Не успел я доесть кашу, как мне сунули в руки кружку круто заваренного чая и черствый пряник. Про пряники тоже рассказывали какую-то удивительную историю. Они поезд под откос пустили, а там в одном из вагонов пряники оказались. Думали бросить, но Степка восстал грудью буквально. Мол, что это мы, фрицам оставим наши советские пряники? Чуть не надорвались, пока вагон пряников перетаскивали. Но теперь вот есть с чем чаевничать зато
Это все было так трогательно. И так тепло. Не надо больше прикидываться, корчить из себя кого-то другого, все по-русски говорят вокруг. В общем-то, само по себе общение на немецком у меня не вызывало каких-то особенных затруднений, конечно. Но дело ведь было не только в немецком языке
Доброго утречка, товарищ Волков, раздался над самым ухом знакомый, но не очень приятный голос. Вот уж по ком не соскучился
И вам не хворать, товарищ Хайдаров, я медленно повернулся к особисту и сцепился взглядом с его хорячьими глазками.
К нам в отряд, значит, теперь пожаловали? криво улыбаясь, проговорил он. Умиление и радость сразу же сдуло, как и не было. Народ вокруг тоже поумолк сразу, разговорчики и смешки стихли. Партизаны уткнулись кто в свои тарелки, кто принялся оружие чистить, а кто сделал вид, что птичек на деревьях разглядывает. «Ага, расслабился, дядя Саша, мысленно сплюнул я. Прикидываться не надо, все свои»
Как получится, Мурат Радикович, миролюбиво сказал я. Мы же с вами люди служивые. Куда Родина прикажет, туда и направимся.
И что же на этот раз вам приказала гм Родина? Хайдаров сверлил меня подозрительным взглядом. Да бл*ха! Какая муха его укусила? Вроде больше уже меня не в чем подозревать, доказал, что свой. И даже миссию свою, которую с самого начала ему озвучил, выполнил. Теперь-то что?
Вы как позавтракаете, Александр Николаевич, в штаб ко мне загляните, подчеркнуто вежливо сказал Хайдаров.
Договорились. Мурат Радикович, кивнул я и отвернулся. Принялся грызть дальше свой пряник, который как-то резко стал безвкусным. Радужное настроение пропало. Пора было снова напрягать мозги. Сколько-то времени я могу потянуть, списывая отсутствие приказа от моего командования на превратности фронтовой судьбы и всякие логистические сложности, но потом нужно будет что-то думать. Как-то легализоваться. И это будет, может даже посложнее, чем в Пскове в самом начале
Эх, недолго я пробыл самим собой. Но и на том спасибо.
Кстати, ребятушки, а Яшка-то где? спохватился я. Он же с вами ушел тогда. И Кузьма Михалыч? Тот, что дорогу грузовикам на лоханке немецкой показывал?
Да дрыхнет твой Яшка, не волнуйся, дядя Саша! отозвался тот парень, что придумал буксиром баржу на мост толкнуть. В госпитале он.
Ранили? быстро спросил я.
Да не, он уже тут, на подходе к лагерю ногу повредил, ответил другой партизан из моей прошлой команды. По лесу ходить непривычный, а нам побегать пришлось немного, ну вот и Вроде сначала ничего, но к обеду нога распухла. Но ты не волнуйся, Марья говорит, что через недельку будет бегать опять.
А Кузьма? снова спросил я. Кузьма Михалыч? Лесник?
Партизаны попрятали глаза. Повисло неловкое молчание.
Не было его у нас, ответил за всех пожилой дядька с вислыми седыми усами. Он же к Хотицам свернул, когда мы в стороны разъезжались. Ну так с тех пор мы его и не видели.
Может еще придет, сказал самый молодой. Жалобно так сказал. Будто сам не верил в это.
Может быть, я уперся взглядом в свою кружку. На поверхности остывшего чая образовалась радужная пленка, как будто бензиновая. «Куда же ты запропал, Михалыч? подумал я. В какой-то из деревень схоронился? Или все-таки в плену? Или»
Даже мысленно не решился проговорить самый страшный из вариантов.
Дядя Саша, ты бы это тихонько сказал мне вислоусый, коснувшись моего плеча. Шел бы к Хайдарову. А то осерчает он, тогда добра не жди.
Твоя правда, сказал я и поднялся. Тут же заныли колени, спина и, кажется, даже зубы. Так мне не хотелось сейчас в эти словесные баталии, врать не хотелось. Хайдарова видеть не хотелось. У него, конечно, работа такая всех подозревать
Ладно, чего тянуть? Раньше сядешь, как говорится, раньше выйдешь.
Я перешагнул бревно, покинув гостеприимный партизанский кружок, и решительно направился к штабной землянке.
Пригнулся, чтобы войти в низкую дверь. Остановился на пороге, чтобы к полумраку привыкнуть. Присвистнул мысленно. По сравнению с прошлым штабом, этот обставили не в пример уютнее. Деревянные лавки покрыты вязаными половичками. На длинном столе полосатая льняная скатерть. Самовар. Печка-буржуйка. На бревенчатых стенах развешены рисунки. От примитивных и практически детских, до вполне художественных. На стене сбоку потемневшее зеркало, а по бокам от него занавесочки белые в красный горох. Прямо-таки, дизайнерский ход. Чтобы землянка настоящим домом смотрелась. С настоящим окном.
Хайдаров сидел за столом сбоку. Не во главе, как бы подчеркивая, что главный в отряде все-таки Слободский. А он всего лишь скромненько с бочка пристроился.
Это плюс. Значит угрожать арестами и расстрелами прямо сейчас не собирается. Типа, поговорить хочет. Бдительность проявляет, как ему должностной инструкцией и предписывается.
Вы присаживайтесь, Александр Николаевич, в ногах правды-то нет, лягушачий рот Хайдарова изобразил даже какое-то подобие улыбки. От этого, правда, его лицо симпатичнее не стало. Бл*ха, какой день испортил, хорек вонючий Сразу после этой мысли я сам себя осадил. «А ну уймись, дядя Саша! выдал себе воображаемого леща и сел на лавку напротив особиста. Положил руки на стол и тоже растянул губы в улыбке. Мы с Хайдаровым все-таки на одной стороне фронта, собачиться нам точно не стоит».
Историю одну хочу тебе рассказать, Саша, тон Хайдарова сменился с подчеркнуто-вежливого на фамильярный. Был у меня знакомец один, рыбалку очень любил. Говорил, что может даже в луже окуней наловить, была бы только снасть хорошая. И ведь так и было. Приходит на речку, где другие мужики уже много часов никого, крупнее пескаря, не доставали, снасти свои достанет, на червя поплюет, и как начнет таскать одну за другой. Так и было идут все с реки с пустыми руками, а у него два ведра добычи. Иногда он сжаливался и отсыпал нам от щедрот рыбешек, чтобы не позорились. Но секрет никому не раскрывал, хоть мы и пытались его вызнать всеми правдами-неправдами.
Хайдаров замолчал, глядя на меня. Я тоже молчал, ожидая продолжения. Оторопел даже маленько, не понял, к чему он ведет.
А в тридцать седьмом его расстреляли, Хайдаров подался вперед и вцепился в меня взглядом, как когтями.
За то, что рыбацкий секрет не выдал? спросил я.
За то, что предателем родины оказался, отчеканил Хайдаров. И врагом народа.
Очень поучительная история, я покивал, но ничего больше говорить не стал.
Это я к тому, Александр Николаевич, что вы, может, и проявили какие-то положительные качества, Хайдаров помялся. И даже где-то героизм. Но это не значит, что вам теперь все позволено, ясно вам?
Даже в мыслях не было, Мурат Радикович, я простодушно развел руками. Ни в коей мере не собираюсь подрывать ваш авторитет или что-то подобное. Я ведь у вас временно, пока новый приказ не придет
Новый приказ? Хайдаров приподнял иронично бровь, но развивать тему не стал. Вы лучше мне вот что скажите, раз уж у нас с вами такой доверительный разговор пошел
Он раскрыл картонную папку, которая лежала перед ним на столе. Но сказать ничего не успел, потому что дверь распахнулась, и в землянку стремительным шагом ворвался здоровый тип, поскрипывая кожаным плащом, из-под которого выразительно выглядывали бордовые петлицы. На лице Хайдарова при его появлении появилось совершенно несвойственное ему желание немедленно забраться куда-нибудь под стол. А я с любопытством разглядывал новоприбывшего. Лет тридцать пять, темноволосый, до синевы выбритые щеки, в глазах за круглыми очками смешливые искорки. Если бы не форма НКВД, то мужик был бы похож на учителя старших классов, из тех, по которым вздыхают все школьницы.