«London Financial News» била тревогу, утверждая, что даже собственная «политическая машина Британии до такой степени подчинила себе британское человечество (sic), что ей удалось втиснуть в одну десятую избирательных участков британского парламента людей чужой крови в качестве своих представителей Чужеродная кровь из синагоги Каиафы может просочиться на самые верха британской политической машины». Демократические реформы, проводимые этой «политической машиной, есть не что иное, как выковывание новых цепей для нации рабов»; «Мир реформа» демонические слова, воплощающие настоящее евангелие Синагоги Сатаны это орудие Дьявола, собирающегося украсть меч у святого Георгия». В этом тексте («Зов Меча») заявлялось, что «мир» как «выгода» является доктриной мамоны, а не Христа Меч отделит вселенскую правду от вселенской неправды», настаивал Дж. Кларк, автор памфлета, опубликованного в 1917 г. в издательстве «London Financial News». Кларк утверждал, что «Пруссию и Германию населяют не христианские, но иудейские нации Шейлок их священнослужитель». В его представлении евреи и немцы были тождественны. Как показал Панаи («Враг среди нас»), уже в июле 1918 г. в Британии разразилась паника, связанная с присутствием немецко-еврейской тайной руки. «Евреи, нанятые Германией, подрывают мощь Британии при помощи проституции и венерических заболеваний». «Германия всегда стремилась заразить чистые нации со свойственной гуннам кротономанией», писала газета «The Vigilante», предвосхищая тем самым навязчивые представления Гитлера и Юлиуса Штрайхера о евреях. В Британии времен Первой мировой войны враждебное отношение к евреям сочеталось с таким же отношением к немцам, а представление о зловещей тайной руке прежде связывали не с евреями, а с немцами Считалось, что именно немецкие агенты контролируют партию либералов и партию юнионистов, что это они стоят за суфражистками и пацифистами, их же обвиняли в организации забастовок. Об этом заявлял, например, автор «Невидимой руки» Киртон Варлей. Еще в 1917 г. он внес предложение, согласно которому королю, военно-морским силам и армии следовало собрать «верных представителей нации» и наделить их «полномочиями править Новым Государством» после «отказа от следования любым партийным интересам»[48] Варлей говорил об этом еще за пять лет до прихода Муссолини к власти и формирования замысла «Mein Kampf».
Д. С. Льюис в своей книге об Освальде Мосли и фашизме в британском обществе (1987) подтверждал, что «фашизм был не чужд Британии Он не был привезен из-за границы. Фашизм развился на британской почве в соответствии с британскими требованиями». Выступая за сильную империю, английский фашизм придерживался «патриотической программы». «Высказывать предположения, будто британскому обществу были свойственны какие-то особые уникальные качества, предохранявшие его от фашизма значит проявлять излишнюю самонадеянность Лучше обойтись без популярного мифа, согласно которому фашизм был искоренен такими чертами британского характера, как умеренность и терпимость». «Возможно, мы уделяли слишком мало внимания британской традиции фашизма и тому, что сформировало ее», заметил Ричард Терлоу[49].
В действительности влиятельная если не решающая часть консерваторов была предрасположена «в целом рассматривать фашистов как защитников установленного порядка во всех частях света, где существовала угроза социализма», писала Маргарет Джордж. Росс Маккиббин утверждал, что именно «всеобщий страх перед социализмом» объединил в 1930-х гг. британский средний класс[50], чье отношение к самому принципу демократического правления было амбивалентным.
(«В Англии насчитывалась не одна тысяча правых, ждавших своего часа они были очарованы Гитлером и его Новым порядком» и были готовы поддержать его не только перед войной. Ядро правых, входившее в состав британского истеблишмента и «имевшее, несмотря на свой экстремизм, значительное влияние, с одобрением относилось ко многим начинаниям Гитлера. Страшно даже подумать, что они могли бы предпринять, если бы Гитлер обрел контроль над Британскими островами у них было очень много общего с врагом», писал Н. Бетелл в «Войне, которую Гитлер выиграл. Сентябрь 1939 г.».)
Ситуация, сложившаяся в Британии того времени, станет еще более понятной, если вспомнить, что именно в этот промежуток перед 1914 г. и вплоть до 1920-х гг. «Англию обычно не называли демократической страной: она была свободной или же конституционной, но не, или пока еще не, демократической». Преподобный Кристофер Уайвилл (1792) был далеко не последним англичанином, обеспокоенным тем, что расширение избирательных прав сделает «частную собственность и общественные свободы» доступными для «неуправляемого и дикого сброда», а народные выборы приведут к чудовищному хаосу. Стэнли Болдуин, трижды становившийся премьер-министром от консерваторов, заявлял (вплоть до 1937 г.): «Мы должны ограничить избирательные права» [вновь]. Даже Уинстон Черчилль отмечал, что «выборы и в странах с самой развитой демократией считаются несчастьем, препятствующим социальному, нравственному и экономическому развитию» (и это несмотря на то что две трети всех членов британского парламента, избранных между 1660 и 1945 гг. происходили всего лишь из 368 семей)[51]. Последнего британского посла в гитлеровской Германии, сэра Невилла Гендерсона называли «представителем упадочного правящего класса, неспособного смириться с преобразованиями в обществе». В межвоенный период британская «политическая экономика была целиком подчинена интересам среднего класса», предвидевшего, что подобные преобразования могли пойти гораздо дальше в случае, если Британия окажет вооруженный отпор экспансии Третьего рейха. Ведь невозможно было провести перевооружение, избежав при этом «чрезвычайного увеличения роли организованного рабочего класса в обществе. Ни в коем случае нельзя забывать об этом, говоря о политике умиротворения [Гитлера]. В результате странная война [продолжавшаяся до тех пор, пока Черчилль не принял на себя руководство страной в 1940 г. и не спас демократию] явилась попыткой и после объявления войны сохранить порядок, существовавший в довоенные годы»[52]. Порядок, при котором (по словам Невилла Чемберлена, обращенным к королю Георгу VI) «Германия и Англия играют роль двух столпов, на которых держится мир в Европе, и являются оплотом против коммунизма». Не только Бетелл отмечал, что Чемберлен, этот «борец за мир в наши дни», «стремился дать Германии возможность начать экспансию на Восток».
(Несмотря на привычные заявления, особенно популярные в годы «холодной войны», сегодня уже нельзя отрицать, что Советский Союз предлагал значительную военную помощь своим чешским союзникам. Именно Россия «предлагала предоставить чешскому правительству семьсот истребителей Румыния согласилась пропустить сто тысяч советских солдат до Чехословакии»)
Фюрер, в свою очередь, нашел понимающего собеседника в лице Невилла Чемберлена, когда пожаловался ему на то, что «он не почувствует себя в безопасности до тех пор, пока не будет аннулирован договор [о взаимопомощи] между Россией и Чехословакией». «Предположим, что Чехословакия не будет более связана обязательствами помогать России в случае нападения на нее решит ли такое положение дел ваши затруднения?» отвечал ему Чемберлен (о чем он сделал запись в дневнике)[53]. Таким образом, Гитлер мог расценивать давление Чемберлена на Чехословакию (и ее союзницу Францию) как подтверждение тому, что Британия не станет препятствовать нападению Германии на Россию, а, возможно, даже активно поддержит такую политику рейха. При этом англичане не могли ожидать нападения немцев на Россию от какого-либо не нацистского правительства.