Ну а ты? один из слушателей, пожилой мужчина, стряхнул с плеча рассказчика невидимую пылинку.
А чего раздумывать, ать-два, и уже у неё. Женщина, доложу вам, исключительных достоинств, фигура такая, что дух захватывает, красавица не описать, ну вы же понимаете, артистка. Только вошли, толкнула меня на диван, прыг на колени, руками за шею обвила и говорит, мол, оставайтесь, брошу этот театр и буду вам борщи варить, только поманите, потому как я от вас без ума, вы, Семён, мой идеал
Враль ты, а не идеал, пожилой кладовщик усмехнулся, как же, пойдёт кто с тобой.
Вот те крест, Пахом Кузьмич, молодой поднял руку, но вовремя себя одёрнул, зажёг спичку, раскуривая папиросу, не хочешь, не верь.
И вправду, Кузьмич, пусть балакает, авось не помрём от этого, поддержали рассказчика остальные.
Кузьмич махнул рукой, потянулся за пачкой папирос и тут же затолкал её обратно в карман.
Шухер, кажись, начгар идёт.
Окурки тут же полетели в ведро с песком, круг слушателей распался, каждый заспешил к своему рабочему месту. Почти сразу же застучали молотки, отбивая болты, заскрипело прикипевшее колесо, заскрежетал металл, у окошка кладовщика выстроилась небольшая очередь с нарядами и актами. Семён Пыжиков остался в одиночестве.
Начальник гаража Алексей Семёнович Коробейников на должность был назначен недавно, перейдя из отдела благоустройства Москомхоза, и первые пятнадцать городских таксомоторов, прибывших весной этого года из Франции, были для него той ещё головной болью. Отдельной головной болью были шоферы; людей, способных освоить новую технику, было предостаточно, а вот желающих работать на ней и в стужу, и в палящий зной за твёрдый оклад и днём, и ночью раз-два и обчёлся.
Каждую машину обслуживали три водителя, сменами по одиннадцать часов, с обеденным перерывом и часом на регламентные работы замену масла, долив бензина, подкачку баллонов и прочее. Первая смена начиналась в девять утра и заканчивалась в восемь вечера, а через час за руль садился другой водитель. Вечерняя смена считалась самой выгодной, там клиент был жирный и щедрый, одно дело из кабака в половине третьего на рысаке, и другое на модном таксомоторе с жёлтой полосой.
Где твой сменщик? Коробейников в это утро был зол и неприветлив, но руку Пыжикову пожал.
А мне откуда знать, Семён аккуратно затушил недокуренную папиросу. Мне он не отчитывается. Моя смена через сорок минут начинается, по правилам час обслуживания предусмотрен. Так что, Алексей Семёныч, я в девять нуль-нуль у диспетчерской буду как штык, а дальше уже не моя забота.
Как появится, ко мне, начальник посмотрел на окурки, вздохнул и поспешил к себе в кабинет.
Пыжиков злорадно осклабился, своего сменщика Сергея Травина он не любил, было за что.
Держался этот Травин с начгаром вась-вась, потому и отписывали ему бензин, шины и прочее без очереди. Поговаривали, что у Коробейникова кто-то из родни в Гражданскую вместе с ним воевал, сам Пыжиков в это время в силу юного возраста мирными делами занят был, но считал, что бывшие заслуги никаких преимуществ давать не должны. А ещё Травин на самокате блестящем ездил производства итальянской фирмы «Леньяно», дорогом, не иначе как с нэпманов три шкуры за проезд драл и контроля не боялся.
Пыжиков встал так, чтобы не пропустить появление сменщика, что было делом нетрудным ростом Сергей был под два метра, телосложением походил на борца цирка, такую громадину даже в тусклом свете, падающем через грязные стёкла и закопчённые колбы ламп, разглядеть не составляло труда. Поэтому, когда тяжёлая рука опустилась на его плечо, шофёра чуть кондратий не хватил.
Чтоб тебя, Серёга, он едва поймал руками окурок, чудом не испортив куртку, и обжёг пальцы. Где ты так подбираться навострился, шпиён хренов. Опять опоздал, когда машина готова будет?
Какой-то ты нервный сегодня, Пыжиков, Травин развернул Семёна, продолжая держать его за плечо, машину вон, Лаптев готовит, глаза разуй.
И действительно, «рено» стоял в ремзоне, техник маслёнкой загонял в колесо смазку. И тут Травин обходил Пыжикова, давал техникам каждую неделю пятёрку сверху, те и рады были стараться. Семён сплюнул, что со сволочи взять.
Тебя Коробейников искал, злой как чёрт, мстительно сказал он. За опоздание вставит тебе по первое число.
Да я уж вижу, вон Сима бежит, равнодушно сказал Сергей.
Действительно, машинистка из гаражного управления, Серафима Олейник, симпатичная кареглазая брюнетка лет тридцати, искала именно его. И это было ещё одной вопиющей несправедливостью, на молодого и здорового комсомольца Пыжикова Сима не обращала никакого внимания, а на контуженного на всю голову беспартийного Травина чуть ли не вешалась.
Алексей Семёнович вызывают, что ты опять натворил? Серафима говорила быстро, чуть картавя, и двигалась так же стремительно.
Раз вызывают, идём, Сергей не торопясь пошёл за Симой.
Опять с Пыжиковым поцапался?
Есть такое дело. И за что он меня не любит, я ведь со всей душой
Машинистка была девушкой миниатюрной, и Травин быстро её обогнал.
Ты зря с Семёном связался, он тот ещё кляузник, хоть и комсомолец, напишет жалобу прямо заведующему подотдела Гантшеру. Да постой ты, дылда, дай дух перевести.
Что, Коробейников рвёт и мечет? Травин не остановился, но шаг замедлил.
Красный весь, наверное, опять с женой поцапался.
Ну вот скажи, почему я из-за его жены должен страдать, они остановились перед дверью с бронзовой табличкой. Красный, говоришь?
Сима кивнула, пытаясь отдышаться, Травин толкнул створку и зашёл в кабинет начальника. Коробейников сидел за столом и с тоской смотрел на почти пустую пачку папирос, врачи велели бросить это пагубное для здоровья увлечение, но работа не позволяла. Наваленные по всей поверхности бумаги были припорошены пеплом.
Садись, Серёжа. Что же мне с тобой делать, а? Месяц как шоферишь, и уже четыре жалобы, начальник гаража легонько стукнул ладонью по столешнице. Ты мне скажи, где твоя пролетарская сознательность?
От пассажиров кто приходил? Или контролёры?
Нет, этого не было. Свои обижаются, вон Пыжиков того и гляди донос сочинит. А Сидоркин? Сколько ты его будешь доставать?
Это который инвалид империалистической и водку на рабочем месте глушит?
Ты мне ваньку не валяй! Знаешь, об ком речь.
Так ты, Семёныч, сам рассуди, мне колесо было нужно срочно, а этот гад сидит, чавкает, из стакана рыковку отхлёбывает, смотрит свысока, ну я его слегка и приструнил. Он кладовщик или где?
Приструнил? Коробейников аж привстал со стула, краснота мигом вернулась на щёки. Да он потом по стенке ходил неделю, а в твою сторону даже взглянуть боится до сих пор. В профсоюзную ячейку на трёх листах роман бульварный настрочил почище Жорж Санд.
Но с тех пор ведь не жалуется?
Так, значит, считаешь, если Сидоркина доконал, то и других можно? А работать у меня кто будет? Я тут начальник, начальник долбанул кулаком по столу, и я решаю, кого и как воспитывать.
Уволюсь к чёртовой матери, пообещал Травин. Уйду обратно в мастерские, на прежнее место завскладом. Там мне сейчас зарплату больше обещают, и уважение, и комнату в новом доме со всеми коммунальными удобствами. Свирского, который на меня хотел недостачи списывать, посадили, сволочь такую, за растрату, так что не жизнь меня там ждёт, а малина.
Кривонос, гад, никак не уймётся, начальник гаража скрипнул зубами, Мулькина переманил, теперь за тебя взялся. Что, так бросишь всё и уйдёшь?
Алексей Семёныч, ну а что делать-то? Я тут по ночам из-за баранки не вылезаю, план даю, а днём на склад за запчастями в своё личное время езжу и не жалуюсь, а на меня кляузы сочиняют. Причём ладно бы техники там, или прокатчики, так Сидоркин с дружками-собутыльниками и теперь этот Пыжиков. Вот второй сменщик, Пасечник, мы с ним отлично ладим. Если опаздываю, или он позже приезжает, просто сидим и ждём, всё лучше, чем по жаре рассекать.