Князь Рысев - Лисицин Евгений

Евгений Лисицин, Алекс Рок

Князь Рысев

Глава 1

Когда у судьбы на тебя планы ты хоть что делай. Можешь бежать, плыть, хоть через скакалку прыгать: догонит и позволения спрашивать не будет.

Мой батя именно так всегда и говорил, а под судьбой имел ввиду смерть. Кого-то она находит тихо-мирно спящим на диване, кого-то в уличной драке. Поговаривали, что даже к тем, кто прячется в канаве, она неравнодушна.

Моя же нарядилась в треники, майку-алкоголичку, щедро опохмелилась с утра и за руль камаза! Еще и под музычку эту навязчивую из сериала про дальнобоев, поди

Говорили же мне, что на дороге больше дураков, чем кажется, и потому, если видишь пыхтящий большегруз,  не верь в права пешехода, прояви уважение, пропусти.

Говорили, и не раз. Просто я слишком поздно понял, что водятел и не планирует сбавлять скорость, а я не успею, даже если резко прибавлю хода

От дальнейшего меня избавили удар и темнота

***

По ушам долбило так, будто у меня кто над головой гремит десятком кастрюль разом. Старательно так, сволочь, гремит!

 Федор Ильич, вы в порядке?  О, а вот и кто-то надсадно орет мне прямо в ухо. Тормошит, зар-раза, а все тело с ног до головы прям болью пронизывает. Уж не знаю, какой ему там Федор Ильич от меня нужен, но если он продолжит в том же духе, то найдет у меня только Люль, отнюдь не Кебабович.

А может, подумалось мне, это врач? Ну, когда по тебе грузовик проедется, их в первую очередь зовут, сто раз в кино видал. Врачи, санитары, медсестры-медтещи

Проситель продолжал звать надрывно и надсадно. Через силу открыл глаза, губами силился сказать, что из Федоров я только любителя простокваш да котов с собаками знаю. А самого меня зовут а я не помню! В голове винегрет из мыслей.

Открыл и малость офигел.

Это что за хренотистика? Размечтался я о врачах-то: вместо работников шприца и халата меня в чувство пытался привести какой-то бомж. С испугом на грязной роже и дикими глазами. Заулыбался, будто я ему щас полпальта мелочи и шкалик в награду отсыплю.

 Живой! Живой барин-то! Федор Ильич, встава

Договорить ему не дали. Трое удальцов наскочили на него из ночной мглы. Когда это уже ночь-то успела случится, все ж днем произошло?

Крякнул, попытался встать так уж меня воспитали. Как бы хреново ни было, а на ноги вставай. Только сейчас мне оказалось на редкость хреново, до уникального паршиво, по-легендарному мерзко. В груди так кольнуло, что я чуть дугой не выгнулся и волком не завыл.

Только сейчас заметил, что льет как из ведра, самого меня к стене спиной усадили, а под рукой какая-то железка блестит: то ли лом, то ли дрын

Бомжи дрались меж собой не на жизнь, а на смерть. Видать, содержимое моих нищих карманов им столь дорого, что в ход уже пошло оружие.

Будь у меня силы, я бы им крикнул, что оно того точно не стоит: дырявить друг дружку за полсотню рублей на проезд да обломок старой расчески

Мой бомжик отбивался яростно, будто в кине. На вид он был в годах, но двигался как бог! Едва кому-то из претендентов на мои «сокровища» удавалось сделать шаг в мою сторону, как он вмиг оказывался перед ним, блокируя путь.

А с головой у меня точно не все в ладах сотряс. Иначе как объяснить, что над головой того, кто меня невесть за какую провинность Федькой прозвал, я отчетливо видел буквы?

И-бра-гим, стало быть. Да еще и Кондратьевич. Перед глазами плыло, а потому мне казалось, что надпись снизу мне заговорщически подмигивает и шепчет, что старикан-то у нас мастер-слуга. Третьего ранга, между прочим, это тебе не тут!

А вот над его соперниками разве что знаки вопроса висели. Мистеры икс и люди хэ в одном флаконе.

С Кондратьичем все было не в порядке. Словно в компудахтерной игрушке, над ним висело всякое. Старая рана, преклонные года, усталость все перманентное. Хоть дивись, как он на ногах-то еще стоит.

Тьфу, вот и сглазил! Троица моего бомжика сбила с ног уходя от их клинков, он покатился прочь.

Один из этих прощелыг тотчас же навис надо мной. Кислая грязная рожа, дырявая насквозь рубаха, у правого плеча красное пятно растет достал его Ибрагим.

Смеется хрипло так, мерзко, сейчас бить будет, и был бы я рад, если б только ногами!

Испугался как не в себя, призвал себе в помощь Гарольда пусть с пивом еще и мою боль подержит. Даже если это предсмертный бред, не стоит позволять себя дырявить всяким проходимцам. Силился встать ноги меня плохо слушались. Дрын под рукой не казался надежным оружием против того, что сжимал мой противник у него-то стальная, длинная и хорошо заточенная зубочистка. Он лыбился мне криво и по-разбойничьи будто моя выходка пришлась ему по вкусу и он только рад отделать меня как бог черепаху.

Он бросился на меня в резкой атаке, метя клинком в горло. Тело ныло, стонало, умоляло прекратить сопротивление и отдаться на милость судьбы, позволить превратить себя в дуршлаг. Нет уж, дудки! Словно в детстве, подражая мушкетерам, я принял фехтовальную стойку криво, косо, как умел. Но первый удар удалось отбить.

Мерзавец засмеялся. Он потешался моя попытка казалась ему забавной игрой. Он будто так и говорил: «Иди ко мне, мальчик. Дядя научит тебя, как должен держать оружие настоящий мужчина». Издеваясь, он выбрал своей целью мои щиколотки полоска стали больно и обидно хлопнула меня по заднице. Его смех черным ядом проливался на мою душу, вызывая дикую, лютую злость.

Он бросился ко мне в третий раз, и вот тут уже для него случилось непредвиденное: я взвился смертельным вихрем. Железная палка в моих руках ударила снизу, скользнув под его защиту, заехала по скуле. Крутанувшись на месте, он заспешил прочь, прячась в полах своего не в меру широкого плаща.

Я не дал ему восстановиться, помог рухнуть в гадкую лужу, толкнув ногой в спину. Вскинув руки, роняя оружие, он сменил издевательский оскал на маску предсмертного ужаса. В меня словно вселился дикий зверь, я не желал оставлять его в живых. Видел, как широко раскрылись его глаза, как он просящее выставил ко мне пятерню, умоляя о пощаде тщетно.

Дрын пробил его голову насквозь, словно перезрелый арбуз я даже не думал, что это будет так легко. Я видел над его головой полоску здоровья с цифрами, что с выпорхнувшей из его тела жизнью устремилась к нулю. Забившись в предсмертных конвульсиях, он затих на земле сломанной куклой. Осознание случившегося легло на плечи тяжким грузом. Злодейка-совесть, кажется, готова была заесть меня за то, что я посмел добить безоружного.

Какое, спрашивала она, у тебя оправдание? А я что? Я ничего не привык доказывать, что не верблюд. Ответил молчанием.

Мое тело вдруг решило сообщить, что оно и без того позволило слишком много. Последние силы, пакуя чемоданы, сняли шляпу, сказали «привет» и сообщили, что они все. Дальше, мол, ты уж как-нибудь сам

Ибрагим же прям в индийский фильм просился не бился, а танцевал! Чудом вновь оказался на ногах, оттолкнулся от стены, крутанулся вихрем противники в нерешительности отступили на шаг. Старик будто каждым движением лыбился своей проснувшейся сноровкой. Выхватил инициативу из их неловких пальцев, словно горячую картошку. Втроем его могли теснить но вот вдвоем

Его клинок опробовал видимую брешь снизу у того мерзавца, что оказался ближе, но встретил сопротивление. Старику будто того только и нужно было, ибо короткий кортик где взял, откуда достал?  тотчас же вспорол поганцу брюхо. Выгнувшись и разом потеряв всю волю к сопротивлению, тот начал удачно заваливаться на союзника. Бухнулся тому прямо под ноги, заставил его споткнуться и это решило исход схватки.

Кондратьич меня еще раз окликнул, ухо грязное мне к груди поднес. Как понял, что дышу, от радости разве что не лопнул.

 Сейчас, барин, сейчас! Вы только держитесь до города-то рукой подать! Слышите, Федор Ильич? Нельзя помирать. Видите, вон уже огни городские