Я был бы счастлив, если бы не люди. Но люди не оставляли меня в покое. Бедные охотники преследовали меня из-за шкуры и мяса, а богатые ради удовольствия убить. Я жил одиноко и бродил из одного конца леса в другой. Люди меня называют «шатуном». Таких медведей, старых и хитрых, они считают самыми злыми и опасными. Да, я не поддавался ни людям, ни их собакам. Я умел укрываться, умел запутывать свои следы, и мою берлогу никто не мог отыскать.
И всю-то, всю жизнь мне приходилось спасаться от этих злых людей, так ненавидящих нас, хищных зверей. Они не желают дать нам места на земле, не желают, чтобы мы жили на белом свете. А нам тоже хочется жить.
Я стар, я слаб, я скоро не буду в силах добывать корм и скоро умру. Но я заберусь в самый глухой, недоступный угол и люди там не найдут меня.
Медведь снова отер лапой свои слезящиеся глаза и погрузился в глубокую думу.
II. Рассказ кошки
Вот я так была домашним животным у людей, говорила кошка, и если теперь живу с вами, дикими зверями, в лесу, то потому только, что мои хозяева уехали, а меня оставили, забыли. Другие люди не принимали меня, гоняли, били, не давали есть, и я ушла от них.
Летом мне тепло и сытно, но зимой холодно, и мне живется хуже, чем у людей.
О, я была когда-то большой барыней! Спала я на мягких диванах, ела жареную говядину, пила молоко и даже сливки. Хозяева, особенно их дети, меня ласкали, целовали.
В моем распоряжении были подвалы, чердаки, погреба, амбары, где я ловила мышей и крыс сколько угодно. Только с птичьего двора меня гоняли, не позволяя таскать цыплят и утят. Но я и без них была сыта. Шерсть на мне была густая, так и лоснилась от жира.
У меня были дети: пять прелестных малюток. Но из них мне люди оставили только одного, а других куда-то забросили. Мой Бишка, как его называли люди, был прекрасный серый котик, баловник и весельчак, каких мало на свете. Он даже свой хвост не оставлял в покое и ловил его, кружась на одном месте. Сначала я его прятала от людей, боясь, чтобы и его у меня не украли. Я уносила его на чердак, под крыльцо и в другие укромные уголки, но его находили и снова поселяли в комнатах. Тогда я махнула на все лапой. Авось, его не отнимут у меня.
Хозяйские дети целые дни с ним возились. Как только они его не замучили! Хозяева его любили больше, чем меня. Я для них не была уже такою забавной. Чего он только не делал, и ему всё прощалось. Он царапал и кусал людям руки до крови, прыгал по столам, утаскивая с тарелок лакомые кусочки; залезал с головой в молочник со сливками; один раз чуть не утопился в кринке с молоком; стащил раз со стола скатерть, уронил лампу и чуть не устроил пожар; ронял горшки с цветами с окон, рвал попадавшиеся бумаги и книжки, а на письменном столе у хозяина раз натворил такую беду, что и сказать нельзя. А его за это только чуть-чуть за ушко выдрали. И он же стал за это драться лапками. Непокорный он был и самолюбивый.
Кормили его, как на убой. Он так зажирел, что даже стал отказываться от пищи. Потрогает лапой кусок, поиграет с ним, потом отряхнет лапки и отойдёт прочь. Хозяева предлагают ему самые лакомые кусочки, а он отворачивается и трясет лапками.
Ну, чего же тебе дать? чего? спрашивают его.
Ах, глупые, они не знают, что ему нужно!
«Постой же, думаю я, покажу вам, что нужно».
Я побежала в амбар, поймала мышь, принесла ее в комнату, подозвала Бишку и отдала ему свою добычу. Если бы вы только видели, как он обрадовался, как заворчал и что только начал проделывать с этой мышью! Он ее отшвыривал лапкой и кидался на нее, подбрасывал кверху и ловил налету. А какие у него глаза стали горящие, как он распушился и фыркал! Все смеялись, а я с гордостью смотрела на него.
Наигравшись, он с аппетитом съел мышку.
Я торжествовала и с презрением смотрела на людей. Я мать и лучше их знаю, что нужно моему детенышу.
Я его выучила ловить мышей и птичек.
Насколько он был баловлив, настолько, к сожалению, труслив. Людей он, правда, не боялся, но все домашние животные его пугали. Он боялся даже индеек и гусей. Я не говорю уже про собаку Полкана. Когда Бишку выпускали на двор и он встречал Полкана, то сейчас же забирался на березу, на самую маковку, и там начинал жалобно мяукать, пока его не снимали оттуда.
Он был не в меня. Я была храбрая. Если Полкан побежит за мной, я сейчас же обернусь к нему мордой, выгну дугой спину, на которой шерсть становится дыбом, сделаю огромные глаза и таким страшным голосом закричу и зафыркаю, что Полкан с удивлением и страхом посмотрит на меня, опустит хвост и отойдет.
Я не знаю, что случилось с моим сыном. Знаю, что однажды в дом пришли гости, им долго показывали Бишку, а потом они ушли и унесли с собой моего котёнка.
После у меня были еще дети, но их отобрали у меня и куда-то подевали. Несколько дней я тосковала, мяукала, звала детей и разыскивала их по всей усадьбе. Я не нашла их и вернулась домой, усталая и голодная.
Потом мои хозяева переехали с дачи в город и взяли меня с собой. Мы жили в большом доме на третьем этаже. Однажды случился пожар. Меня выкинули в окно на мостовую. Я не разбилась: я перевернулась в воздухе и всеми четырьмя лапами стала на камни.
О пожара я убежала на соседний двор. Наш дом сгорел дотла. Хозяева мои уехали в другое место, и я не знаю, куда. С тех пор я начала вести жизнь бесприютной бродячей кошки, промышляющей себе пищу на помойках и где придется.
Вот тут-то я нагляделась на ужасную жизнь заброшенных котят. Некоторые люди имеют обыкновение вырастить всех котят, а потом их раздать кому попало или подбросить где-нибудь подальше от своего дома, часто обрекая подкидышей на голодную смерть.
Я видела одного такого несчастного, маленького котенка, умиравшего от голода. Ах, как он был худ, как слаб, как он страдал! Я сама очень тогда голодала и не могла помочь ему. Стояла зима, холодная, жестокая зима. Котенок дрожал от холода и жалобно мяукал, призывая мать спасти его. Наконец, он нашел себе место в конюшне. От голода он хватал теплый навоз, но есть его не мог. Он облюбовал себе постель возле одной лошади. В сильный мороз его согревала лошадиная теплота. И что бы вы думали? Люди прогнали котенка, а лошадь не гнала его. Она наклоняла к нему голову и своими умными глазами смотрела на него, как бы жалея и, вместе с тем, удивляясь, что у неё такой неподходящий компаньон. Когда ей нужно было двигаться, она осторожно поднимала копыто., чтобы не ушибить котенка, и осторожно становилась на ногу, чтобы не раздавить.
Долго я бродила по городу. Меня преследовали дворники и собаки. Уличные дети кидали в меня камнями и ледышками. Мне невыносима стала такая жизнь, и я ушла в деревню. Но и в деревне меня не оставляли в покое. Когда меня люди кормили, я не трогала домашних птиц. От голода же я стала таскать цыплят и голубей. За то на меня ополчилась вся деревня. Мне расставляли капканы, в меня даже стреляли из ружья. У меня под кожей и сейчас сидит несколько дробинок.
Я. убежала в лес. Здесь меня никто не трогает, потому что меня трудно найти: мне есть где спрятаться в густых деревьях. Люди бранят меня, что я разоряю птичьи гнезда и поедаю птенцов. Но ведь это мой корм. А сами-то люди часто разоряют гнезда только ради яиц, без которых они могут прожить, или даже просто ради любопытства или удовольствия разорить гнездо.
Зимой я подстерегаю мышей в их норках под снегом; ловлю зарывшихся в сугробе на ночь тетеревов и куропаток. Когда же добычи нет, отправляюсь на деревенские гумна и там в соломе нахожу мышей. В холода я забираюсь в сенные сараи или в стога и зарываюсь в сено. Иногда моей квартирой служит дупло старого, гнилого дерева, Так проходит моя жизнь.
III. Рассказ белки
Вы не так поступаете, обратилась к кошке белка, сидевшая на большой еловой ветке над головами зверей. Оттого вы и голодаете, что не так поступаете. Вы не запасаете на зиму корм. Вот у меня есть запас орехов и сушеных грибов. Я сама всё это собрала и заготовила на случай голодовки. Вы надеетесь на свои зубы и когти, оттого и голодаете часто. Вы страшный и злой зверь. А что вы жили у людей, так этим хвастать нечего. Моя мамаша тоже жила у людей в клетке, бегала в колесе и ела кедровые орехи. Ей не понравилась такая жизнь, и, когда клетку забыли запереть, она убежала опять в лес и всё нам рассказала. О, моя мамаша тоже много повидала на свете.