Не так проходил заезд, не так, доказывал какой-то шикарно одетый мужчина с огромным золотым перстнем на пухлой руке. С первого номера повела Веселая. При выходе из поворота ее перехватил Гастролер. Гладиатор шел третьим, на втором повороте он выдвинулся и с поля вступил в борьбу с Веселой. А по бровке ее захватывал Гастролер, и Веселая сбилась. Тут Борис, Гуров догадался, что рассказчик говорит о покойном наезднике Логинове, в сильном посыле удержал Гладиатора на полкорпуса впереди Гастролера.
Зачем мудрить-то было? спросил неказистый мужчина и бесцеремонно взял из пачки Гурова сигарету (Лева забыл, что все еще держит ее в руках). Нина на Гладиаторе как на противоположную прямую выходит, выезжает вперед на два корпуса, так и привозит их за милую душу.
Верно, что Логинова зарезали?
Ну, трепачи. Сегодня хоронили, я сейчас с кладбища. Поддал Борис, упал, виском об железяку
Говорят, его Гладиатор стукнул
Разве Гладиатор может ударить наездника, ты что, ошалел?
Да спился Борис. Видал, как ипподром в него не верил? За Гладиатора дают три целковых. Нина ехала бы, так за Гладиатора в одинаре рупь тридцать давали бы. Борька ехал, против и играли, считали, проиграть может.
Кто-то крупно играл против Гладиатора. Сотенную поставил, верно говорю?
Сто? мужчина с перстнем рассмеялся. Больше, гораздо больше.
Когда едет Гладиатор, я вообще не играю, сказал маленький мужичонка, все одобрительно закивали. Он выиграет копейку получишь, против него играть дураком надо быть.
Вот-вот, а кто-то против него такие деньги зарядил. На что человек рассчитывал?
Открылись кассы. Разговоры прервались на полуслове, и все устремились на ипподром. Лева пошел в обход, к конюшням.
Обогнув ипподром, он оказался у служебного входа, ведущего непосредственно к конюшням, достал свою бумажку из редакции, гадая, возымеет ли она необходимое действие. На него никто не обратил внимания, точно так же, как и на конюшне, где все было иначе, чем вчера. Ни тишины, ни покоя, все чем-то заняты, если и отвечают на приветствия, то лишь рассеянным кивком. Леве все-таки удалось переброситься несколькими фразами с конюхами, он узнал: кормят лошадь за четыре часа до езды, за полтора проминают, затем вытирают пену, перебинтовывают ноги. Лева записал все в блокнот.
У конюшни прогуливались люди, обстановка свободная, внутрь может войти кто угодно. Прогуливаются жены наездников и конюхов, проявляют интерес к результатам заездов, знают лошадей по именам, иногда держат их при мытье.
Приехала с разминки Нина, отдала лошадь, пересела в другую коляску и вновь уехала. На Гурова она даже не взглянула.
Вокруг все в непрерывном движении: распрягают, моют, поят, прогуливают, выводят, вновь запрягают.
Что же ты такой дурак? Когда ездить научишься? слышался укоризненный голос Нины. Гуров стоял в стороне, понимая, что она проиграла и сейчас ей не до разговоров.
Снова все убежали на круг, Гуров один бродил по конюшне, старый Рогозин вилами ворошил сено. Очки, сползающие по потной переносице, делали его похожим скорее на бухгалтера, чем на конюха. Гурову стало стыдно своей праздности и никчемности, он предложил конюху помощь.
Не надо. Мне помогать не надо, раздраженно ответил Рогозин, почти крикнул, воткнул вилы и ушел в темноту конюшни. Леве казалось, что оттуда, из темноты, стекла очков сердито поблескивали в его сторону. Рогозин переживает смерть Логинова? Они были ровесниками. Присутствовал Рогозин сегодня на похоронах или нет? И ему, Гурову, не мешало бы сходить. Шляпа. Первое самостоятельное дело, надо работать, он же топчется здесь без толку.
Молодец. Только что ты на дорожке выделывал? к конюшне подъехала на взмыленной лошади Григорьева. И чеку порвал зачем? И что это за лошадь такая несуразная? Стой, говорю.
Коля уже выпрягал, излишне суетился, сиял веснушками. Нина пыталась сохранять серьезность, однако улыбка светилась в глазах.
Молодец, Нинок! крикнул, направляясь в соседнюю конюшню тоже на взмыленной лошади, наездник. Гуров услышал, как он говорил своему конюху: Как выиграла, как выиграла, стерва.
Так ведь дочка Петра Степановича, распрягая, отвечал конюх. Кровь одна. Династия.
А Нина, присев у ворот конюшни на какой-то ржавый каркас, прихлебывала из пакета молоко и смотрела, как Коля и Рогозин запрягают гнедую кобылу. Лошадь перебирала ногами, казалось, ей доставляют удовольствие многочисленные ремни, железный мундштук она взяла охотно, при этом все время косилась на Нину, отлично понимая, что эти двое сейчас уйдут, а Нина сядет сзади, возьмет вожжи и хлыст.
Нина Петровна, уныло заговорил Коля, и Гуров понял, что конюх сейчас начнет просить. Нина Петровна, повторял он еще протяжнее, поглаживая лошадь и выглядывая из-за нее, как из засады.
Да черт с тобой, делай, как желаешь. Нина смяла пустой пакет, вытерла ладонью лицо и взяла у Рогозина вожжи. Балуешь парня, Михалыч. Он же этого абсолютно, произнесла она длинно, нараспев, не стоит.
Только она отъехала, как Коля обратился к Рогозину:
Классный мастер, скажи? Как Алмаза привела?
Топай, топай. Связал Алмаза с Верочкой? Рогозин взглянул в сторону ипподрома. Может приехать, вполне может, пробормотал он и ушел вглубь конюшни.
Коля через приятелей поставил деньги, хотя работникам конюшни играть категорически запрещалось. Он поставил на дубль Алмаз Виринея. На Алмазе Григорьева выиграла, теперь Колин успех зависел от резвости Верочки и мастерства наездницы. Конюх стряхнул с себя ковбойку, направился к крану и только сейчас заметил Гурова. Смотрел на него долго, решая, слышал или нет, коли слышал, то понял ли? Гуров спокойно выдержал взгляд конюха, открыл блокнот и записал: «Конюх Коля играет».
Пишешь? Коля начал мыться, брызгаясь и фыркая, продолжал: На час раньше ухожу, а разговоров-то, будто Михалыч одну Верочку не примет и не умоет. Последняя от нас пошла, понял? Так ты зря тут стоишь.
А бега еще не кончаются? спросил Гуров.
Шесть заездов осталось.
Строгая у вас начальница, поддерживая разговор, сказал Гуров. Наверное, при Логинове легче жилось?
Коля сосредоточенно мылся, Гуров решил уже, не дождавшись ответа, идти на круг, когда конюх прополоскал рот и сказал:
Я у него не работал, пришел, уже эта заправляла, взглянув на Гурова, он неожиданно рассмеялся и подмигнул. А ведь кто-то ее а? Целует кто-то, говорю, а?
Думаю, что это неинтересно, ответил Лева. Ему не понравился такой оборот разговора.
Чего? Нинка не интересна? Коля поперхнулся от возмущения. Ты чего понимаешь, писатель? Со стороны поля донеслись частые удары гонга. Коля плюнул Гурову под ноги и убежал внутрь конюшни.
Гуров пошел к трибунам. Он один пересекал широкое поле, казалось, все зрители только на него и смотрят. Наконец поле кончилось, у калитки стояла женщина с повязкой, Лева представил, как бы на его месте поступили Птицыны, и вместо уже почти слетавших с языка: «Здравствуйте, извините, пожалуйста», коротко обронил: «Пресса» и прошел на трибуны. Они напоминали трибуны стадиона, только публика здесь в основном не сидела, а стояла, ходила, даже бегала. Под ногами настил брошенных билетов тотализатора. Совсем недавно все эти картонные квадратики были рублями. Гуров выбрал одиноко стоявшего мужчину, который нетерпеливо поглядывал на электрическое табло, и, протянув пачку сигарет, сказал:
Простите, пожалуйста, у вас спички не найдется?
Мужчина взял сигарету, чиркнул зажигалкой, они закурили.
Простите, я в первый раз
Молодец, и не ходи сюда, перебил Гурова мужчина. Дурачково поле. Помнишь, Буратино золотые закапывал?
Кот Базилио, лиса Алиса. Помню, Лева рассмеялся.