мы имеем право ознакомиться со статьями из вашей «фабрики романов». Обычно это делается в типографии, однако в «Дюпене» нам сообщили, что задерживаются с выпуском текстов. Поэтому мы пришли лично к вам.
Да как вы смеете со мной так разговаривать? Александр почувствовал, как ему в шею вонзилось воображаемое острие шпаги. Я автор «Трех мушкетеров», создатель «Графа Монте-Кристо». Меня любят все французы. Я доверенное лицо горничных, поэт поварих, предъявитель любовных писем солдатам и советник портье по правовым вопросам. Я сердце Парижа!
А ваши герои просто водоносы влаги вашей души, сказала графиня. В ее французском слышались нотки немецкого или датского акцента. И про них незачем читать порядочным женщинам и невинным детям.
Александра поразила твердость и сообразительность обвиняющей его графини. Он ожидал услышать в ее голосе отчаяние, увидеть женщину, которая ввиду своего плачевного положения нуждается в его помощи.
Мадам! начал Дюма.
Однако писатель не нашелся, как ответить на обвинения. Не мог же он спорить с этой сломленной женщиной!
Вместо этого Александр обратился к цензорам:
Я не стыжусь своих текстов. Вперед, господа, несите угли для пыток. Допрашивайте меня. Я буду бороться за каждое слово!
Цензор, которого звали Блонде, потребовал предоставить ему статьи для завтрашнего номера «Мушкетера». Дюма почувствовал, как в нем поднимается боевой задор, с которым он мог бы выиграть бой на копьях. Но чему его научили мушкетеры из его романов? От грубой силы не будет никакого толку, если клинком управляет не идея. А идей у него всегда хватало.
Он позвонил в колокольчик. Появился камердинер.
Отведите гостей в белый салон, Ипполит. Подайте им фалернское вино. Я схожу за статьями и вскоре присоединюсь к вам.
Он взял из коробки еще одну конфету.
Эти люди хотят меня погубить, Марианн! Дюма расхаживал по желтому салону. Вы должны мне помочь. Если цензоры запретят мою газету, я больше не смогу зарабатывать деньги. Тогда о признании отцовства для Анри можно позабыть.
Он опустился на колени перед мальчишкой и прижал его к себе. Ребенок положил руки на могучие плечи и потерся теплыми волосами об щеку Александра.
На мгновение ему захотелось, чтобы мальчик и в самом деле был его сыном. Но дети похожи на кошек: умиляют, пока маленькие. Вырастая же, они показывают когти и приводят к затратам и хлопотам.
Вы поможете мне, Марианн?
Сперва подпишите! потребовала Прунель. Тогда, клянусь вам, я собственными руками прачки задушу всех стервятников, которые захотят наброситься на наследство моего сына.
Глава 4. К западу от Парижа, шато Монте-Кристо, декабрь 1851 года
Дюма несся вниз по лестнице. Под мышкой он сжимал статьи. За ним с грохотом спускались по ступенькам наемные писатели.
Скорее, господа. Нужно отстоять наши произведения и доходы.
Громкие голоса, доносившиеся из белого салона, были слышны уже в передней. Когда Дюма открыл застекленную дверь, на мгновение шум стал таким оглушительным, что ему показалось, будто комнату заполонила орда матросов.
Человек, которому вы дали взаймы банкрот и кокотка[12] общества, с волнением объяснял кредиторам один из цензоров.
Если вы отберете у него работу, он никогда не сможет погасить долг, ответил Одье.
Он и Галлуа стояли в другом конце комнаты. Поверх их голов за происходящим наблюдал большой мраморный бюст.
Драма уже началась. В жизни все было как в романе: стоит только подобрать персонажей, как история возникает сама собой.
Тут все заметили Дюма и мужчин, толпившихся позади него.
Это те самые статьи? спросил Блонде и потянулся за стопкой.
Дюма положил на нее покрытую темными волосами руку.
Сперва объясните моим помощникам, как им прокормить семьи, если их работа будет уничтожена.
Мы спасаем души их семей, защищая их жен и детей от этого вздора, сказал один из цензоров.
Оставьте свои нравоучения себе! воскликнул один из наемных работников.
Нам нужны деньги, вмешался другой. Дюма узнал голос Фрушара.
Замолчите, расточители чернил! возмутился Блонде. А не то вы все отправитесь в тюрьму.
Собака залаяла и показала клыки. У нее из пасти капнула слюна, оставив темное пятно на дорогом ковре.
Теперь к разговору присоединилась дама в инвалидном кресле. Спокойным голосом она сказала:
Речь не о счастье отдельных людей, а о здоровье общества. Месье Дюма, вы делаете читателей жертвами вашей прихоти. Если бы вы соблюдали приличия, все были бы богаче.
Голоса слились в единый гул. Банкиры одновременно отвечали на слова графини. Цензоры убеждали банкиров. Блонде громко требовал статьи. Наемные писатели скандировали лозунги с призывами восстановить монархию.
В это мгновение в комнату пробралась Марианн Прунель, притащив с собой Анри. Она замахала злополучным документом и крикнула голосом, заставившим всех в помещении замолчать:
Этот мальчик сын этого человека. Если вы лишите его доходов, ребенок будет голодать и останется без школьного образования. Вы хотите, чтобы это было на вашей совести?
Дюма двинулся к двери.
Его сын? спросил Блонде. Но ведь он совсем не похож на negre[13].
Александр содрогнулся. Как же неприятно это слышать!
Он уже добрался до прихожей, но после этих слов ему захотелось броситься обратно в салон и швырнуть этого исполнителя приказов прямиком в болото. Однако он продолжил путь. Его надежно скрывали спины наемных писателей. Придержав колокольчик, Александр открыл дверь и выскользнул в сад. Задвижка тихо щелкнула Дюма запер столпотворение внутри шато.
Получилось! Теперь его цель типография в Париже. По дороге к вокзалу его волнение уляжется. Блонде прав. Будь Анри его сыном, была бы у него кожа цвета молока? Александр улыбнулся. Он мог бы оспорить отцовство.
Писатель сделал всего несколько шагов, когда из зелени парка к нему приблизился пароконный экипаж. Неужели это никогда не прекратится? Его шато превратилось в какую-то ярмарку. Дюма бы с радостью переселился в берлогу, куда-нибудь без адреса, цензуры и долгов. Там он жил бы отшельником и писал, писал, писал. Ему будет не хватать разве только хорошего вина. И красивых женщин. Деликатесов французской кухни. Горячих ванн. Пирушек с друзьями.
Он вздохнул.
Экипаж остановился. На козлах сидела маленькая сгорбившаяся фигура в черной накидке, напоминающая гнилой гриб. Дюма медленно подошел ближе. Из- под влажно блестящей шляпы с широкими полями на него глядело лицо, похожее на грецкий орех. Скучающие, враждебные глаза посмотрели на него. Это был не кучер. На козлах сидела старуха.
Это ты Дюма? скрипучим пронзительным голосом спросила фигура.
Александр кивнул.
Старуха постучала дряблым кулаком по крыше кабины. Дверца кареты медленно открылась, но из нее никто не вышел.
Такой балаган мог прийти в голову лишь одному из его друзей-театралов. За этим точно стоял Антуан Фортье, который при встрече любил набрасывать скатерть на плечи и изображать Юлия Цезаря. Надо признать: сцена с каретой впечатляла. При виде старухи на козлах и открытой дверцы волосы у Александра на руках встали дыбом. Но сегодня на такие шарады у него не было времени. В любой миг свора в шато могла обнаружить, что дичь бросилась бежать.
У меня нет времени на маскарады! крикнул он и пошел мимо кареты, заглянув внутрь.
В просторном кузове сидел лишь один мужчина. Разглядеть его не получалось: было слишком темно.
Фортье? спросил Александр.
Садитесь, месье Дюма, сказал голос, звучавший так мягко, будто слова покоились на ложе из мха.
Фигура в полумраке явно была не Фортье. В нос Александру прокрался запах пихтовой смолы и бергамота.