За мной, тихо сказала она, прижавшись к Николаю; ломовая повозка, ехавшая по переулку, теснила людей к стенам.
Женщина не торопясь пошла по направлению к старому Гостиному двору, обронив перчатку, не успел Ковров её подхватить, она уже свернула в арку, и Николай догнал её у самого подъезда.
Квартира на третьем этаже выходила окнами на переулок, две комнаты были закрыты, в третьей за столом сидел мужчина средних лет, с усиками и в пенсне. Рядом с ним стояла пепельница, полная окурков.
Наконец-то, сказал он недовольно. Как добрались?
Замечательно, Ковров достал пачку червонцев, из середины оторванную половину банкноты и протянул мужчине.
Тот достал из ящика стола вторую половину, приложил, тщательно проверил каждую точку линии разрыва и номера. Результат его удовлетворил, женщина, стоящая позади Николая, убрала пистолет в сумочку.
Чисто, сказала она, никто не следил.
Неужто были сомнения? Ковров усмехнулся. А мы ведь с вами, товарищ Райнис, виделись как-то в Сестрорецке в лечебном санатории, и память у вас тогда была ой как хороша, особенно на деньги.
Таковы правила, Райнис недовольно поморщился. Значит, вы в «Пассаже» заселились? Хорошее место, из дорогих, да-с. В Ленинграде вас в курс дела ввели?
И не подумали, Станислав Адамович сказал только, что дело архиважное и по моему, так сказать, предпочтению.
Это он поторопился, но дело и правда непростое, нужен хороший специалист, вроде вас, и со стороны местные все на виду. Смотрите, мужчина выложил на стол фотографию, на которой запечатлели пожилого мужчину с большим носом и тонкими усиками над полными губами, глаза навыкате казались большими через очки в тонкой оправе. Борух Менделевич Гершин, правда, откликается на имя Борис Михайлович, а кличка у него Шпуля.
Сурьёзный товарищ, глазом прямо сверлит, Ковров небрежно взял карточку, вскользь рассмотрел. Вижу в первый раз.
Шпуля человек интеллигентный, предпочитает спекуляцию, лично мокрыми делами не занимается и долги не выбивает. Для этого у него есть напарник, Герман Осипович Радкевич, по прозвищу Лихой. Райнис достал второе фото, размытое, с него смотрел человек средних лет, с рельефным лицом и шрамом на левой щеке.
И с этим не знаком. Но в Ленинграде про мокрые дела речи не шло, и с товарищем Мессингом мы об этом не договаривались, так что я на них не пойду, моя профессия чистая.
От вас этого никто не требует, успокоил его Райнис, тут другие обстоятельства в наличии. Шпуля ещё до революции занимался мелкими аферами и у охранки на карандаше был, а как разруха да голод пошли, на этом наживаться начал. Теперь он приличный коммерсант, держит торговую артель, закупает текстильный товар в Закавказье и здесь продает, а обратно везёт продукцию московских трестов. По сути, занимается контрабандой, граница там дырявая, вот и тащат сюда из Персии всё, что пользуется спросом. Размах операций небольшой, как был мелким воришкой, так и остался, да и прижать мы его в любой момент можем, вот только на мелочи смысла нет.
Теперь, как я понимаю, повод появился?
Райнис тяжело вздохнул, протёр пенсне, достал папиросу, прикурил от зажигалки. Делал он это не торопясь, словно собираясь с мыслями.
Да, наконец сказал он, расстелил карту, ткнул карандашом северо-восточнее трёх вокзалов. Начну, так сказать, издалека. Преображенское, район старый, но окраинный. Вот здесь, в ресторане Звездиных, Гершин арендовал флигель. На первом этаже в одном крыле конторы всякие, которые перебрасывают бумаги от одной к другой, чтобы фининспекторов запутать, а в другом квартиры якобы внаём сдаются, а на самом деле для всяких тёмных дел используются. Вход у флигеля свой, а рядом с ним проход в подвал, владельцы ресторана игорный дом там открыли, Шпуля иногда крупные суммы просиживает.
Неплохо, Ковров довольно улыбнулся, на этом мы и сойдёмся. Загляну к ним на днях, в картишки перекинусь с вашим другом.
Даже и не думайте, хозяин разволновался, товарищ Мессинг предупреждал, что вы игрок, но туда не лезьте, дело провалите. Шпуля человек хоть и азартный, но осторожный, лишнее внимание ни к чему.
Неужели такое дело крупное?
Райнис переглянулся с женщиной, кивнул.
Был у Шпули кореш, Самуил Бронштейн по прозвищу Корявый, вор серьёзный и авторитетный, золотишком приторговывал и камушками. Так он Шпуле клиента привёл за долю, когда жареное почуял, а в камере, как его повязали, проговорился, что клиент этот из Гохрана, и ценности оттуда сворованы.
Только это и сказал? Что за клиент, молчит?
Прикончили Корявого, удавили в камере в первую же ночь, и допросить мы его не можем. Ладно бы камушки были из припрятанных всякими недобитками, а тут вопрос политический, народное добро утекает. Гершин об этом знает и боится, но уж очень кусок жирный, заглотил он его.
Камушки товар рисковый, как бы не прогореть, подсунуть что угодно могут, заметил Ковров.
Верно. Здесь он ювелира не возьмёт, в Москве оценщики наперечёт, уголовный розыск их всех срисовал, поэтому связываться с ворованным государственным имуществом побоятся, ну а если не побоятся, то шепнут кому надо, и Шпулю на ноль помножат, а товар заберут.
Как есть, гость кивнул, значит, ему свой человечек знающий нужен.
Такой человечек у него есть, и Шпуля его из Одессы вызвал, но мы его взяли, точнее не мы, а уголовный розыск, и он сейчас в камере им песни поёт про свою тяжкую судьбу, так что ситуация у Шпули безвыходная, денег-то хочется, а время утекает. Тут мы вас и подсунем. Репутация у вас есть соответствующая, если справки наведёт, в Петрограде ему подскажут, что вы надёжный человек.
Ещё какой, Ковров рассмеялся, хорошо, выйдет на меня этот Шпуля или человек его, оценку сделать, а я вам списочек и наводку на схрон, так?
Так.
Только на этот раз оплата будет повыше, риск большой, как-никак, высшая мера им светит, наверняка бандиты это понимают и со стукачами церемониться не будут. Двадцатую долю возьму.
Да я тебя, Райнис сжал кулаки, грохнул ими по столу, в порошок! Долю он захотел, барыга поганый. Скажи спасибо, что глаза на твои делишки закрываем.
Как скажешь, гражданин начальник, Ковров поднялся, на нет и суда нет, но за идею работать не желаю. В партии сроду не вступал, меня громкими словами не возьмешь, лозунги свои прибереги для рабочих и крестьян.
А ну сядь, чекист вперил в гостя тяжёлый взгляд. Не сговоримся, и пойдёшь ты, гражданин барон Гизингер, по верхней черте, пятнадцать лет лагерей, как контрреволюционный элемент, а то и высшую меру социальной справедливости получишь. Или, думаешь, мы все твои грешки забыли?
За что под монастырь ведёшь, начальник? Николай уселся обратно, положил ногу на ногу, он ничуть не испугался.
Это ты у прокурора спросишь, как мы все твои делишки подымем и ему отдадим. Выбирать раньше надо было, когда секретным агентом быть соглашался, а теперь что особый отдел прикажет, то и будешь делать. А то строит он тут из себя курсистку, это ему не по нраву, подавай другое.
Ладно, сороковую, но меньше никак, Ковров пригладил лысину. Погорячился, с кем не бывает. У нас с товарищем Мессингом уговор, не вижу причин, почему бы и здесь его не соблюдать. Вы посудите, товарищ Райнис, я ведь по лезвию ножа хожу, одно слово или косой взгляд, и поднимут меня на пику, вон, хотя бы Лихой. А работаю я честно, ничего не утаиваю, да и что там могли утащить, тысяч на двести от силы? Да даже если на четыреста, тысячу червонцев заработаю, остальное государству вернётся. Опять же, крысу в Гохране поймаете, а это какая экономия.
Ладно, Райнис кивнул, сговорились.
Почти. Расскажите мне, господин хороший, как я к этому Шпуле попаду, коли мне с ним в картишки перекинуться нельзя?