и пустынным Клондалом Лирмор казался чуть ли не приятным курортным городком.
Оставив позади еще одну площадь, в центре которой громоздился потемневший от времени конный памятник, они свернули на широкий, утопающий в зелени бульвар. Стас нырнул в гостеприимно распахнутые двери очередного трактира, Дима и Стылый последовали за ним.
Здесь царил прохладный полумрак, из глубины помещения лилась приятная тихая музыка. Когда глаза немного привыкли к освещению, Дима отыскал взглядом источник звука – на невысоком столике возле барной стойки был установлен самый настоящий граммофон, оснащенный архаичной ручкой для заводки механизма и полированной медной трубой. Вращающаяся на шпинделе пластинка показалась ему непривычно толстой, а из блестящего раструба доносились звуки легкой танцевальной мелодии, напоминающей старый фокстрот.
В зале, заставленном деревянными столиками и скамьями, посетителей почти не было – только в дальнем углу сидел, ссутулившись, какой-то неприятный лохматый тип, сжимая в руке полупустую кружку с мутным желтоватым пойлом. Вместо того чтобы занять свободное место, Стас уверенной походкой направился прямо к нему. При приближении пограничников сутулый поднял взгляд, и Дима понял, что первое впечатление его ничуть не обмануло: помимо неопрятной внешности одинокий посетитель трактира оказался обладателем выдающихся вперед крупных желтоватых зубов, а водянистые глаза смотрели одновременно в разные стороны. Стас уселся за столик прямо напротив, Стылый, опустившись на скамью рядом, прислонил карабин к столешнице и жестом подозвал к себе пробегавшего мимо мальчишку с полотенцем на плече.
– Вина себе закажи, – повернулся он к Диме, – пиво тут полное говно, а вот красное лирморское тебе понравится. Мы оплатим.
– Не откажусь, – охотно согласился тот, – и пожрать еще чего-нибудь не помешало бы.
Стылый что-то сказал мальчишке на незнакомом языке, и тот стремительно исчез где-то в глубине зала.
– Ну? – требовательно обратился к косоглазому Стас.
– Вчера, после полудня, на соборной площади, – ответил он, глядя одновременно на обоих пограничников, – трое, по виду агенты королевской охранки или вояки. И старик. Похоже, раненный.
Голос у него тоже оказался неприятным: высоким и дребезжащим, точно старый трамвайный звонок. Внезапно Дима с удивлением осознал, что косоглазый говорит на клондальском, однако его слова были абсолютно понятны без всякого переводчика. Неужто Всевед не обманул, и после прохода Вратами стало возможным освоить чужой незнакомый язык, просто пару раз прочитав разговорник? Невероятно.
– Опиши старика, – не терпящим возражений тоном приказал Стас.
– Ну, такой… – косоглазый неопределенно пошевелил пальцами, – среднего роста, плотного телосложения, но не толстый. Волосы седые, не длинные, вот посюда примерно. Одет обычно: рубашка светлая, штаны темные. Только я сразу понял, что не наш он, не здешний. И шел с трудом: те трое его буквально под руки волокли.
Стас вопросительно посмотрел на Диму, тот пожал плечами:
– В общем, похоже, только под это описание кто угодно подойдет, если подумать. Да хоть ваш командир.
Пограничник вновь повернулся к ссутулившемуся напротив него типу:
– Куда они его повели?
– В здание городской торговой палаты. Это на пересечении…
– Я знаю, где это. Обратно никто из них не выходил?
Косоглазый покачал головой.
– До сих пор нет. Я там двух мальчишек-зеленщиков оставил, если кто и выйдет, я буду знать. А они проследят.
Стас покопался в кармане и выложил на стол пару крупных, по виду серебряных монет. Косоглазый уставился на них, словно видел такое сокровище впервые в жизни.
– Проваливай. И продолжай наблюдение. Вечером встретимся, доложишь.
Информатор сгреб монеты в горсть, шевельнул кадыком и, торопливо спрятав деньги за пазуху, нервно зыркнул по сторонам сначала одним глазом, потом другим, точно растрепанная тощая ворона. Суетливо поднялся на ноги и засеменил к выходу, поминутно оглядываясь. Стас чуть наклонил брошенную им на столе недопитую кружку, брезгливо понюхал содержимое, сморщился и выплеснул остатки прямо на пол.
Тем временем мальчишка притащил поднос с дымящимися горшочками, наполненными вареными овощами, и в комплект к ним – большое блюдо, на котором горкой была высыпана обжаренная в масле рыбешка. Звякнула посуда, и рядом с закуской на столе появилась необычного вида граненая бутыль с высоким узким горлышком. Стылый тут же звонко выдернул пробку и плеснул в стаканы немного густого рубинового напитка.
– Что думаешь? – отхлебнув изрядный глоток, обратился он к своему напарнику. Тот помолчал, повертел стакан в руках, вино внутри заиграло темно-алыми волнами.
– Вечером туда наведаться не мешало бы, посмотреть, что к чему.
– А охрана? Там же народу небось тьма, шум поднимем.
– Сегодня хадрум.
– Ах, черт, точно, пятница же, – хлопнул себя по лбу Стылый и, перехватив Димин непонимающий взгляд, пояснил: – У них тут, в Центруме, своя религия. Первый Кузнец, Небесная Мать, Восемь Грехов и Восемь Добродетелей, в общем, всякая такая заумная хрень. В разных государствах чуть-чуть по-разному, но в целом везде примерно одно и то же. А Лирмор – что-то вроде главной столицы у местных священников, типа этого, как его…
– Ватикана?
– Да, точно! Короче, пятница у них здесь считается священным днем и называется хадрум. С заходом солнца местные дружно молятся, а потом пьют вино, жрут, танцуют, поют и веселятся до самого утра.
Дима усмехнулся: похоже, некоторые традиции этого мира благополучно перекочевали и в наш, правда, далеко не все его обитатели, наверное, об этом догадываются.
– В общем, у нас есть неплохой шанс проникнуть в эту их торговую шарашку и остаться незамеченными, – подвел итог Стылый. – Это если повезет. Если не повезет, прикинемся пьяными и скажем, что заблудились, пока искали сортир. Ты вино попробуй, виноградники тут лучшие во всем Центруме.
Дима пригубил из стакана. Красное лирморское и впрямь оказалось отменным: терпким, ароматным и чуть сладковатым на вкус.* * *
Закаты в Цаде стремительные, лишенные привычных землянам долгих романтических сумерек. Кажется, еще пару минут назад солнце висело в небе ярким золотистым пятном, и вот уже над восточным горизонтом высыпали первые звезды, тогда как западная часть небосклона все еще теплится призрачным голубовато-зеленым светом. Фонарщики, вооруженные короткими стремянками, принялись зажигать на улицах Лирмора неяркие масляные фонари, а из многочисленных заведений все громче и громче раздавалась музыка и веселые голоса подгулявших граждан, пытающихся перекричать трескотню притаившихся в траве цикад.
Дима всмотрелся в быстро темнеющее небо. Звезды здесь были в точности такие же, как и на Земле, а вот луны он разглядеть не сумел: то ли ночное светило еще не успело подняться над крепостным холмом, то ли ее и не было тут вовсе.* * *
Косоглазый обитал под небольшим навесом, устроенным прямо на обочине дороги у подножия крепостного холма – вокруг на деревянных рейках были развешены разнокалиберные подметки, куски кожи, металлические подковки, на полках пониже Дима разглядел расставленные в беспорядке банки с гвоздями, кривыми иглами и клубками вымазанной дегтем нити. Сейчас при свете масляной лампы сапожник звонко приколачивал молотком каблук к изрядно потрепанному рыжему башмаку. При приближении пограничников он вытащил изо