Шаман протянул мне ладонь с часами, а потом сомкнул её и спросил.
Что это, Пита?
Амулет. Можно не видеть солнце и знать, что оно уже взошло.
Шаман вздрогнул.
Ты живёшь там, где нет солнца?
Бывает, что и нет.
Я протянул руку за часами. Шаман не очень охотно их отдал, а я расстегнул браслет и надел его на правую руку. Я вспомнил, что часы лежали в кошеле, а кошель висел у меня на шее и был заправлен за пазуху в район левой подмышки. Что я сейчас с ним и сделал: повесил на шею через плечо, завязал ремешок и спрятал под рубашкой.
Я начинал что-то вспоминать. Я вспомнил, что корабль, действительно был реальностью, как и мой груз на нём, а именно льняное и хлопковое тонкое полотно. И я, действительно был Пит, но не араби, а вроде как ингл, и судно у нас было голландское.
Я помнил, что наша каракка, чтобы не встречаться с португальцами в Малакке, прошла проливом мимо Джакарты и всё было прекрасно, но вдруг налетевший встречный шквал встретил нас уже на подходе к островам Банда и меня, вероятно, выбросило за борт. Этот момент в моей памяти был стёрт. Как и многое другое. Особенно, как я выгреб на остров в ботфортах.
Мне надо в Банданейро, сказал я. У меня там ткани. Тонкие и красивые. Вам всем хватит. Отдам в пол цены.
Шаман блеснул белыми зубами и что-то приказал на незнакомом мне наречии. Все мужчины племени радостно, и слегка приплясывая, побежали к морю готовить каноэ.
Есть хочешь? Спросил шаман и что-то сорвал с бечёвки, натянутой между опорных свай хижины и передал мне.
Ответить я не успел, поэтому взял нечто и понюхал. Лучше бы я этого не делал. Я думал, что это водоросли, а это оказалась вяленная рыба. На верёвках под хижинами висели и вялились маленькие скаты-манту.
Переборов первую реакцию организма, я начал рвать зубами мясо, которое постепенно принимало вполне съедобный вкус.
Со стороны берега что-то прокричали на том же наречии.
Непонятные слова, сказал я. Что это?
Так говорят наши люди, шаман показал на себя. Ты говоришь, как люди Махмуд Шаха.
Понял, подумал я, не дурак. Малайский разговорный язык общения на Индонезийском архипелаге. Язык торговли. А индонезийский потом когда-нибудь станет литературным.
Пошли, сказал шаман, вылезая из-под хижины и раскрывая жёлтый, порванный в нескольких местах китайский зонтик, признак его статуса правителя общины.
Уже через час пироги входили в бухту Банданейро, оказавшимся средним городком-портом, по размерам чуть меньше «того» Банданейро, где я жил почти месяц, правда наездами, делая вид, что блуждаю по джунглям и ближайшим островам. В тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году.
У длинного, далеко уходящего в море, деревянного пирса стояло несколько парусников. В одном из них я «узнал» «мою» каракку «Санта Люсия» и показал на неё пальцем. Она стояла крайней, пришвартованная к пирсу третьим бортом. Шаман продублировал мой жест, и флотилия из шести пирог, срезав угол, ускорилась.
Команда каракки наш манёвр не пропустила и когда наше каноэ прижались к её борту, я увидел с удивлением разглядывающего меня капитана Людвига.
Вы ли это, уважаемый Питер? Спросил он, разводя руками.
Я, господин Ван Дейк. Собственной персоной. Не ждали?
Уже не чаяли вас видеть.
Груз мой ещё не пропили?
Как можно? Не прошло ещё и суток, как мы вас потеряли. Сбросить трап с правого борта! Крикнул он матросам.
Штормтрап прикрепили и сбросили. Я поднялся на борт.
Как вам удалось выбраться? Спросил капитан, подавая мне руку и помогая спрыгнуть на палубу.
Сам не знаю. Очнулся уже на берегу. На голове шишак.
Это вас блоком. Сверху. Капитан показал на стеньгу. Канат лопнул.
«В касках ходить надо», подумал я.
Вы как раз у борта стояли. Свесившись. С Нептуном обедом делились. Тут вас и волной, и блоком Накрыло.
Вещи мои
Вещи мои Извините Ваши вещи у меня, не дал договорить капитан. карты, инструменты, всё в сохранности.
В голосе капитана послышалось чуть заметное сожаление.
Хорошо, облегчённо вздохнул я.
Я не понимал своего поведения. Я толком ничего не помнил, но реагировал автоматически, словно мозг думал сам по себе. Я не знал, что за карты, что за инструменты, но искренне горевал бы, если бы их потерял.
Всё в полной сохранности, господин Диаш, повторил капитан.
Диаш, Диаш Что за фамилия. И ни хрена не британская, а всё-таки португальская. Получается, я Питер Диаш? Нет, получается какая-то фигня.
Я могу их забрать, господин Ван Дейк?
Безусловно. Пройдёмте в мою каюту. Мы, кстати, скоро становимся под выгрузку. Вам надо бы быстрее сговориться с перекупщиками по вашему товару. Мы, честно говоря, весь мускат здесь уже скупили. Извините, сэр, но вас не было. Но у них ещё осталось много жемчуга и немного самородного золота. Думаю, вы окупитесь.
Пройдя на ют вслед за капитаном, я поднялся на самую верхнюю палубу и вошёл в тёмную душную каюту, воздух которой был пропитан кислыми производными винных и пивных продуктов, а также очень давно немытого мужского тела.
Вещей у меня было аж три сундука и два джутовых мешка.
Мои документы? Спросил я.
Капитан приподнял крышку одного из ящиков. Я, не вынимая их, пролистнул, потом взял, лежащий сверху замок и вставил его в петли, провернув ключ. Потом повторил эту процедуру с оставшимися двумя сундуками. Тем временем капитан крикнул матросов и приказал им снести мои сундуки палубой ниже в мою каюту, каюту штурмана.
На этом корабле я, оказывается, был штурманом, назначенным английским королём Генрихом Восьмым. Это я успел прочитать в удостоверении моих полномочий. И звали меня Педро Антониу Диаш. Я был вторым сыном португальского мореплавателя Бартоломеу Диаша, вспомнилось мне, который первым обошел Африку с юга. Пропавшим без вести в тысяча пятисотом году у берегов Бразилии. Оказывается, я всё же ингл, хотя и португалец. И корабль был английским. Вернее, под английским флагом.
«А где же мой португальский язык»? Подумал я, не чувствуя себя его обладателем.
«Сам себе не принадлежу», подумал я, морщась, и почесав шишку на затылке, заглянул в мешки.
В мешках лежали: пистолеты кремневые два штуки, мешки с порохом и пулями, пара ножей, кольчужные перчатки, кираса и шлем. Мешки тоже были перенесены матросами в каюту ниже палубой.
Выпьете, дон Педро?
А что у вас есть? Что-то ещё разве осталось? Из приличного?
Здесь есть местный спиритус. Весьма себе Они его как лекарство употребляют. Только вода здесь солоноватая. Но, в общем, получается прилично. На мой вкус.
Капитан вынул из сундука глиняную, примерно двухлитровую, бутыль и плеснул из него мутной жидкости в стоящий на столе серебряный кубок. Понюхав содержимое, я прикинул, что там не больше двадцати единиц алкоголя, но пахло оно, откровенно говоря, мерзко. Меня передёрнуло. Я, сделав вид, что отхлёбываю, отставил кубок.
Устал сильно, капитан. Пойду чуть поправлю спину.
А торговля?
Куда она денется? Устал. Спасибо. Если засну, толкните!
Я вышел на палубу и подошёл к борту.
Сейчас они переместят корабль, сказал я шаману. Вы пока отгребите и займитесь своими делами.
У нас на рынке своё место есть. Можно там твой товар продать.
Да, я думаю, он и с борта уйдёт. Зачем его таскать туда-сюда?
У тебя много ткани?
Тебе хватит. А что?
Если тонкая, я бы всю купил. А то, порту плохую ткань привезли. Араби тонкую возили.
А чем заплатишь? Спросил я тихо.
Перл, мускат, жёлтый камень «голд».
Я тебе всё продам, но только по нормальной цене. Ткань дорогая. Мою рубаху и штаны видишь? Такая же, только красивая. С цветами. Я пойду делами займусь, а ты отгреби пока.
Я пошёл в свою каюту и прилёг на короткий узкий лежак. Каюта была узкой, в одно окно. Кроме кровати в ней стоял стол с табуретом и рундук для сундуков, которые уже были в нём установлены и даже принайтованы14. Чтобы прилечь мне пришлось убрать с кровати три длинные доски, стоявшие наискось, уперевшись в переборки.