Рейзл кивает, вспоминая девушек, у которых было несколько свиданий, прежде чем они нашли зивуг, предназначенного Всевышним спутника.
Одно свидание. Как это у вас называется, шоу? Можно попробовать один раз. Хотя бы подумай об этом, и мы в следующий раз обсудим.
Доктор больше ничего не говорит, так что Рейзл встает и медленно, неуверенно двигается к двери, чувствуя давление всего несказанного. В узком коридоре она надевает пальто и укутывается в большой шерстяной шарф, готовясь к холоду. Подгорец хочет, чтобы она согласилась на башоу, но ведь Рейзл столько ей не сказала.
* * *
Вот что произошло ночью и что происходит каждую ночь, когда она смотрит порно.
Когда она смотрит на тела на экране, ее собственное тело исчезает, но стоит видео кончиться, как ее бедра и ляжки снова существуют, налитые, с натянутой кожей. Самая напряженная точка то, где сходится ее тело, где кровь из одной половины переливается в другую. Рейзл убирает компьютер с живота и под одеялом задирает ночную рубашку. Повторяя за женщиной в видео, Рейзл плюет себе на пальцы и проводит рукой по грубым волосам, чтобы найти то, что открыто в интернете и скрыто на ее теле. Рейзл водит палец по кругу, по орбите странного ощущения, стараясь быть как можно тише, в конце прикусывая губы, когда ее тело начинает трястись конвульсия, колени поднимаются почти до груди, чувствуя волны по всему телу. Безголосое пение, почти молитва.
Рассказчик снов
На следующее утро после сеанса терапии Рейзл бежит по коридору, чтобы не опоздать на пары, но зейде[10] внезапно подзывает ее к себе в комнату. Братья и сестры всегда делили комнаты трое братьев в одной спальне, Рейзл и Гитти в другой, а у зейде отдельная комната. Тати говорит, что это так, потому что старших надо уважать, мами потому что он храпит, Шлойми потому что от него несет пишем, но Рейзл знает правду: это потому, что утром он может пересказать тебе твой сон, а тати и мами это не нравится, и они не хотят такое поощрять. И не важно, что зейде носит цицит[11] поверх рубашек, как все остальные, не важно, что он не терпит сплетен и гневно кричит: «Шмаисраэль!»[12] превращая молитву в брань, будто он услышал, как кто-то из его внуков сказал что-то плохое; тати и мами считают, что способность зейде видеть сны в головах других людей ересь.
Мами сказала, что это у него уже давно и что бабэ[13] вышла за него именно из-за этого: когда бабэ было восемнадцать, зейде сказал ей, что ей приснилось, будто она вышла за него замуж, и в шутку ее пожурил: «Хотя бы предложения дождись!»
Он правда прочел ее мысли или просто выразил свое желание? Этого уже не узнать, но бабэ согласилась, так что благодаря своей дерзости он заполучил невесту.
Наличие отдельной спальни не мешает зейде рассказывать сны. Этим утром зейде указывает ей на стул у своей кровати, и Рейзл нехотя на него опускается. Опаздывать на пары ей не хочется, но она бы не посмела проигнорировать призыв зейде. Он рассказывает следующий сон: ранним утром, пока еще не ходят школьные автобусы, а небо еще черное, с точками уличных фонарей, по авеню идет лошадь. Она останавливается у их жилого комплекса, ржет и ржет, и снег тает от горячего дыхания огромного животного. Тати и другие мужчины-соседи пытаются отогнать лошадь, она принимается топать и лягаться, пока ее не оставляют в покое. Лишь когда Рейзл появляется в металлически-стеклянных дверях в своей старой школьной форме, лошадь успокаивается. Рейзл запрыгивает на лошадь. В длинной юбке! На огромную лошадь! Это ее не останавливает, она летит! И скачет. Лошадиная грива развевается. Никто не пытается ее снять они не могут, они слышат смех и галоп лошади. Потом Рейзл снова оказывается у кирпичного здания, но уже день и улица непривычно пуста. Дети в школе, мужчины изучают Тору или работают, ниже по улице несколько женщин направляются в продуктовый, толкая коляски. Рейзл стоит одна, лошади нет, только лошадиное дерьмо с соломой на заснеженной земле.
После пересказа зейде забытый сон так ярко встает перед Рейзл, словно воспоминание. Зейде спрашивает:
Рейзеле, когда ты запрыгиваешь на лошадь, куда ты скачешь?
Зейде поглаживает ее по щеке. От его пальцев исходит волшебное тепло. Его дар знать чужие сны, вытаскивать их из темных глубин ночи на дневной свет Как это возможно? Вдруг зейде выдумал этот сон и отдал его ей, как когда-то бабэ?
Но Рейзл ему верит, тепло стекает с ее шеи по спине, вместе с чувством, что зейде знает, куда Рейзл уносится на лошади.
Так же, как Рейзл всегда знала, где он прячет для нее конфеты. Они так играли с тех пор, как она была крошкой: он говорит ей угадать, она сверлит глазами все его карманы, пока не появляется уверенность, твердая, как сама конфета, и тычет пальцем: вот! Она всегда выбирает правильный карман, и зейде вручает ей конфету «Паскесц»[14]. Она не ждет окончания ужина, как велит мами, а разворачивает фантик и съедает конфету быстрее, чем можно сказать благословение, сладко-горькая шипучка тает на языке. Зейде улыбается и не журит ее. Он все равно ее любит.
Знаки
Наконец оказавшись в метро, Рейзл достает из сумки сидур[15]. Она держит карманный молитвенник с изысканной серебряной обложкой прямо перед лицом, как щит или оберег, читая псалмы, хотя она знает каждое слово наизусть.
Псалмы не останавливают вторжение порно в ее жизнь.
Женщина перед Рейзл она готовится к танцу? Она так обхватывает металлический поручень, будто вот-вот обогнет ногой тонкий серебряный столб. Может, она расстегнет деловую блузку, заметную под расстегнутой курткой, жар поезда породит другой жар, физическую близость с каким-то незнакомцем. Рейзл теперь живет в системе знаков, но это, как ни странно, ей не в новинку. Религиозная жизнь тоже система знаков. Любая вещь, будь то яблоко, новая юбка или хорошая оценка, представлялась Рейзл как доказательство, что все делается дланью Б-жьей. Возможность сказать молитву или благословение. Если она споткнулась и упала это тоже предупреждение от дер Башефера. Порнография работает не совсем так, но параллельно. Каждая вещь сексуальный объект, каждый жест приглашение что-то почувствовать. Яблоко нечто, что нужно есть сексуально, на случай, если это видит мужчина; красный рот, красные губы; юбка существует, чтобы ее расстегнуть.
Неужели секс всегда за всем скрывался, а она просто не замечала? Как не религиозные люди не замечают во всем Б-га. Для кого-то яблоко просто яблоко, а поручень в метро что-то, за что можно схватиться, чтобы не упасть.
Меня зовут ОДонован
Математика и бухгалтерия даются Рейзл легко, и она набрала столько этих курсов, сколько было дозволено, но избежать обязательного английского не удалось.
Входит профессор, бородатый мужчина.
Меня зовут ОДонован, представляется он в первый день весеннего семестра. Он в джинсах и галстуке. Вешает куртку на спинку стула, но не садится. Он ходит по аудитории, красуясь и одним профилем, и другим. Его челюсть очаровывает Рейзл. И его кожа, бледная, как у всех мальчиков в иешиве, но с маленькими темными точками. Наконец он усаживается, выбрав самый профессиональный угол профессорского стола. Он угрожающе наклоняется вперед к студентам в первом ряду и говорит:
Я хочу слушать ваши голоса, а не только свой.
Это первый дурной знак. В программе на семестр мелким шрифтом написано, что участие в обсуждении обязательно, и дан ряд других правил; надо не только учиться, но и вписываться в коллектив. Рейзл готова распрощаться с отличной оценкой. Она учила английский, но это не ее родной язык. Сначала родной идиш, потом священный иврит, на котором молятся, и только потом уже английский. Она начала учить его в первом классе. Чтобы заменить одобренные школой учебники и разрешенные хасидские романы, она поглощала порочный английский втайне через любовные романы, найденные на улице, журналы в приемных врачей. Школьницей Рейзл говорила, что идет к друзьям, а сама шла в библиотеку.