Что сегодня читаете?
Офелия послушно показала ему обложку «Джейн Эйр».
О, чудачка Джейн, которая обыкновенную лошадь принимала за гитраша[16], а свет в окне за блуждающий огонек на болоте! Где вы остановились?
После смерти миссис Рид Джейн возвращается в Торнфильд-Холл, сказала Офелия и раздосадовалась, что ответ получился школярским.
Ах да, помню, конечно, Дориан повернулся к пылающему закатным огнем окну. Она подходит к дому и видит на пороге мистера Рочестера. Он тогда назвал ее эльфом, существом из иного мира Знаете, мисс Лейтон, я давеча говорил, что вы die Hexe Lorelei[17], а теперь тоже назвал бы вас эльфом. Вы странная, не от мира сего. Мне удивительна ваша любовь к одиночеству в наш-то век, когда мнение света решает все! Должно быть, выходите в мое отсутствие, как Томас Рифмач[18], на третью дорогу и кличете волшебный народ? Вы колдунья, мисс Лейтон, не такая, как смертные. Да и религия простое прикрытие. Вы, язычница, у которой кровь закипает от страсти: я видел, как вы здесь ворожите с моими горгульями. Боюсь, отец надо мной посмеялся, оставив мне вас на поруки.
Ладонь Офелии невольно метнулась к рубиновому крестику на шее.
Знаете, тихоня Джейн Эйр кажется мне хитрой и властной как ловко окрутила она Рочестера! А в вас кроется куда больше. Думаю, вы могли бы даже убить, если б пришлось. Но теперь у вас только одно потайное желание A mon seul désir, видите?
По библиотеке были развешаны копии знаменитых французских гобеленов из цикла «Дама с единорогом». Каждая олицетворяла одно из пяти чувств зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. А над входом красовалась шестая, самая загадочная, названная «По моему единственному желанию». На нее и указал Дориан.
Дама складывает в шкатулку свои драгоценности и отрекается от материального мира, дабы вступить в обитель чистого духа. Это Душа, и ей предстоит выбрать между львом и единорогом. Вы, девица, хотите прельстить единорога, но в действительности уже выбрали льва и он готов к решительному прыжку[19] Впрочем, забудьте: виновато шампанское на приеме у Уиндермира. Простите, что оторвал вас от чтения.
Улыбнувшись, Рэдклифф вышел за тяжелые дубовые двери.
Словно птичка на шелковой нитке то ослабить, то притянуть ближе
Офелия все глядела на льва, выжидавшего, чтобы вонзить клыки в шею единорога. А если он прав, и, оставшись здесь, она уже сделала выбор? В чем оно, ее единственное желание?
Солнце скрылось за горизонтом, и витражи сделались блеклыми, почернели деревянные резные колонны, соборный неф казался теперь тяжелее и ниже. Офелия озябла от вечерних теней, и, отложив книгу, поспешила согреть руки дыханием. Обводя взглядом стены, она понимала, что убежище ее превратилось в ничто. Нет, здесь не храм, а пещера черного мага: кругом алхимические письмена да большеглазые чудища, а против них лишь рубиновый крестик, чтобы уберечь от ошибок.
Глава 6
Лестница на третий этаж уже не мраморная, а деревянная, и Офелия вздрагивает при каждом скрипе ступеней. Из светлого коридора она попадает в непроглядную тьму и свеча здесь как нельзя кстати. При робком огне можно увидеть, что устройство здесь, как на втором этаже, только царит ощущение необитаемости и запустения. Двери комнат чернеют, как дыры окон после пожара; сами же окна завешены парчовыми шторами, что стекают на пол фигурными складками. По ковровым дорожкам давно не ступали без суеверий, не впускали в окна веселое солнце, давно съехал отсюда последний жилец. Лорд Рэдклифф, державший все в безупречном порядке и наготове, словно бы отродясь не звал в дом гостей
Большую часть времени Офелия проводила теперь в стенах своей спальни. Напольные часы пробили десять, и ей было невыносимо тоскливо: чтение здесь не так увлекало, в «скромных записках» писать было нечего, в саду вечерами темно и промозгло. Как опостылел ей дом, богатый столькими развлечениями! Сезон в столице начался еще в феврале, но опекун не спешил вывозить ее в свет. Она совершенно одна, брошена в компании слуг, с которыми и не поговоришь за работой. Да толстая канарейка молчаливо нахохлилась в клетке.
А ты чего смотришь? С тобой что ли беседовать?!
Дориан не появлялся уже несколько дней и весь особняк был, по сути, к услугам Офелии, но какой в том прок? На всем лежала печать графской собственности, и девушка по-прежнему чувствовала, что за пределами спальни ей не принадлежит ничего. Напротив, столько у нее уже отнято: он отравил для нее музыку, осквернил книги. Как хочется в отместку украсть что-то и у него! Пойти без спросу возлечь в восточном будуаре, перепутать охотничьи трофеи или вторгнуться в его кабинет? А есть ведь и третий этаж, нежилой, всегда темный, который не показала ей даже миссис Карлтон при первом осмотре. Наверняка Сфинкс что-то там прячет! Не фамильная усыпальница и не замок в горах, как в романе миссис Радклифф, но со скуки сгодится
В приятном возбуждении Офелия устремилась вглубь коридора, вспомнив, как в детстве лазала с кузеном Генри по чердакам и подвалам, пугая его страшными сказками. Да он позеленеет от зависти, когда прочтет в письме о ее похождениях! Одни двери здесь приоткрыты на щелочку, за другими белеет мебель в чехлах. Стоит вообразить, что это призраки бывших хозяев, и кожа сладостно похолодеет. Сюда бы еще паутины и пыли!
Вот галерея с портретами членов семейства. Медля у каждого, Офелия подносит свечу как можно ближе к холсту и приглядывается к чертам тех, чья кровь течет в жилах Дориана. Кто же из них передал ему свое совершенство? Здесь и господин в елизаветинском кафтане[20], и другой в напудренном парике безусловно, род Рэдклиффов знатный и древний, но даже лучшие из него не потягаются с тем, кого нет в галерее. Дориану не нужен портрет он сам будто картина, в которой творец собрал всю рукотворную красоту.
Утрачен и портрет лорда Уильяма остался лишь след на стене, впрочем, Офелия помнит, как мало сходства у сына с отцом. Последние надежды на мать: она замыкает род Рэдклиффов, молодая, в синем платье по моде шестидесятых годов. Мраморные плечи обнажены, а темные, почти черные букли обрамляют осунувшееся и бледное личико. Запечатленная, должно быть, в первые годы замужества, женщина эта нежна, как белый ирис в ее хрупких пальцах но как же отлична ее прелесть от чувственности Дориана! В его сердоликах пляшет огонь, а от ее серых глаз, больших и полных печали, повеяло холодом, словно ей было трудно позировать, словно сама она memento mori, преходящая и ускользающая красота.
Простившись с женщиной в синем, Офелия продолжила путь. Ее по наитию влекло туда, где виднелась последняя закрытая дверь. Офелия потянула за ручку, но отдернула пальцы, заметив упавшую сзади чужую тень.
Увлеченная, она не знала о преследователе, но теперь ощутила его дыхание у себя на затылке. Вместо крика у Офелии вырвался вздох, погасивший свечу, но Рэдклифф крутанул ручку рожка, и на стене зажегся ряд газовых ламп.
Вы что здесь забыли, мисс Лейтон!?
Слова его прозвучали непривычно резко и громко. Его дыхание клокотало, не то от подъема по лестницам, не то от явного раздражения. Почему он злился? И отчего у Офелии опять разгорелись в его присутствии щеки?
Я Я всего лишь
Вы любительница опасностей и приключений, по-отечески строго сказал Дориан, но в голосе проскочила нотка нервозности. В вашем духе пойти одной черт знает куда на ночь глядя. Читайте меньше мрачных романов, а то возомните на мою голову, что Рэдклифф-холл это замок Удольфо[21].
Его пальцы сомкнулись вокруг запястья Офелии, не больно, но по отношению к женщине дерзко.