И они верили! Люди верили! Им этого было достаточно для спокойствия. Никто даже не пытался пошевелить извилинами хотя бы на шаг дальше и спросить себя: а может ли происходить хоть что-то без ведома и разрешения Друга? Без участия того, кто одновременно находится в каждой камере, каждом метафоне, каждом аэромобиле? Даже если ты «крыса» и не пользуешься метафоном, он может считать звук по вибрации стекол в твоей квартире, может подключиться к метафону соседа за стеной А еще он способен предсказывать поведение людей по анализу их постов в соцсетях, типу темперамента, медицинским данным и особенностям биографии. Поэтому, людей иногда забирают даже до того, как они успели что-то сделать. А только лишь подумали об этом
Друг все видит, все знает. Он глядит в душу каждого Так говорит моя мать, прихожанка Церкви Дружбы.
Стук повторился. И тут я понял, что стучат не ко мне, а к соседу. Страх и сонливость усилили громкость во много раз, заставив меня по-настоящему попрощаться с жизнью.
Оглушительный грохот выламывают дверь. Я жадно прильнул к глазку и увидел, как оперативники, закутанные в броню с пурпурными накидками, разносят в щепки хлипкую деревянную дверь прямо напротив моей квартиры. Затем выводят сгробленного лысого старика со скованными за спиной руками. Следующий за ним оперативник несет под мышкой неопровержимые свидетельства преступления: сборник стихов и пару низкопробных эротических романов, насколько я смог разглядеть обложки.
Я вспомнил о заказе, который вчера получил от Дзеты и ощутил, как холодная рука сжала горло. Я так испугался вчерашней тревоги в центре, что позабыл спрятать его в тайник! А что, если они решат обыскать соседей?
Я замер, стараясь не издавать ни звука. Куртка со свертком в кармане висела прямо передо мной на дверном крючке. Пока я судорожно думал, куда его можно перепрятать, кто-то подошел к моей двери и властно постучал.
Сердце будто пропустило несколько ударов. Вся жизнь пронеслась перед глазами. Все, мне конец.
Нужно открывать. Чем дольше молчу, тем подозрительнее. Они наверняка знают, кто из жильцов дома, а кто нет. Надо открывать
Глубоко вдохнув, я потянул щеколду, приоткрыл дверь и столкнулся взглядом с оперативником.
Лицо его было будто высечено из камня массивный подбородок, почти квадртаная челюсть. Серые глаза смотрели сквозь меня по мерцающему метафону на его виске я понял, что он изучает информацию, подаваемую в мозг этим хитрым устройством.
Ваше имя, раздался холодный голос.
Ро, еле слышно ответил я.
Говорите громче.
Ро!
Знаете человека, который живет напротив? оперативник чуть отстранился, позволяя мне обозреть повисшую на одной петле дверь.
Нет. Видел пару раз, но не общались.
Почему?
Не хотелось.
Почему вы не пользуетесь метафоном?
Я запнулся, тщательно взвешивая каждое слово.
Наш мудрый Друг говорит, что это добровольно. Я бы не хотел, чтобы мне лезли в мозг.
Почему? Вам есть, что скрывать?
Нет. Просто хочу оставаться чистым.
Я поморщился, запоздало поняв, что подобрал не очень хорошее слово. В такой логике получается, что те, кто носит метафоны не чистые. И оперативник мгновенно это просек. Рука его опустилась к кобуре на поясе.
Медленно сделайте шаг назад, не совершая резких движений.
Я обреченно выругался про себя и сделал, как велено.
Оперативник вошел, внимательно оглядывая каждый миллиметр моего жилища. При свете дня оно выглядело довольно жалко. Кровать, стол, стул, шкаф с одеждой. Холодильник, забитый едой с истекающим сроком годности, собираемой на фуд-шерингах возле супермаркетов. Единственное, что выделялось посреди комнаты на крюке, вбитом в потолок, болталась красная боксерская груша.
Занимаетесь спортом? усмехнулся оперативник.
Да, для здоровья, поспешил ответить я, пряча за спиной руки с покрытыми коркой костяшками.
Думал я лишь об одном: когда оперативник зашел, он прижал входную дверь с висящей на ней курткой к стене. И теперь, когда будет выходить, заметит ли он это? Больше бояться было нечего как опытный фарцовщик, я железно следовал важному правилу: никогда не хранить товар в жилище.
Оперативник прошелся по комнате, заглянул под стол, пощупал грушу, кинул взгляд на балкон, порылся в шкафу, брезгливо потыкав мою одежду. Вдруг его метафон снова заморгал, оперативник замер, мысленно отвечая на сообщения, и стремительно направился к выходу.
Ладно, крыса, живи пока что, тихо бросил он через плечо.
Я закрыл за ним дверь, задернул щеколду, подошел к груше и обрушил на нее град ударов, снова раня едва зажившие костяшки.
Красный цвет это хорошо. На нем не так заметны пятна крови. Чем больнее мне становилось, тем быстрее выходили наружу гнев, страх и ненависть, густо перемешанные в ядовитый коктейль.
-
Проводив взглядом аэромобили Директората Безопасности, улетающие прочь из нашего гетто, я обработал руки и достал из кармана сверток, который чуть было меня не погубил. Развернул оберточную бумагу.
«Лекарственные растения Карелии». Госиздат, 1958 год. Петрозаводск, Карельская АССР.
Прекрасно. Именно то, что я искал.
Осталось найти еще две книги, и я буду готов. Одна из них «Волович В.Г. С природой один на один: О выживании человека в экстремальных условиях. М.: Воениздат, 1989». Судя по описанию, которое мне удалось урвать в одном старом библиотечном каталоге, это было отличное советское пособие. Автор в 19711983 возглавлял отдельную научно-исследовательскую лабораторию, занимавшуюся проблемами выживания летчиков и космонавтов после вынужденного приземления в безлюдной местности или приводнения. Как обещало описание, «читатель почерпнет из книги ценную научную информацию об особенностях жизнедеятельности организма человека в трудных климатических условиях, узнает о дикорастущих съедобных растениях джунглей и пустыни, о ядовитых змеях, о ловле рыбы с помощью растительных ядов и многом другом, он получит много полезных советов, как вести себя в условиях автономного существования: ориентироваться, строить убежища, добывать воду и пищу, оказывать первую медицинскую помощь и т. д.».
По второй из оставшихся книг такой конкретики не было я просто запросил у Дзеты кулинарное пособие, написанное простым и понятным языком, с упором на продукты естественного происхождения.
Жаль, что не вышло получить их сегодня. Я так ждал. Как только соберу их все, то смогу, наконец, сбежать. Прочь из этого города, прочь от этих людей, добровольно сдавших себя в рабство, отказавшихся от свободы для себя и своих потомков.
Затеряться в лесах. Научиться жить одному, вдали от цивилизации. Стать добровольно Робинзоном и надеяться когда-нибудь набрести на своего Пятницу. Или Дон Кихотом и искать своего Санчо Панса. Так тоже можно посмотреть на мой план как на безумие старого идальго, отправившегося на заранее обреченную войну со здравым смыслом.
Я не знал, насколько реалистичен этот план. Не выследит ли меня Друг? Не вернет ли обратно? Способна будет ли еще природа, изнасилованная за последние десятилетия войной и последовавшим за ней сверхрасширением производства, прокормить меня?
Мне было уже плевать. Я не мог жить, не мог дышать здесь, где ощущал себя заклеймленным, неправильным, бракованным и отверженным, самым одиноким существом в мире.
Виноват ли я в том, что у меня есть глаза и уши, в отличие от 90% стада? Виноват ли я в том, что вижу, куда все движется и слышу звон мясницкого ножа? Овцы думают, что пастух построил загон и кормушку для заботы о них, а вовсе не для того, чтобы содрать с них шкуру и мясо положить на тарелку. И каждого, кто пытается развеять их уютную иллюзию и вывести из загона они сами же забодают до смерти. Так сгиньте же все до последнего. Я буду спасаться сам. Я не наивный романтик, чтобы жертвовать собой и пытаться за уши вытянуть на свет того, кто упирается всеми копытами.