Она делает шаг в сторону, но я останавливаю ее, положив ладонь на ее предплечье. И тут же отдергиваю ее, почувствовав странное жжение в кончиках пальцев.
Ох! Грейс тоже отдергивает руку и изумленно смотрит на меня: Ты ударил меня током.
В самом деле? Значит, вот что это было? спрашиваю я, глядя на свою руку. И у меня такое чувство, будто она принадлежит не мне, а кому-то другому.
Такое чувство, будто все это происходит не со мной, а с кем-то еще. Если бы тогда бы мне крупно повезло.
Но, разумеется, везение это не по моей части, и так было всегда.
О чем ты? Впервые за последние несколько минут в голосе Грейс звучит не агрессия, а нечто, больше похожее на любопытство: Как это может быть? Неужели прежде тебя не било током из-за прикосновений?
Это потому, что для этого кто-то должен коснуться меня, вертится у меня на языке. А это случалось со мной ох как нечасто. Последним человеком, который касался меня вот так, была Лия, но между мной и ней всегда было мало электричества.
Но если я это скажу, то буду выглядеть жалким, а этого с меня довольно. К тому же между Грейс и мной тоже нет настоящего электричества. Во всяком случае, в том самом смысле.
Наверняка это из-за ковра, на котором мы стоим. Или из-за погоды. Или
Ой! вскрикиваю я, когда Грейс задевает меня плечом и мою руку словно пронзает молния.
Извини! восклицает она, отпрянув.
Но, когда мне становится ясно, что она хочет сказать что-то еще, я просто качаю головой и бормочу:
Может, это происходит из-за того, что ты не сверхъестественное существо, а человек.
Она явно хочет мне возразить, но в конечном итоге, видимо, решает оставить эту тему, поскольку нам нужно обсудить вещи поважнее.
И я чертовски этому рад.
Как я уже сказала, возможно, ты прав. Она заправляет за ухо кудряшку и смотрит на меня, ожидая ответа.
Но мне нужно пояснение.
Прав в чем?
Прав в том, что все это делает мое подсознание.
По-моему, в этом даже сомнений быть не должно. Я вскидываю бровь, стараясь не замечать, как близко друг от друга мы стоим. Если только ты не делаешь это осознанно.
С какой стати? Она явно задета. Поверь мне, я хочу выбраться отсюда даже больше, чем ты. Ведь Джексон и Мэйси наверняка ужасно беспокоятся обо мне.
Теперь уже я закатываю глаза:
Ну еще бы. Мы же не хотим, чтобы малыш Джекси беспокоился, не так ли?
Почему тебе обязательно становиться таким несносным, когда речь заходит о нем?
Тебе кажется, что я сейчас веду себя несносно? спрашиваю я. Поверь, я еще даже не начинал.
Почему-то меня это не удивляет, бормочет она, затем делает глубокий вдох и продолжает: Но, если ты сможешь еще несколько минут держать себя в руках, думаю, у меня есть одна идея насчет того, как нам выбраться отсюда.
Глава 21
Не дави на жалость
Грейс
Я не знаю, что именно с Хадсоном не так, но он сам не свой. Вид у него сейчас как у перепуганного зверька, готового броситься наутек, стоит лишь кому-то сделать движение в его сторону. И этот кто-то, разумеется, я.
Чтобы проверить эту теорию, я делаю шаг в его сторону, и да, так и есть. Он определенно психует. О этом говорят и его дикий взгляд, и расширенные зрачки.
Да ладно тебе, все образуется, говорю я ему. Мы что-нибудь придумаем.
Хадсон кивает, но, когда я пытаюсь ободряюще положить руку ему на плечо, он опять резко отшатывается. Что ж ладно. Намек понят. Ему очень, очень не хочется, чтобы я его касалась. Ну и пожалуйста. Я пыталась приободрить его, но мне и самой не хочется его касаться.
То, что нам надо действовать сообща, чтобы выбраться отсюда, вовсе не значит, что мы вдруг станем лучшими друзьями. Ведь он как-никак тот, кто он есть.
Хотя если мой план сработает, возможно, он не останется таким навсегда.
Он кивает и прислоняется плечом к ближайшей стене. Я не могу решить, потому ли он это делает, что это помогает ему выглядеть классно а это действительно так, хотя я скорее умру, чем признаю это, или потому, что иметь дело с обыкновенным человеком так утомительно, что ему нужно на что-то опереться, чтобы не упасть.
Ну и в чем заключается этот твой сногсшибательный план? спрашивает он с ухмылкой.
Я не говорила, что он сногсшибательный. Я сказала, что, по-моему, он может сработать.
Разве это не одно и то же? Или ты просто не хочешь признавать этого?
Господи, какой же он все-таки козел. Теперь я уже не так уверена, что мой план действительно сработает. Ведь если ты хочешь превратить какого-то человека в относительно приличного и да, я знаю, что ставлю планку низко, но речь же идет о Хадсоне, то тебе нужен податливый материал, нужна такая глина, из которой можно что-то слепить.
Однако сейчас, когда на его лице играет эта дурацкая ухмылка, а по языку тела ничего не поймешь, он точно не выглядит податливым материалом.
И все же стоит попробовать. Я готова испробовать все, чтобы выбраться отсюда и вернуться к Джексону. Поэтому я делаю глубокий вдох и говорю:
Я тут подумала и пришла к выводу, что, возможно, ты стал таким не только по своей вине.
Это стирает ухмылку с его лица, и он просто глядит на меня с непроницаемым выражением. Я смотрю в его глаза, ища там подсказку, но они тоже совершенно бесстрастны.
Я ожидаю, что Хадсон что-то скажет, чтобы намекнуть, о чем сейчас думает, но он не произносит ни слова. А поскольку я терпеть не могу неловкого молчания, проходит всего несколько секунд, прежде чем я начинаю мямлить:
Я вот что хочу сказать я прочла запись в твоем дневнике, и, похоже, тогда ты был по-настоящему хорошим парнишкой. Значит, потом что-то случилось, что-то, что сделало тебя таким.
Каким? тихо спрашивает он.
Ну, сам понимаешь. Я машу рукой. Думаю, ты не станешь отрицать, что в твоем поведении есть немало такого, что говорит о социопатии, разве не так?
Он стоит, все так же прислонившись плечом к стене и скрестив лодыжки. Затем приподнимает одну бровь.
О, в самом деле?
Я замечаю, что в его тоне звучат предостерегающие нотки, но не останавливаюсь. Я должна это сказать, если надеюсь вырваться отсюда.
Но это потому, что у тебя было дерьмовое воспитание. Во всяком случае, если оно было хоть в чем-то похоже на то воспитание, которое было у Джексона.
Он смеется, но в его смехе нет ни капли веселья:
Это твоя первая ошибка. Поверь мне, Джексон и я были воспитаны совершенно по-разному.
Я не знаю, что на это сказать, если учесть, что сейчас в его голосе звучит горечь. Я знаю, что в детстве Джексону пришлось несладко и что ему и теперь приходится несладко. Его мать расцарапала ему лицо, так что остался шрам, потому что она обозлилась на него из-за произошедшего с Хадсоном. Отсюда явно следует, что ему было тяжелее, чем Хадсону, даже если их растили не вместе.
Но сейчас, глядя на Хадсона, на его плотно сжатые губы и отрешенный взгляд, я не могу не думать, что, возможно, мои выводы были неверны. Но это только делает осуществление моего плана еще важнее. Я не знаю, что произошло с Хадсоном, когда он был ребенком, и не могу этого изменить, даже если бы знала. Но я могу помочь ему справиться с этим и стать лучше.
Просто выслушай меня, говорю я ему, встав перед ним, поскольку вижу, что он, кажется, собрался отойти. Подумай о том магазине печенья.
Поверь мне, последние полчаса я только и думаю, что об этом чертовом магазине. Он слегка ерзает, как будто ему больно стоять смирно.
Судя по его бледности, воображаемое печенье примерно так же полезно вампирам, как и клубника. Заметка на будущее: не давать Хадсону ничего есть, даже в снах или воспоминаниях.
Мне очень жаль, если от этого печенья тебе стало плохо, тихо говорю я. Я этого не хотела.
Ничего мне не плохо, отвечает он, но прижимает ладонь к своему животу.
Ясное дело, я ему не верю, но не стану говорить ему, что он врет. Сейчас мне надо убедить его, что мой план может сработать.
Пожалуйста, Господи, пусть он сработает.