Оставив свежего кавалера радоваться награде, обращаюсь к солдатам, тьфу, то есть офицерам:
Ну что, господа лейб-кампанцы, каковы ваши дальнейшие действия? Вот ты что скажешь? Палец указывает на гренадёра, первым пошедшего в штыковую.
Сергей Викторов Акимов! представляется тот.
Викторович, мягко поправляю.
Так точно, Ваше Императорское Величество!
И?
И бить врага далее, покуда не опомнился! Пленных допросить, да и раздавить змеиное кубло разом.
У нас есть пленные?
А как же! ухмыльнулся Акимов. Господин поручик изволили сюда полкового командира принести.
Депрерадовича?
Так точно! Господин полковник хотели помешать нашей роте на полиформации следовать, так его того
Где он?
Да там, под диванчик положили.
Не успел я отдать приказание, как за спиной послышался хлёсткий звук удара и возглас Бенкендорфа:
Кусаться вздумал, сучье вымя? Так сейчас и вторую ногу выдерну.
Оборачиваюсь поручик трясёт укушенным до крови пальцем, другой рукой выворачивая пленному ухо. Только замечаю некоторое несоответствие, ранее пропущенное мимо внимания: у того всего одна нога. И какого чёрта, прости Господи, на костыле сюда припёрся? В прошлых снах этого инвалида не встречал. И кто же таков?
Александр Христофорович, голубчик, ты точно ему ничего не оторвёшь? По «Уложению», конечно, четвертование полагается, но давай дождёмся приговора трибунала. И вот тогда милейшего генерала э-э-э
Зубова, государь!
Что, опять Зубов? Когда же они кончатся?
Брат вот этих самых Бенкендорф кивает в сторону душившего меня одноглазого исполина, милосердно добитого штыком, и ещё одного, с развороченным пулей лицом. Интересно, как опознал? Надо бы всё их семейство пощупать, государь.
Дело говоришь. Акимов!
Я, Ваше Величество!
Полковника тащите сюда, поможешь поручику допросить обоих. Только ласково, а то ведь вы, ироды, и для эшафота ничего не оставите. И пару пистолетов мне раздобудь.
Сей секунд, Ваше Императорское Величество!
А сам подмигивает с таинственным видом, будто выпить тишком от жены приглашает. Что за секреты такие? Отвожу гренадёра в сторону:
Ну?
Тот мечтательно закатывает глаза:
Намедни довелось такую пару видеть, что лучшей во всём Петербурге не сыскать
Так принеси.
Тут такое дело, Ваше Императорское Величество они работы самого Симона Норча и
Да хоть работы капитана Мосина! Царь я или хрен собачий? Если лучшие, то должны быть у меня!
Разрешите взять с собой ещё роту семёновцев?
Один не донесёшь?
Но ведь
Некогда слушать объяснения махнув рукой, отпускаю Акимова, вручив в качестве мандата и подтверждения полномочий золотую табакерку с собственным портретом на крышке. В смысле, с портретом Павла. А что, не хуже любого удостоверения личности вряд ли у кого достанет духу сомневаться в предъявителе сего.
Как там наш предобрейший Валериан Александрович поживает? Явно не хуже братьев, те вообще никак не поживают. Но морду графином разнесло так, что не только мне, и родному папаше мудрено было бы узнать. И если давеча в слабом свете свечей лицо показалось знакомым, то сейчас маска, на которой кровь перемешалась с пудрой и румянами. Говорит еле слышно, слова скорее угадываются по движению губ, но допрашивающий Зубова Бенкендорф вполне разбирает, знай себе чиркает пёрышком по бумаге ровным изящным почерком, умудряясь не посадить ни единой кляксы.
Протягивает лист:
Вечор о том и хотел доложить, государь! Кабы изволили выслушать
Что там? По мере чтения холодеет спина, а в груди разгорается горячая, но спокойная ярость. Именно так, хотя и не знаю, как это сочетается между собой.
Не врёт? Полковника допрашивал?
Ещё сразу после ареста, государь, вот его листы. Потому и поспешил на э-э-э на выручку.
Хреново, всё настолько хреново, что хочется плюнуть на всё и отдаться на волю судьбы. Хотя да, большевики не должны ждать милостей от природы!
Поднимай полк, Александр Христофорович.
Но ведь я
Про елдак помнишь? Справишься быть тебе к утру полковником! Сомневающихся и колеблющихся вязать, сопротивляющихся на штык, верным следующее звание и монаршая милость. Выполнять!
Извините, государь, а
Списки у тебя есть? О выполнении доложишь.
Давай!
Верные гвардейцы, отрабатывая пожалованный офицерский чин, разбегаются и с размаху бьют в дверь массивным буфетом карельской берёзы. Грохот, звон стекла, щепки в разные стороны Вообще-то тут не заперто, да и открывается в другую сторону, но очень уж хочется предстать перед блудным сыном в виде гневающегося Зевеса в громе и молниях. Верещит затоптанный лакей, тонко визжит женщина Странно, ни единого слова не произнесла, а немецкий акцент чувствуется.
Александр не спит и, как ни удивительно, одет. Впрочем, после побоища в моей спальне чуть ли не половина столицы должна проснуться. Стоит бледный, сжимая шпагу и с решимостью глядя на вскинувших ружья к плечу семёновцев. Я вхожу нарочито неторопливо, и он вздыхает с видимым облегчением:
Так это не Я арестован, Ваше Императорское Величество?
Нет, блин, пришёл тебя в афедрон поцеловать! Эта орясина вымахала выше головы на две, поэтому до морды достать и не пытаюсь, попросту бью ногой по обтянутым лосинами Господи, аж у самого мороз по коже!
Гвардейцы деликатно отворачиваются в твёрдой уверенности, что их императору уж точно ничего более не грозит. Хватаю сына (сына? а ведь в самом деле) за воротник и подтягиваю поближе, заглядывая в побагровевшее от сдерживаемых боли и крика лицо:
Отцеубийством решил развлечься?
Государь
Заткнись! Бабка твоя мужниными костями трон выстелила, чтоб сидеть помягче было, так по её стопам пойти захотелось? В глаза смотреть!
Я
Ты! Накося выкуси! Кукиш плющит нос Александра, придавая фамильные черты. И уйми эту дуру, наконец.
Визг моментально прекратился утонченная немецкая натура жены наследника не выдержала русской грубости и предпочла упасть в обморок. Подглядывая, впрочем, одним глазом.
Лиза!
Молчать! На козе женю Иудушку!
Государь, позвольте сказать
Не позволю! Или нет, говори Да, не поговорить ли нам о судьбе Алексея Петровича? Или про то, как Иоанн Васильевич
Сзади шум. И голос:
Простите его, Ваше Величество!
Оборачиваюсь. Вот только императрицы Марии Фёдоровны нам и не хватало. Что тут можно сказать, семейный праздник удался на славу.
Документ 4
Заздравный орёл
Сочинение Гавриила Державина на победу над злодеями в «Ночь булатных штыков»
Глава 3
Ну и ночка выдалась, скажу вам, только врагу и пожелаешь. Честное слово, в августовском наступлении легче было. Там всё понятно: враг впереди, рядом и сзади только свои. А тут гадюшник, и я посредине. Похожее было в начале мая двадцать четвёртого года, когда наш отряд в Керженских лесах попал в засаду.
Что, разве ещё не рассказывал про буйную молодость? Было, было В руке маузер, в голове ветер, в заднице шило Да в ЧОН, почитай, все такие были, не исключая командира. Ну и вломил нам крепко протопоп Аввакум, окружив всей бандой в заброшенном скиту. Нет, конечно же, не настоящий, просто кличка такая. Как жив остался не знаю.
Не знаю и сейчас. Всю ночь какая-нибудь сволочь обязательно изъявляла желание убить меня разнообразными способами. Сначала в спальне, потом, когда не получилось, на площадь Коннетабля через мосты заявились в полном составе сразу два полка Преображенский да Измайловский, традиционные бунтовщики. Пришли и встали. М-да Хорошо, что здесь не принято царские дворцы штурмом брать. Если бы пошли на приступ Ну полсотни, пусть даже сотню смогли бы перещёлкать охотники со штуцерами, занявшие позиции у окон, а дальше?
А дальше стало легче: в тыл мятежникам зашли неизвестно откуда появившиеся гатчинские егеря при двенадцати орудиях, что позволило разрешить ситуацию полюбовно. Да, и где теперь взять столько офицеров на открывшиеся внезапно вакансии? Жестокий век, жестокие нравы Ведь говорил же и просил быть милосердными хотя бы до суда.