В силу географических и экономических причин деревенька находилась слишком далеко от просветительского и цивилизованного центра нашего государства. То ли про нее просто забыли, то ли правительство решило, что она не стоит того, чтобы тратить на нее и так не очень богатую казну, но население здесь оказалось на самом начальном уровне становления первобытно-общинного строя и почти не знало ничего, что творится в столице. Люди, конечно, не были совсем безграмотными и тупыми, но их удивительная нелюбовь и страх ко всему непонятному тянули как минимум на предания старины глубокой, полные страшных сказок, которыми сейчас безуспешно пытаются запугивать малых деток. А так как магов у них отродясь не бывало, то в борьбе со всевозможной нечистью и нежитью полагались только на собственные силы и вычитанные из детских сказок рецепты, использовать которые стали с таким рвением, что, похоже, сильно переусердствовали. Вся нечисть в округе больше не высовывалась, попрятавшись по своим норам и болотам, приходя в ужас от одного упоминания о жителях странной деревни с названием Забытки (прямо-таки символичное название).
Скорее всего, они чувствовали себя оскорбленными, что их пытаются уничтожать такими кощунственными способами, несмотря на их магическое происхождение, а вставать на пути фанатично настроенного населения оказалось себе дороже. Среди способов, пользующихся здесь наибольшей популярностью и действенностью, были: тухлые яйца, на которых рисовались портреты нечисти (художника следовало бы приписать к абстракционистам) и которые кидались в места обитания нечисти; простоявшее на солнцепеке пару недель молоко (оно выливалось в невероятных количествах в болото, не придавая ему привлекательности и кристальной чистоты); посыпание каменной солью на раны несчастных, если удавалось подобраться поближе, и еще много всякого разного. Все эти антиэкологические методы наносили невероятный вред окружающей среде, и лес постепенно приходил в запустение, грозя превратиться в бесплодную пустыню. Причем вымирание лесного массива жители наивно списывали на лешего, который самым первым пострадал в этой неравной борьбе. Если бы не сильная привязанность к месту обитания, все эти кикиморы, русалки, травники давно уже покинули бы местный лес и переселились в менее опасные для существования районы. Мне было их откровенно жалко, я против таких методов борьбы. Лучше бы уж убивали, честное слово.
И все бы ничего, но тут появилась я. Узнав, что я маг (пусть и недоделанный), на меня смотреть сбежалась вся деревня, как на великое чудо, но, узнав, что я собираюсь жить в одиноко стоящем домике в лесу, меня тут же предали анафеме и провозгласили новым видом нечисти. Сначала мне показалось, что это такое своеобразное чувство юмора, но потом поняла – не шутят. Все, что живет в лесу и отличается от растений и животных, должных его населять, тут же причислялось местными жителями к разряду опасных и подлежащих немедленной расправе.
Домик, отныне поступивший в мое полное распоряжение, шикарным назвать было никак нельзя. Ветхое доисторическое строение встретило меня отсыревшими стенами, прохудившейся крышей и перекосившимися ставнями. Ступеньки крыльца заскрипели под ногами и угрожающе прогнулись, когда я с замиранием сердца приблизилась к двери. Вопреки моим ожиданиям, дверь не отвалилась при попытке открыть ее, а легко распахнулась на смазанных петлях, приглашая посетить пропитанное таинственностью жилище. Настоящая избушка Бабы-яги прямо, куриных ножек только не хватало.
Внутри гулял сквозняк, шевеля висящие под потолком пучки высушенных трав и гоняя сухие листья. Половину единственной комнаты занимала печь, почти совсем новая, у окна стоял дубовый стол, парочка табуреток, кровать в углу и большой шкаф. Вот и вся нехитрая обстановка. Темные сени, где я чуть не свернула себе шею, споткнувшись об опрокинутое ведро, служили переходом между жилым помещением и улицей.
Первым делом я принялась наводить порядок, выметая изо всех углов успевшую осесть пыль, паутину и прочий домашний мусор. Печка затопилась быстро от единственного брошенного огненного импульса и весело затрещала дровами, придавая комнате более-менее жилой вид, наполняя ее теплом и светом. К вечеру я уже не чувствовала ног от усталости и, наскоро сварив себе картошки, найденной в подполе, не раздеваясь, завалилась спать, собираясь с утра заняться детальным обследованием странного домика. Но утро принесло мне смертельную тоску и жалость к самой себе. Первый поход в деревню принес новые разочарования – со мной никто не желал общаться, все шарахались, налагая на себя и меня усердное крестное знамение, и разбегались по домам и хатам. Состояние никому не нужной молодой магички острым ножом кромсало душу и приводило к отчаянию. Никогда не замечала за собой раньше такого пессимизма, но тут накатило по полной программе. Вернувшись домой, я бросила в печь выданную мне в академии справку, чтобы больше не напоминала о моем позоре, и прорыдала до самого вечера.
Предприняв еще несколько вылазок во вражеский стан, я только лишний раз убедилась, что меня здесь откровенно боятся и видеть не особо желают. Все мои попытки донести до дремучих жителей, что я нормальный человек, не принесли никакого результата – слушать меня просто не хотели, предпочитая оставаться во власти глупых заблуждений. Меня это разозлило.
Я закрылась в своем домишке и почти не вылезала на свет божий до конца осени. Смерть от голода мне не грозила, погреб ломился от всевозможных разносолов и запасов, а без хлеба и молока прожить вполне можно.
Когда первый раз на меня объявили охоту, я, честно говоря, струхнула. Но впоследствии, разобравшись в ситуации, поняла, что лучшего места, где я могу безбоязненно проводить свои незамысловатые магические опыты, мне не найти, и осталась. Что руководило мной в тот момент, сказать трудно, но шестое чувство подсказывало, что только здесь у меня может получиться что-то стоящее.