Глубокий вдох позволял немного взлететь вверх, и быстро возвращал обратно. Наши грёзы материализуются по щелчку пальца, и пропадают как только мы заметим что они есть. Слова ценнее молчания тогда, когда молчание это единственное что остаётся для защиты, и сейчас я молчал, но не чтобы защитится, а чтобы держаться, а это две совершенно разные сущности, хоть и одной той же крайности.
Вечер даёт нам моральное право не думать о чём-то серьёзном, но я забыл о своих правах. Впрочем, не я один. Тут многие не то что забыли, они просто не знают что такое права, хотя и хотят. Меня не очень интересует политика и всё это, но иногда я подмечаю такие мелочи. Встречая такое, невольно задумываешься о правильности того или иного, а потом теряешься во всём это. Кстати об этом, я пока что не заблудился. Не помню все повороты, но вернуться думаю смогу.
Впереди шли какие-то люди, чаще всего не самые молодые, и сред них я заметил одного парня, на вид мой ровесник. Что-то в нём было, не скрывалось в потёмках глаз, или в карманах штанов, а именно было. Отличался ли он от других? Да не очень, обычная ветровка, без кепки или шапки, которые бы закрывали его чуть взъерошенные волосы, но они были слишком длинные, в таком состоянии, когда немного длиннее будет красиво, а вот так чувствуется недоделанным. В общем, он цеплял взгляд, это было ясно.
Во мне тогда что-то загорелось, захотелось просто сделать хоть что-то. Не знаю чем это было обусловлено, но в ту секунду я почувствовал такую свободу, как будто я был на волне. Она вела меня туда, куда мне всегда был закрыт проход. Мне хотелось потянуться, взяться за ручку и отпереть заветную дверь. К чему бы она не вела, это было важнее чего-либо. Важнее страха, ценнее тюрьмы.
Извини, сколько времени? Я повторил это в голове несколько раз, и вот, когда он проходил мимо меня, сказал смотря на него снизу вверх. Я продолжал сидеть на бордюре, держа руки на коленях, пока низ штанины касался холодной бетонной дороги. Это напоминало о ужасе и страхе, но было не так сильно. Тем более, я уже это сделал.
Он посмотрел прямиком на меня, не давая ни секунды для защиты, и сказал голосом, больше мелодичным, чем мягким, но и не нежным, это было похожее на лаванду зимой.
Уже около часа, ты пьян?
Отрицательно помахав головой, я ударил два раза ладонью слева от себя, наклоняя голову в ту сторону. Этого было достаточно, чтобы он понял. И на удивление моего сонного, ничего не осознающего мозга, он сел рядом со мной. Он и правда вот тут, незнакомец. На пару мгновений я подумал, что совершил грубую ошибку, но по правде, это была великолепная глупость. Великолепие не развеялось и после того, как он снова заговорил, взирая одним глазом на мой профиль, а другим перевязывая свой ботинок.
Так что ты тут делаешь?
У тебя красивые кроссовки, кто рисовал?
На них были различные рисунки, и даже какие-то иероглифы. Они явно несли в себе смысл, не были обычной шуткой, которую делают в промежутке дел. Это было особенно, предназначалось для того, кто понимал их историю. А для других это было загадкой, причиной вопросов, заинтересованных взглядов, таких как мой.
Брат.
А ты почему тут? Мне понадобилась неловкая пауза, чтобы снова начать диалог, или что это было.
Возвращаюсь с ночёвки. Так, а ты? Я всё же первым спросил.
Как тебе сказать, прогуливаюсь тут и там.
Сбежал?
Именно тогда я и понял что это была хоть и глупость, но такая хорошая, нужная. По мне пробежала дрожь от его слов, вопросов. Был на ночевке, брат, сбежал. Я выделял конкретные слова, и придавал им окраску, как будто у всего есть свой истинный цвет.
Лёгкая ухмылка у нас обоих.
Я знаю одно место, пойдём.
Он резко встал, подпрыгнув в конце, смотря на меня так, будто я должен также. Не спросил, а сказал факт, но и достаточно вежливо, заманчиво. Но идти с незнакомым мне парнем туда, куда сам не знаю, и в такое время? Это было слишком даже для меня.
Конечно я согласился, и пошёл за ним.
Меня звал дух юного путешественника, жаждущего познать что-то отличное от всего привычного. Уйти от такого равноценно уходу от самой жизни. Нельзя отказываться от таких возможностей, как бы они не противоречили привычкам и традициям. Ломая одно, мы создаём из его крупиц новое.
И вот таким образом, я молча шёл за ним. Слова не вырывались из меня не из-за стеснения, или того же страха, наоборот, это было любопытство. Оно выражалось не в речи, а в том как я смотрел на него, изучал мелкие движения, их род. Походка была простодушной, и отдавала легкомыслием, но и бесстрашием. Казалось, он видел многое, но пережил ли это, не думаю. Я строил свои предположения лишь по тому, что мне виделось. Правильно это, или нет, не имеет разницы.
Мы остановились, и я уже догадался куда он привёл меня. Это был водный комплекс, и за закрытой калиткой виднелся широкий бассейн, абсолютно безлюдный.
И зачем ты меня сюда привёл?
Просто так решил тебе калитку показать, так думаешь? Он залился смехом, и начал перелезать через забор, и сделал это так быстро, отточено. Не в первый раз.
Ты собираешься, или мне тут палатку уже разложить?
Пришлось повторить за ним, моя рубашка зацепилась за железный прут, и тем самым, дала воздуху проникнуть под неё. Прохлада полилась по моему тела, оставляя после себя лишь мурашки, выраженные не то что пупырышками, а гримасой на моём лице, которая не могла остановить каскад смеха и учтивости.
Я действовал инстинктивно, поддаваясь телу и его прихотям, не думая о чем-то постороннем. Был я, он и бассейн, остальное за кадром. И это чувствовалось так живо, в моменте передавало мне то, что было так далеко от меня, обычная погода затерялась, и на её смену пришла другая. В эту секунду, пока мы оба стояли, за забором, смотря друг на друга, я понял, что не спросил главного. И как я мог это забыть.
А как тебя зовут? Говорил я немного запыхавшись, всё же, не каждый день такие трюки вытворяю.
Альваро, а тебя?
У него были такие густые брови, подчеркивающие толи лоб, толи щёки, которые, впрочем, мало чем выделялись из его общей композиции. А имя, оно играло в ушах как вино, растекалось по буквам в памяти, и отпускало лишь выжав из тебя последние соки. Я сказал ему своё имя, и его реакция была естественной.
Мы продолжали смотреть друг на друга, Андриан смотрел на Альваро, Альваро на меня. В нём виделись нотки спокойствия, но и игристости. Первым начал он начал разуваться, поспешно, отбросил свои ботинки в сторону, хоть они и выглядели недешево. Да и сам он тоже. Он открыл миру свои лодыжки, и после всё оставшееся, и кучка его одежды лежала неподалёку, создавая хаос гармонии, ведь так всё и должно быть. Ведь правда, как иначе может лежать одежда кроме как так, как ещё я мог бы провести эту ночь, если не так. Выбор состоял лишь в том, признаю ли я это или нет. Впрочем, я сделал также, снял рубашку, отстегнул ремень, и он полетел. Живот освободился, стало легче дышать, и тем самым я разделся ещё быстрее. Рукав рубашки касался ткани его штанов. Что это, если не сотворение Адама?
Всё было так знакомо, но и неизвестно для меня. Время приняло обратный отсчёт, вывернулось наизнанку, и поэтому казалось, что его и нет. Что всё это мелкие песчинки, которые ничего не стоят. Я был близок к тому, имя чего ещё не ведал в своей жизни. Это повергало меня в восторг, и не обращая внимания больше ни на что кроме момента, я сперва коснулся кончиком ноги поверхности воды, и убедившись, прыгнул. Просто взял и прыгнул, и этого было достаточно, что ещё могло быть тогда мне нужно. Разве что свобода, но и это, в каком-то роде, свобода, точнее, раскрепощение.
Он немного повременил, и какое-то время смотрел на меня плескающегося в воде, пытающегося убрать волосы от глаз, и потом погрузился в воду. Чувства были так глубоко в нас обоих, что выражались только в покачивании мелких волн, и вибраций в нас самих. Мы не были чем-то целым, даже я сказал бы, мы были так далеки друг от друга, что казались ничем. Но когда что-то сводится к нулю, то от этого и начинается бесконечность. Я не искал в то тот вечер ничего подобного, да и меня не нашли. Скорее, просто так случилось, и причин тому нет, виновных тоже.