Уважал котяра только комэска. Мухалев каждый раз бесцеремонно брал его, трепал по огрызкам ушей, взвешивал на руке и говорил:
Николай Семенович, думаю представить тебя к награде. Если Бомбовоза сбросить на головы противнику, урон будет как от тонной бомбы.
Сейчас Бомбовоз молчал, прижав уши и прищурив желтые глаза. Нехороший признак. Но и беседа с новым начальством в лице Прохорова вызывала во мне скуку. Я пробуксовал пару шагов из вредности. Кота за ухом почесал, на руки его взял. Чувствую, зря. Кот напружинился, когти мне под кожу всадил. И короткими очередями принялся издавать недовольные утробные звуки. Алексей в это время, естественно, вперед вылез:
Товарищ начальник, разрешите доложить, капитан Данилин и старший лейтенант Морозов в ваше распоряжение прибыли. Сержант Климов прибудет завтра по причине нахождения в наряде. Ефрейтор Галюченко отбыл в распоряжение зампотылу.
Вот ведь, я этого Прохорова начальником в шутку называл, а теперь как накаркал. Между тем, уже было не ясно, кто из нас кого держал, кот меня, вцепившись в руку и подрыгивая задними лапами, или я кота за загривок, который сначала мирно почесывал, а теперь ухватил намертво. Шкурой прочувствовал, что идея почесать зверюшку, пока мой штурман с физиком беседовал, была на редкость неудачной. А вопли Бомбовоз издавал все напряженнее.
Да бросьте, пожалуйста, вы эти формальности. Я ведь говорил, меня Прохором зовут, приезжий мягко улыбнулся, посмотрел на меня: Вы ведь Михаил Юрьевич?
Оказывается, уже и имя отчество известно, мое дело ему еще до приезда показали. А может, и всех командиров экипажей, много ли нас в эскадрилье дальних бомбардировщиков? Черт котяра обхватил передними лапами руку, как опытный борец, поудобнее, значит, залег гад Он мне начинал надоедать. Я оглянулся в поисках подходящего каземата для Бомбовоза.
Так точно, Прохор Алексеевич, бодро отвечаю.
Открываю стоявший на земле пустой бак, бросаю туда кота и накрываю крышкой. Все смотрят на меня.
Ну не надо по отчеству. Прохоров со своего насеста, снизу вверх, взглянул на нас, встал, неловко качнувшись на длинных ногах, подпертых лавкой. Уронил этот свой котелок и рассмеялся: Нам ведь вместе работать.
Прохоров поднял котелок, подошел к баку с Бомбовозом и открыл крышку. Я так понял, что он вздумал животное спасти. Зря. Кот повис на нем и в два прыжка оказался на голове. Физик самую малость побледнел, погладил неуверенно Бомбовоза, получил лапой и растерянно рассмеялся, уставившись на красные полосы на руке.
Зверюга, уважительно сказал он.
И так по-доброму он это выдал с Бомбовозом на голове, еще и «зверюга», будто мысли мои прочитал. В общем, не Прохором он сразу стал, а Прошей.
Ну и вы меня Михаилом Юрьевичем не наворачивайте, ответил я.
Морозов, наверное, то же самое почувствовал, потому что сказал:
Вас где разместили? Если что, то лучше к нам. Все равно к кому-то подселяться, землянок свободных нет.
Прохор, и на «ты», протянул вдруг решительно руку Прохоров.
Михаил, на «ты», кивнул я и осторожно снял притихшего Бомбовоза с его головы.
Алексей, улыбаясь, тоже руку протянул.
Глава 4. Плавучий мотоциклет
Вечером Морозов начистился, побрился, воротничок свежий пришил, еще раз в зеркало на физию полюбовался, ладонью щетину попробовал. Кивнул сам себе. Годится, значит. Никак на свидание намылился, к ближнему бою готовился. А морда сияла как чайник на кухне у Николая Семеныча. Гимнастерку дернул, увел за ремень. Да хорош, хорош, что суетиться-то, нервничает, что ли? Почему нервничает? Был он чуть ниже меня ростом, спортивный, отличная выправка, русые волосы под ежик. Подмигнул сам себе. Ну мог бы медаль прицепить «За боевые заслуги» он получил, еще до того, как в мой экипаж попал но не стал. Одобряю, не на парад ведь. Алексей обернулся, фуражку надел и сообщил:
Пройдусь. До медпункта, откашлялся в кулак, глянул исподлобья.
Выдвигайся, усмехнулся я.
Сообщает черт предприимчивый, чтобы не встретиться там. Нет, а с чего бы это нам и не встретиться? Хожу, к кому хочу Сегодня я не собирался к ней, да. Даже вот не вспомнил. А Морозов отправился, и зло взяло. Я сел на кровати. Ну, что мне эта Софья Пална. Софья. Соня примерился я. Подходит ей имя. Глаза большие, как у совы. Соня Сонечка Почему-то вспомнилось, как у землянки комэска опять ближе к вечеру пересеклись. Смешно встретились. Я туда, она оттуда. Вылетела, снизу бежит, я не успел отступить. Ну, скажем так будто не успел. Налетела на меня на верхней ступеньке, нос к носу, ладонью в грудь мне даже ткнулась, и близко так глаза ее эти растерянные. Серые или зеленые? Рукой пуговки на гимнастерке у себя поправила. Запястье тонкое. Пальцы в волосы запустила и губы скривила вопросительно. Потом вдруг улыбнулась, поняла, значит, что я дорогу-то перегородил, и пауза затянулась. Но не хитро улыбнулась, как Вера, не язвительно, как Анна обычно делала, будто без нее, понятное дело, жить не можешь. Не-ет, тут другое было, такое мелькнуло на ее лице, как если бы рада она мне одному, что ли. Что за улыбка такая. И дурацкая шутка моя показалась грубой. Опять чинно раскланялись, опять она дереву кивнула.
Я прошелся по землянке туда-обратно. Поднялся наверх. Закурил. Смотрю, Алешка у кухни с Верой поварихой, помощницей Николая Семеновича, снисходительно беседует. Попробуй не увидь, да и смех Верин колокольчиком далеко слышно. Федин выскакивает от Мухалева и замечание поварихе делает, а сам все лысину нервно вытирает, ревнует он ее страшно. Но, как говорит Галюченко: «Такой ширины организм женский тише смеяться и не может, ты хоть что ему делай, хоть сам комэск наряд вне очереди влепи!»
Ну, да Галюченко тоже неравнодушен к Вере. А Вера все Морозову борща подливает да второе с добавкой выдает, краснеет. А если он еще и пошутит, то ее на смех этот пробивает. Федин же облезть готов от злости. Такой вот треугольник с гипотенузой.
Морозов заметил меня, но сделал вид, что не видит. Только челюсть больно независимо вперед выехала. Я ухмыльнулся, вернулся в землянку, разделся, вытянулся на кровати и уснул. Пока проваливался в сон, успел решить, что во всем виновато ее имя. Соня. Мягкое чересчур. Вот меня и переклинило. Была бы она Фекла, например. Или Дарья. Да мне и так как-то все равно. Пусть хоть Айседорой Дункан зовется или Матой Хари А вот Морозов пусть подальше от нее держится
Проснулся я оттого, что кто-то меня тряс за плечо. Глаза открыл, темнотища. Тревогу проспал?!
Тревога?! рявкнул в темноту. Проспали?!
Тихо, не ори ты. Пошли, поможешь, по дороге все расскажу, приглушенно ответил штурман, а сам вроде бы уже у выхода топчется.
Я выскочил за ним, одеваясь на ходу, и мы побежали вприпрыжку. А вокруг тишина, ночь лунная, черные тени от деревьев протянулись по земле, в глазах от них мелькало. Алексей говорил на ходу:
Федин меня у Веры застал
Я хмыкнул, споткнулся, чуть не улетел. Тем временем, уже подбежали к землянке комэска, сбавили ход. Пришлось уточнить для прояснения обстановки, за что отвечать придется.
Шею тебе Федин намылил? Или ты ему?
Да нет, ухмыльнулся штурман. Я к Верке в закуток за кухней зашел, а она целоваться ко мне. Тут Федин схватил сзади, и тащить, я еле вырвался. Хотел ему в морду дать, чтоб офицера не хватал, а он убежал. Расстроился сильно, надо понимать. Слышно было, как драндулет свой завел, я подумал, на таран пойдет, что ли. А он рванул с горя в поля, в сторону деревни. Потом возвращаюсь я к себе, и черт знает, откуда комэск узнал уже, стоит и курит у землянки. Говорит: «На ловца, Морозов, и зверь бежит. Что за ночь сегодня такая удивительная, что за хождения? Федин вот мотоциклет с мостков чуть не утопил. Бери кого-нибудь ему в помощь, и отправляйтесь машину доставать, раз гуляете, и спать вам не нужно».