, преследовавший его с той поры, когда он вел грабительский флот на свой родной город, окутывал Элрика. Затем он услышал удивительные звуки Рога Драконов и, присмотревшись, увидел, что на спине первого чудовища с длинным, похожим на копье шестом, который использовался вместо хлыста, сидел сам Дувим Слорм.
Дракон начал стремительно опускаться по спирали, и с грацией, удивительной для его размеров, приземлился примерно в сорока футах от белолицего человека и тут же сложил перепончатые крылья вдоль тела. Повелитель Драконов снял с правой руки теплую защитную перчатку и помахал Элрику.
— Привет, император Элрик, похоже, мы едва не опоздали.
— Времени достаточно, друг мой, — улыбнулся альбинос. — Ты похож на своего отца, Дувима Твара, и мне это очень приятно. Я боялся, что ты можешь не откликнуться на мою просьбу.
— Старые счеты смыты кровью, пролитой в битве при Бакшаане, когда мой отец, Дувим Твар, погиб, помогая тебе осаждать крепость Никорна. Жаль только, что лишь молодые животные были готовы пробудиться. Ты помнишь, остальным пришлось повоевать всего несколько лет назад. Да ты это знаешь не хуже меня.
— Да уж, я вряд ли вообще смогу позабыть тот день, — просто ответил Элрик. — Могу я попросить еще об одной милости у Дувима Слорма?
— Какой?
— Позволь мне занять твое место на спине первого дракона. Я обучался этому искусству, и у меня есть веская причина возглавить атаку против варваров: совсем недавно мы стали свидетелями бессмысленной бойни, и я хотел бы отплатить кровавым степным собакам той же монетой.
Дувим Слорм кивнул и соскочил с дракона. Чудовище беспокойно завозилось и повернуло назад хищную морду с открытой пастью, в которой торчали зубы толщиной с человеческую руку, длинные, как меч. Раздвоенный язык беспокойно задергался, а огромные холодные глаза не мигая смотрели на Элрика.
Альбинос запел на старом мелнибонэйском языке и, взяв шест и Рог Дракона у Дувима Слорма, осторожно забрался в высокое седло у основания мощной шеи. Обутые в сапоги ноги он поместил в серебряные стремена.
— А теперь лети, братец-дракон, — пел Элрик, — все выше и выше, и готовь свой яд.
Он почувствовал движение воздуха — это заработали огромные крылья, затем великолепная рептилия оторвалась от земли и понеслась вверх, к серому, покрытому тучами небу.
Остальные четыре дракона, беззаботно парившие на небольшой высоте, последовали за первым, и когда они уже приготовились нырнуть в облака, Элрик начал извлекать из Рога особые звуки, указывая могучим тварям и их погонщикам направление. Затем он вынул из ножен меч.
Несколько столетий назад предки Элрика на своих драконах завоевали весь западный мир. В те далекие дни в Пещерах Драконов не было свободного места, теперь же осталась лишь горстка легендарных созданий, и только самые молодые поспали достаточно долго, чтобы их можно было разбудить.
* * *
Гигантские рептилии поднялись высоко в зимнее небо. Длинные белые волосы альбиноса и покрытый пятнами черный плащ развевались на ветру, а сам он пел радостную Песню Повелителей Драконов, подгоняя своих подопечных:
Дикие кони ветра мчатся по облакам,
И гибельный рок, хохоча, устремился в полет.
Но нам ли бояться? Весь мир покорился нам,
И день не настал, когда смерть за нами придет.
Человеческие мысли о любви, о жизни, даже о мести забылись в этом безрассудном полете посреди сердитого неба, нависавшего над землей, как древние эпохи — над веком Молодых Королевств. Элрик, последний отпрыск великого рода, гордый и надменный в своей уверенности, что даже его больная кровь — это кровь императоров-волшебников Мелнибонэ, почувствовал себя одной из свободных и бесконечно одиноких стихий прекрасного и страшного мира.
Теперь в его душе не осталось места ни для врагов, ни для друзей, и если зло обладало им, то это было чистое, сверкающее зло, не испорченное человеческими страстями.
Драконы продолжали лететь на большой высоте, пока внизу не показалось огромное черное пятно с изменчивыми очертаниями, словно уродливая клякса на потемневшей от времени карте. Это мчалась подгоняемая жаждой крови и страхом орда варваров, которые думали, что сумеют завоевать любимые земли Элрика из Мелнибонэ.
— Эй, братцы-драконы, изливайте ваш яд, жгите, летите! Огнем очищайте мир!
Приносящий Бурю присоединился к человеку в диком ликующем крике, и дракон устремился вниз, к изумленным варварам, выпуская потоки воспламеняющегося яда, который не могли погасить ни песок, ни вода. Чудовищные вопли перепуганных насмерть людей, неописуемый смрад обгоревшей плоти, клубы черного жирного дыма и пляшущее пламя сверхъестественного огня поднимались к равнодушным небесам. Должно быть, именно так выглядела Черная Бездна — Элрик стал Лордом Демонов, вершивших кровавый суд.
Но гордый наследник императоров не чувствовал радости, пьянящий восторг победителя улетучился, как утренний туман, оставив после себя тяжелое похмелье. Элрик честно выполнил тяжелую, отвратительную работу и очень устал.
Молча он повернул своего дракона вверх и назад, призывая звуками Рога остальных рептилий последовать за ним. Печаль и разочарование заполнили сердце и разум красноглазого чародея.
«Я по-прежнему принадлежу Мелнибонэ, — думал он, — и не в силах вытравить эту печать из своей души, как не смог бы избавиться от собственной тени. Я, как калека за костыль, хватаюсь за этот проклятый меч при каждом удобном случае…»
И застонав от отвращения, он выхватил Приносящего Бурю из ножен и отшвырнул прочь. Тот вскрикнул, как женщина, и полетел к далекой земле.
— Ну вот, — угрюмо проговорил Элрик, — наконец я это сделал.
Затем, немного успокоившись, он повернул туда, где оставил друзей, и направил дракона вниз.
— Где же твой меч, император Элрик? — спросил его Дувим Слорм.
Альбинос вздрогнул и принялся многословно благодарить нынешнего Повелителя Пещер за предоставленную великую честь вести за собой огнедышащее войско, пусть и маленькое.
Затем Дувим Слорм, Мунглум и гонец из Карлаака забрались на спины драконов, и «дикие кони ветра» понесли седоков в Город Нефритовых Башен.
Увидев легендарных чудовищ, Зарозиния узнала в одном из наездников своего возлюбленного и поняла, что Карлаак и западный мир спасены.
Воины спешились возле городских стен и направились к главным воротам.
Поступь Элрика была гордой, но лицо печальным: его наполняла прежняя тоска, которая — им так хотелось на это надеяться — осталась в далеком прошлом. Зарозиния подбежала к мужу, и он обнял ее, молча прижимая к себе.
Попрощавшись с Дувимом Слормом и его воинами, он вместе с Мунглумом и посланцем вошел в Карлаак и направился прямо к своему дому, безразлично выслушивая поздравления восторженных горожан.
— Что случилось, любимый? — спросила Зарозиния, когда он с тяжелым вздохом вытянулся на огромной постели. — Может, я смогу облегчить твою ношу?
— Ах, милая девочка, я устал от мечей и волшебства, только и всего. Но зато я, кажется, избавился от этого кошмарного клинка. Прежде я считал, что нести его — мое предназначение.
— Ты говоришь о Приносящем Бурю?
— Ну да, конечно.
И она ничего не сказала.
Она не стала рассказывать ему о Черном Мече, который сегодня утром с отчаянным криком прилетел в Карлаак, проник в оружейную и повис на своем старом месте в темноте.
Альбинос закрыл глаза и со всхлипом вздохнул.
— Спи, любимый, — тихо проговорила Зарозиния.
Украдкой смахнув слезы, она легла рядом с мужем.
Ей не нравилось это утро.