А что, если он придет за нами, как Пиковая дама, и задушит? Мы снова ложимся в постель и обнимаемся. Тихо лежим, пока родители не проснутся. Тогда чудища ночи будут окончательно изгнаны, а по дому разнесется заманчивый запах еды. Реальность, которая казалась призрачной и зыбкой, окончательно затвердеет.
Днем загадочный Пан обернулся дядей Андреем. Это небольшого роста, седой, обильно волосатый человек с блеклыми глазами и цепким взглядом. Живет на соседней улице, и у него, похоже, звериный нюх. Как только родители открывают на кухне бутылку водки, он сразу появляется на пороге.
Мы с Лизкой занимаемся разными детскими глупостями. Например, вырезаем из дешевой газетки голубые круги, заряженные на раскрытие третьего глаза: «Положите его под подушку и думайте о тех способностях, которые хотите приобрести». Я мечтаю читать чужие мысли, а Лизка грезит о шапке-невидимке.
Но пока способностей мы не обрели и просто ловим резвых ящерок. Одна потеряла хвост и попала в банку. Но вскоре мы сжалились и выпустили ее на волю.
Лизке нравится Бэтмен. Она всюду таскает его большую фигурку с рельефными мышцами на груди. Даже когда мы забираемся в чужие огороды и жрем там розовый крыжовник, выплевывая кислую кожуру. Или соревнуемся с соседскими детьми, кто страшнее всех закатит глаза.
Однажды нам стало ужасно скучно. Небо разбрасывало вниз серо-жемчужный свет, с соседнего участка доносились томные аккорды «Девочки» «Мумий Тролля». Пахло свежестью, смешанной с приторным ароматом жасмина. Лизка еще в прошлый раз заприметила симпатичного парня, и мы бродили по деревне, надеясь встретить его. Шлепали босиком по мягкому песку, обходя козьи колобки и вскрикивая, когда в стопы впивались маленькие камушки. Но вместо парня наткнулись на дядю Андрея.
О, девчонки, привет! Заходите в гости! радуется он.
Его взгляд заставляет меня съежиться. Пока я обдумываю план побега, Лизка говорит «пошли», и, держась за руки, мы входим в дом.
Внутри пахнет чем-то прелым и нечистым такой запах исходит от маминого халата, когда она не снимает его несколько запойных дней. В комнате дяди Андрея висит картина с собаками: они сидят за столом, обитым зеленым сукном, и азартно играют в карты. За печкой узкая кровать, застеленная покрывалом с вышитым оленем. В кухне круглый стол и три стула с облезшим лаком. На столе большой нож. В его широком лезвии мутно отражаются кроны садовых деревьев.
Лизкины родители обожают ужасы. Дома у них большой набор видеокассет с разными «Куклами» и «Техасскими резнями бензопилой» я быстро ухожу домой, когда они ставят их при мне. И целые стопки журналов про маньяков, которые едят детей и режут женщин, их я, превозмогая отвращение, читаю. В одном из таких жутких журнальчиков я видела похожий нож. Он был в ярких пятнах крови.
Садитесь, говорит дядя Андрей, сейчас наложу вам картошки.
Он ставит перед нами тарелки. Мне совсем не хочется есть. Картошка холодными комками застревает в горле. Мне чудится в ее вкусе что-то старое и пыльное, как обволакивающий нас воздух. Поскорей бы выйти на теплую улицу. Что ему вообще от нас надо?
Доедай картошку, говорит Пан, участливо глядя на меня. Из его ноздрей и ушей торчат седые волоски. Лизка сидит рядом и как ни в чем не бывало глотает эту гадость. Насилие едой в детском саду вот на что похожа наша вынужденная трапеза. Там тоже упорно заставляли есть, когда ты не мог проглотить ни кусочка.
У меня живот болит, мне домой надо, хнычу я, делая скорбное лицо.
Дядя Андрей внимательно смотрит на меня. Его светло-голубые глаза отдают желтизной.
Ладно.
Соглашается! Неужели свобода? Еще одну ложку. Хорошо, постараюсь.
Я засовываю в рот картошку и выскакиваю из-за стола. Когда мы с Лизкой идем на пруд, я выплевываю ее в ближайший куст.
Натуральный маньяк, говорю, не удивлюсь, если у него в запертой комнате хранятся трупы невинных девочек.
Да чего ты взъелась? рассеянно недоумевает Лизка, грызя большой палец. Она уже и забыла, что он делал с ее мамой.
Кажется, я одна смотрю на реальность как бы через содранную кожу, которая постоянно саднит и ноет. Даже на теплой, вкусно пахнущей улице мне сложно перестать думать о закрытой двери в доме дяди Андрея.
Мы сидели на влажном песке. У самого берега, вихляя телами, скользили мелкие рыбешки. Я рассеянно чертила палочкой на песке, пока меня не вывел из этого состояния Лизкин крик:
Смотри, это же он!
Вдалеке по улице двигалась фигура. Это был парень, о котором рассказывала мне Лизка. На вид лет двадцать, светлые волосы до плеч. Мы пошли за ним, как иголки за магнитом. По дороге нервно хихикали, хватая друг друга за руки и дергая за волосы. Мы были словно охотники, бегущие за дичью, но при этом оставались двумя мелкими девчонками в футболочках с мультяшками и коротких джинсовых шортиках. Лизка поделилась со мной половинкой подтаявшей банановой жвачки Love is. Мы исступленно жевали ее, ловя плечами лучи солнца, выныривающего из серого тумана облаков.
Парень вдруг свернул с широкой дороги на узкую тропку, что скромно пряталась между плотных кустов. Идти рядом мы теперь не могли. В какой-то момент Лизка наступила на какую-то колючку и завопила.
Тише ты! шикнула я на нее.
Он скрылся за поворотом, и мы поспешили вперед. Казалось, упустим. Но нет. Парень стоял там, и мы чуть с ним не столкнулись. Он смотрел на нас:
Вы что, за мной идете?
Наши обычно болтливые языки, кажется, онемели, прилипнув к зубам. Но все-таки я сказала неожиданно вызывающим тоном:
Да, все так.
Как ни странно, он не уходил и не растворялся в воздухе, словно видение, а продолжал стоять и с любопытством нас разглядывать:
А зачем, можно узнать?
Хотели познакомиться.
Отвечаю все время я, потому что Лизка нашла самое интересное занятие в мире разглядывать пыльные пальцы на ногах.
Да? удивляется парень. У него приятные черты лица. Он похож на Курта Кобейна. Ну хорошо, познакомимся. Меня зовут Вадим. И что дальше?
Лизка, похоже, вышла из комы:
Я Лиза, а это Ксения. Просто ты нам нравишься. Мы думали, что могли бы погулять вместе.
У него теплая улыбка, как будто солнце гладит по лицу.
Хорошо, но я сейчас занят. Давайте встретимся завтра у магазина в шесть вечера. Придете?
Да, конечно, говорим мы одновременно.
Ок, тогда до встречи.
Мы стояли, молча глядя друг на друга, пока вдруг не начали ржать как сумасшедшие. В кустах тем временем собирались темно-синие тени, поэтому мы спешим на участок, перекатывая его имя на языке: Ва-ди-м. Теперь кажется, что песок под ногами стал нежным нет в нем больше камешков, веточек и колючек. Я вижу его впервые, но Лизке он нравится уже давно. И я рада, что нам удалось пообщаться.
Родители поставили перед домом перекошенный стол. Вместо скамейки бросили рядом обрубок. Из черного магнитофона то задорно орал батяня-комбат, то грустно струился дым сигарет с ментолом. Звенели граненые стаканы, что-то нарезалось и накалывалось на вилки, шла беседа. Смех плыл над столом теплым облаком.
Даже дядя Андрей казался не таким уж противным. И когда дядя Слава глухо командовал: «Попляшите, девочки!» мы, словно в припадке, размахивали руками, трясли ногами и высовывали языки.
Когда взрослые пошли в деревенский магазин за добавкой, мы напросились с ними. И бегали, то обгоняя основную процессию, то отставая от нее, пьянея от сладкой прохлады воздуха. Взрослые вручили нам чупа-чупсы, упакованные в зеленые монстрообразные головы с рожками на веревочке. Они ухмылялись и светились в темноте. Мы бегали с этими головами вдоль канав и сосали «чупики», радуясь, что этот день все никак не заканчивается.
Вернулись на участок в густой темноте. Мамы весело и споро собрали все со стола и перенесли в дом, а дядя Слава ловил нас в траве, как вертких кузнечиков. Мы неутомимо носились, задыхаясь сладким ужасом, пока он не поймал нас своими большими мускулистыми ручищами. Лизка, заорав: «Папка, пусти!», ловко вывернулась и побежала к дому, а я осталась: одинокая, плотно прижатая к его необъятному телу. Неожиданно оказалось, что я сижу на его широких коленях он присел на поваленное дерево, держа меня в объятиях.