Я кивнула. Анфиса была примерно нашего возраста, довольно крепкая женщина, с каштановыми длинными волосами, забранными в тугой узел на затылке, смуглая, и совсем не походила на своего розовощёкого двоюродного брата. Она мельком взглянула на нас с Наташей, кивнула нам, потом достала телефон и стала кому-то писать. Григорий Иванович пошёл за билетами, я пошла с ним, оставив Наташу и Анфису в полном молчании. Судя по всему, Анфиса не очень была расположена к общению. Пальцы мои, когда я встала в очередь за Григорием Ивановичем, слегка закололо. Всё-таки я правильно сделала, что поехала с ними. Мы купили билеты и вернулись к Наташе и Анфисе. Я специально встала рядом с Анфисой, но так и не поняла, это уже она добавила в мои пальцы иголок, или всё ещё я так чувствую Григория Ивановича.
Девочки, взяли купальники? Спросил нас Григорий Иванович Речка хоть у нас и мелковатая, но чистая и дно хорошее, мелкая галька. В основном, купаются, конечно, ребятишки, которые приезжают на лето в деревню, но я знаю место, где воды по шею, там хорошо плавать. У нас там имеется и местная достопримечательность огромный рукотворный курган, памятник советского времени. Привезли давным-давно щебёнки, с десяток машин, для строительства дороги, да что-то не случилось её построить. За все эти годы на эту гору камней намело пыли и земли, и случайно попали семена совершенно экзотического для Урала растения родиолы морозной. Видимо, птицы перелётные занесли, родина-то у родиолы на Алтае. Это растение высокогорное, но на куче щебня ему тоже понравилось. Правда, год на год не приходится, иногда почти весь покров вымерзает, но иногда вся куча зацветёт враз. Красиво.
Объявили нашу электричку, Григорий Иванович подхватил свою сумку и Наташину, и мы пошли на платформу. Народу было много, но мы очень удобно заняли всё купе, и к нам больше никто не подсел. Всю дорогу Григорий Иванович рассказывал нам, вернее Наташе, как он ездил в свой отпуск в Карелию, на Соловки, на Валаам. Рассказывал он интересно, Наташа умилялась, глядя на него влюблёнными глазами, а мы с Анфисой сидели молча, глядя на пробегающие за окнами электрички залитые солнцем пейзажи. Через два с половиной часа мы приехали в Красные Орлы. Несмотря на громкое название, это оказалась небольшая станция, совершенно милого деревенского вида. Само здание станции было выкрашено в небесный свет, который почти сливался с голубизной неба.
Рядом со станцией на стоянке стояло несколько машин, и Григорий Иванович уверенно пошёл к одной из них. Старый, видавший вида Жигулёнок, выкрашенный в цвет пожарной машины, принадлежал дяде Степану, соседу родителей Григория Ивановича, бодрому старичку лет семидесяти. Дядя Степан, увидев такой немаленький женский коллектив, который вместе с Григорием Ивановичем направлялся к его машине, приободрился, выскочил из машины, радостно открывая багажник, и сразу спросил:
Это все к нам?
Мы поздоровались, и Григорий Иванович представил нас с Наташей. Анфиса только кивнула дяде Степану и сразу села на заднее сидение. У дяди Степана возник следующий вопрос, и он не стал долго тянуть, сразу спросил:
Гришка, а которая твоя?
Да обе, дядя Стёпа, обе! Григорий Иванович засмеялся, укладывая рюкзак и сумки в багажник А ты что так резко встрепенулся? Смотри, тёте Гуте не понравится!
Григорий Иванович сел впереди, а мы все трое плотненько втиснулись на заднее сиденье. До деревни Каневка мы доехали минут за сорок. Могли бы и быстрее, да дядя Степан берег своего железного коня, больше сорока километров мы не ехали. Григорий Иванович, как профессиональный экскурсовод, всю дорогу нам рассказывал о памятных местах, где прошли его детство и юность. Буквально каждый перелесок, каждая поляна, мимо которых мы ехали, была связана с каким-то событием в его жизни. Места, конечно, были очень красивые. Хотелось выйти из машины, сбросить обувь, прогуляться по зелёной травке, между стройных берёзок, и нарвать букет ромашек, которые, словно маленькие солнышки, рассыпались большими светлыми пятнами по кромке леса.
Деревня была небольшая, буквально две с половиной улицы, но улицы были длинные, повторяющие профиль речки, на берегу которой деревня и располагалась. Деревня была вся такая чистенькая, с покрашенными заборчиками, с цветами в низеньких палисадниках, с аккуратными поленницами под шиферными крышами. Все дома были похожи друг на друга, словно строили их когда-то под копирку. Ставни на окнах были у всех домов голубые, словно мода такая была, а может, в магазине на тот момент была краска только такого цвета. Мы свернули на улицу, за огородами которой блестела неширокая речушка.
Вот и приехали. Сказал Григорий Иванович, когда мы остановились у большого дома под шиферной крышей, с большими окнами, выходящими на улицу, и с широкими деревянными воротами, гостеприимно распахнутыми настежь. О, нас уже ждут.
Мы вышли из машины, а из калитки показалась сначала старушка в чёрном платке и в длинной чёрной юбке, а за ней следом вышел высокий старик, с седой короткой бородкой и в соломенной шляпе. Старушка, увидев Григория Ивановича, поспешила к нему и обняла его. Григорий Иванович тоже нежно обнял её, а потом повернулся к старику и похлопал его по плечу. Старик повернулся к Анфисе:
Не узнаешь, наверно, родные края? Сколько тебя здесь не было десять лет или больше? Они обнялись с Анфисой.
Тринадцать. Узнаю́. А что тут у вас поменялось-то? Всё то же, как и много лет назад.
Ты что Анфисушка, номер поменяла на телефоне? Спросила, повернувшись к ней старушка Мы тебе звоним, звоним, а ты не отвечаешь?
Да, сменила. Анфиса подошла к старушке и слегка приобняла её Как живы-здоровы?
Видишь, живы. А здоровье уже стариковское, если про него говорить, так и до дому не дойдём, хоть до завтра можно рассказывать.
Григорий Иванович заторопился нас представить:
Мам, это Наташа, моя хорошая знакомая, а это её подруга Ольга. А это моя мама, Вера Петровна, и отец, Иван Рафимович.
Мы с Наташей улыбались, хотя, мне кажется, что Наташе рекомендация «хорошая знакомая» не очень понравилось. К нам вышла из соседнего дома ещё одна старушка, видимо, жена дяди Степана, кругленькая, маленькая, словно колобок. Она подслеповато оглядела нас и спросила:
А какая Анфиска-то? Не узнаю я, совсем слепая стала. Она приехала?
Анфиса подошла к ней и сказала, взяв её за руку:
Тётя Гутя, это я. Что, так сильно изменилась?
Так я без очков выбежала, совсем ничего не вижу. Выписали капли, да мне они совсем не помогают. Только зря деньги заплатила. Я говорю нашей докторше
Да ладно, потом расскажешь! Вера Петровна махнула рукой на тётю Гутю Люди с дороги, дай им хоть передохнуть. Анфиса тут надолго. Да, Анфиса? Успеете ещё, наболтаетесь. Пошлите в дом. Гриша, бери сумки. Стёпа, спасибо. Гутя, приходите вечером, посидим.
Мы все направились во двор. Двор был тёмный, весь покрытый шиферной кровлей, как и сам дом, кругом были всякие постройки, сараи, всё было добротное, крепкое. И порядок кругом был, чистота, во дворе даже до дверей половик был постелен. Мы зашли сначала на длинную остеклённую веранду, где стояли столы с пустыми перевёрнутыми банками, по стенам на гвоздях висели пучки трав, под окнами стояли мешки, то ли с крупой, то ли с мукой. В дом вела невысокая лестница, тоже застеленная светлым половиком. Большая комната, в которую мы зашли, была на три окна, выходящих на улицу, и одно окно выходило на веранду. Посреди комнаты стоял круглый стол, вокруг него четыре старинных стула с круглыми спинками. Русская печь отделяла большую комнату от кухни, вдоль стены которой стоял довольно современный кухонный гарнитур. В углу комнаты стояла широкая кровать, покрытая узорчатым синим покрывалом, и увенчана она была тремя огромными взбитыми подушками, с накинутой на них прозрачной накидушкой. Рядом с печкой друг на друге стояли два массивных деревянных сундука, потемневшие от старости. Углы у них были оббиты тонким чёрным железом с фигурными завитками. На столе уже стоял свежеиспечённый пирог, запах которого мы учуяли ещё во дворе.