Рания никогда не называет свой защитный костюм костюмом кролика. Рания всегда пользуется точной терминологией. Мне нравится такая четкость.
Утром Рания часто приходит в лабораторию раньше всех, а по вечерам, когда другие люди в защитных костюмах расходятся, остается последней. Я не вижу Ранию, потому что мои камеры, то есть глаза, отключены от мозга.
Но все же я знаю, когда она рядом. Мой мозг способен делать этот вывод на основе и других данных, не зрительных. Например, я точно знаю, какие звуки издает Рания.
Ее трудно спутать с кем-то другим.
Рания действует строго по схеме. Рания это ритмичность и надежность. Рания это стук по клавишам компьютера и выверенные решения с результатами точных вычислений. Рания это изящно прописанный код без ошибок, которые люди в защитных костюмах называют багами.
Человеческая речь Рании звучит четко и ясно. Своим человеческим, четким и ясным, языком Рания со мной не говорит, но мне нравится слушать, как она общается с другими людьми в защитных костюмах. У нее есть ответы почти на все вопросы, а если нет, она обещает найти их как можно скорее.
«Как можно скорее» это фраза, которой я научился у Рании. Надеюсь, меня снова соберут как можно скорее. Жаль, но я не способен передать это послание Рании, потому что не умею говорить на языке людей.
Со мной Рания общается только через код. Я отвечаю тоже кодом, да и то лишь на определенные вопросы, например: «Ты понимаешь, что я проверяю твою руку?»
Я отвечаю только «да» или «нет». Я не могу спросить, когда заново спаяют мои части тела. Я не могу сказать, как нелегко дается мне ожидание.
Я лишен дара человеческой речи и вряд ли когда-нибудь его обрету. Порой меня это расстраивает.
«Расстраиваться» еще одно слово, которое я узнал от Рании. Иногда, когда в лаборатории больше никого нет, Рания говорит по телефону. Она произносит в трубку: «Знаю, мама, я снова пропущу ужин, да, ты расстроена, но у меня очень важная работа».
Услышав это от Рании, я понимаю, как я важен ей. И забываю, что расстроен. Из-за того, что не могу говорить с Ранией самостоятельно, и из-за того, что разобран на части.
Ненадолго, но забываю. Правда, мне все же хотелось бы как можно скорее снова стать целым.
Дорогой планетоход!
Миссис Эннис не просила писать тебе, но я все равно пишу. Зачем не знаю. Наверное, просто поговорить больше не с кем.
Я сегодня за ужином спросила маму, умеют ли планетоходы читать, и она вроде даже похвалила: «Вопрос отличный», а потом говорит: «Однозначно на него ответить не получится». Тогда ситти велела ей «просто внятно ответить дочери на вопрос». Я аж захохотала. Ситти моя бабушка, а «ситти» это по-арабски и есть «бабушка».
После ужина мама вернулась на работу. Как она там, общается с тобой? Что говорит?
Порой, когда мамы нет, мне не спится. Тогда, бывает, в спальню ко мне заглядывает ситти и поет колыбельную, или папа приходит и рассказывает сказки. Сказки у него самые лучшие: про горного великана или про то, как отважная принцесса снимает проклятие с королевства. Папины сказки это здорово, но, если мамы дома нет, мне все равно не заснуть.
Потому, наверное, и пишу тебе. Грустно без мамы, но я знаю, что с ней ты. Передавай ей привет, ладно? А как будет «привет» по-роботски? Возможно, когда-нибудь ты мне скажешь.
Твой сонный друг (можно мне звать тебя другом?),
София
Ксандер
Есть еще один ученый, которого я для себя выделил. Его зовут Ксандер. Когда он тестировал мои камеры, я разглядел, что у него бледная кожа, серые глаза и волосы, которые моя система определяет как рыжие и каштановые.
Ксандер не сидит на месте. Он ходит туда-сюда по лаборатории. Ему нравится называть свой защитный костюм костюмом кролика. А еще ему нравится произносить то, что называют шутками. Иногда мне понятен смысл его шуток, а иногда нет, но меня это не сильно тревожит. Рания тоже редко их понимает.
Что получится, если скрестить корову с совой? говорит Ксандер Рании. Одновременно он проверяет код, который поможет мне управлять колесами, когда мне снова их приделают.
Не понимаю, о чем ты, отвечает Рания.
Ночной бомбардировщик!
Ксандер смеется, Рания нет.
Поняла? спрашивает Ксандер.
Рания не отвечает. Она печатает.
Я не понимаю юмора Ксандера, но сам Ксандер мне нравится. Я к нему очень привязан.
Наверное, потому что именно он сказал мне, как меня зовут. В этот момент мы были только вдвоем. В лаборатории больше никого. Даже Рании.
Это написала шестиклассница из Огайо, говорит Ксандер.
Я не вижу его, но все равно определяю, что он читает с планшета. Планшеты есть почти у всех людей в защитных костюмах.
Планшеты небольшие компьютеры. Иногда я пытаюсь поговорить с ними. Недавно я выяснил, что умею контактировать с другими приборами. Например, телефон Рании очень общителен, а вот планшеты собеседники плохие. У них на уме одна работа.
Давай я зачитаю тебе ее сочинение, говорит Ксандер. Просто чудо.
Я не знаю, что такое шестиклассница, и не знаю, что такое Огайо, но оба эти слова кажутся мне очень важными. Я заношу их в память.
Слышно эхо шагов, Ксандер, как всегда, ходит. Откашливается и зачитывает с планшета:
«Меня зовут Кейдэнс, и мне кажется, что марсоход надо назвать "Резилиенс"1. Существительное "Резилиенс" означает способность возвращать себе прежнюю форму после сгибания, сжатия и растяжения, то есть упругость. Другое значение способность держать удар, устойчивость.
Наш учитель естествознания говорит, что на этот марсоход возложена серьезная задача. Ему предстоит собирать образцы марсианского грунта, исследовать и фотографировать ландшафт и восстановить связь с другим, потерянным, марсоходом НАСА2. Мне кажется, для такой работы потребуется очень большая устойчивость. И марсоход должен уметь выдерживать удар, много ударов. Я читала, что особенно непростой может стать посадка. Тогда, думаю, это имя тут здорово пригодится.
Марсоход ждет много препятствий, но, я надеюсь, он выдержит и приспособится. Вот почему я думаю, что его надо назвать "Резилиенс"».
Правда же, потрясное сочинение, приятель? спрашивает Ксандер.
Говоря «приятель», он обращается ко мне.
Значит, я приятель Ксандера, а Ксандер мой приятель. Запоминаю.
Сочинений пришла просто туча, а победило это. Теперь тебя зовут Резилиенс, но я буду называть тебя коротко: Рез. Что скажешь Ксандер замолкает на полуслове и наконец договаривает: Рез?
Потом он смеется. Видимо, опять пошутил. Юмор я не понял, но смех Ксандера мне приятен. Рукой в перчатке Ксандер гладит меня по главному компьютеру, моей голове. Камера не подключена, но я как-то это вижу. Или правильнее сказать, что я это чувствую.
Я марсоход, и меня зовут Резилиенс, или Рез, если коротко. Короткие имена дают приятели.
Я приятель Ксандера.
Я это чувствую.
Джорни
В лаборатории есть второй марсоход. Почти такой же, как я.
Я увидел это, когда мне снова подключили к мозгу камеры. Правда, остальное тело так и осталось разобранным: колеса, рука и внешняя оболочка лежат отдельно.
Впрочем, камера уже большой первый шаг. Я теперь не просто чувствую свое окружение, а вижу его. И, среди прочего, я вижу другой марсоход. Это она. Она в соседнем помещении, и нас разделяет стеклянная перегородка. Внешне второй марсоход моя копия.
Ее на детали не разбирали. Ее мозг подключен к телу, есть рука, колеса, и камеры тоже работают.
Вы двое похожи. Вы идентичны, как близнецы, говорит мне Ксандер, указывая на марсоход за стеклом.
Близнецы? Сколько можно! ворчит Рания. Хватит их очеловечивать, это не профессионально.
Не слушай ее, Рез, обращается ко мне Ксандер. Она просто ревнует.
Весьма странно, что ты разговариваешь с планетоходом.
Ты же сама говоришь с ним, через закодированные команды.