Псионик - Барчук Павел

Павел Барчук, Павел Ларин

Псионик

* * *

Унылое утро унылого дня

* * *

Сейчас я, наверное, с трудом вспомню, в какой момент осознал, что отличаюсь от других. Сильно отличаюсь. Пожалуй, это произошло впервые лет в пять

Мать работала на заводе по утилизации отходов, а я, вместе с остальными детьми района, ходил в муниципальный детский сад.

Загон для крысят. Так называла это место сама директриса сада. Старая, мерзкая тварь с кудрями, выкрашенными в розовый цвет. Нас она люто ненавидела. И работу свою тоже люто ненавидела.

 Кому-то повезло получить в управление частные садики, а я всю жизнь в этой блевотине!  Жаловалась она одной из воспитателей.

Конечно, откуда взяться любви? При таком-то отношении. Муниципалитет денег выделял мало, соответственно, положить в карман из этой кубышки нечего. Да и семьи у всех были, мягко говоря, не особо обеспеченные. Хотя  чего уж там скромничать? Те, кто жили в нашем районе, не сильно далеко ушли от уровня нищеты  Поэтому работать директрисе приходилось за весьма скромную зарплату. Держало ее на месте лишь положение и должность.

 Черт  Квартира муниципальная, понимаешь? И для сына льготы при получении страховки. Сама я ладно. Перебьюсь как-нибудь  Если бы не сынок, уже послала бы к черту  крысятник. Меня с души воротит от этого места, от этих вечно непромытых детей. Собрали отребье по всему городу. Заводской район это вообще отдельная статья. Малолетние уголовники  Хотя, с района ремесленников не лучше

Воспитатель мотыляла своей башкой вверх-вниз, поддакивая словами директрисы. Ее очки при этом ездили туда-сюда. Спускались к самому кончику носа, а потом поднимались к переносице. Отчего-то очки запомнились мне сильнее всего.

Самое интересное эти взрослые, которым пришлось по разным причинам работать в муниципальном саду, упорно считали виновными в их сложившейся, а точнее наоборот не сложившейся жизни, нас, детей. Потому и срывали злость, не стесняясь. Так вот  В пять лет

 Бобби!  Мать плюхнула на стол, прямо под нос, деревянную тарелку со скоромной порцией каши, выдернув меня из воспоминаний.

 Горох, что ли  Блевать тянет от гороха  Сколько можно? Утром горох  Вечером горох  Я скоро буду кудахтать, как курица.

 Курицы не едят горох.  Мать сложила руки на груди, замерев рядом со мной.

 Возможно  Не знаю. Никогда не видел настоящих куриц

 Бобби, ешь. Ты опоздаешь.

 Просил же, не называть меня так  Я отвернулся к окну, наблюдая, как за стеклом серые унылые капли падают из серого унылого неба на наш серый унылый город. И это, если что, только самое начало осени.

 Какая же срань

 Бобби! Запрещаю выражаться подобным образом!  Мать шлёпнула ладонью по столу.

 Запрещаю называть меня Бобби. Я Борис. Лучше это козлиное имя, которое ты мне придумала, чем твоё ублюдское Бобби.

Я отодвинул тарелку в сторону, взял рюкзак, в котором лежали старый планшет с трещиной на стекле, подраный заяц Пашка с одним глазом и сверток. В свертке был завтрак. Мать так назвала это убожество. На самом деле кусок генномодифицированной колбасы, прилипший к куску генномодифицированного хлеба. Покупать настоящие продукты непозволительная роскошь. Мы столько не зарабатываем. Выйду на остановку и перед тем, как сесть в школьный автобус, выброшу это дерьмо в мусорку.

 Бобби

Я резко поднялся из-за стола, отодвинув со скрежетом табуретку, и пошел к двери, не оглядываясь. Рюкзак тащил в руке, за одну лямку, прямо по полу.

 Борис!  Исправилась мать.

Ну, хорошо  теперь, пожалуй, можно остановиться. Я обернулся. Она замерла возле кухонного стола, который одной половиной находился в кухне, а второй уже в гостиной. Вот такой у нас «огромный» дом.

Выглядела мать совершенно несчастной. Уставшее лицо в морщинах, понуро опущенные плечи, во взгляде тоска и безнадёга.

 Я тебя люблю.  Сказала она, хотя явно думала совсем о другом.

Наверное, снова собиралась поговорить о ситуации в школе. О моих одноклассниках. О моих мудаках-одноклассниках  Кстати, слово «мудаки» матери не понравилось бы тоже.

Я молча открыл дверь и вышел на улицу.

Говорят, переходный возраст, пубертат и вся эта чушь хреновое дело. Мол, подростки не могут найти общего языка с родителями. Ругаются с учителями. Бьют физиономии друг другу. Ну  тогда вся моя жизнь, все мои четырнадцать лет один сплошной переходный возраст

Спустился бегом по порожкам и быстрым шагом направился к выходу со двора. Очень надеюсь, она сейчас не кинется вслед за мной. Ненавижу, когда мать начинает рыдать и лезет обниматься.

Она не кинулась. Осталась в доме одна. Плачет, скорее всего. Все время плачет. Если бы слезы можно было продавать, мы бы озолотились.

 Боря! Борь! Подожди!

Не успел выйти за калитку, как меня окликнули со стороны соседнего дома. Дома  Домика, скворечника, коробчонки для лягушонки. Вот так будет точнее. Дом это слишком гордое название для нашего муниципального жилья.

По узкой дорожке, которая вела от двух кривых ступенек к такому же кривому забору, бежала девчонка. Моя ровесница. Жильё отделяли друг от друга невысокие ограждения из досок, поэтому девчонку я видел очень хорошо.

Один гольф у нее гармошкой спустился ниже положенного, второй наоборот, зацепился за острую коленку. Кожа между краем школьной юбки и гольфами покрылась пупырышками. На улице прохладно. Сыро и мерзко. А она до сих пор носит эти чертовы гольфы.

Ее школьная форма выглядела немного помятой. Две косы без бантов были собраны резиночками на самых кончиках. Но даже в таком виде она красивая.

Настя вообще с раннего детства была красивой. Прикол такой, наверное. Родиться в заводских трущобах, имея внешность настоящей дворянки.

 Ух, блин  думала не успею.  Настя закинула школьную сумку на плечо, одернула форменную школьную кофту, потом присела, подтянула гольф.  Смотрю, время уже почти восемь. Идем?

Я остановил девчонку, положив руку ей на плечо. А затем осторожно пальцами дотронулся до скулы. Там отчетливо была видна свежая ссадина, которую безуспешно пытались замазать тональником.

 Отец?

Подруга посмотрела на меня исподлобья, а потом отодвинула мою руку в сторону.

 Боря  мы уже беседовали на эту тему. Он пьющий, несчастный человек. Который иногда просто не в состоянии себя контролировать. Идём, говорю.

Настя двинулась вперед. Несколько секунд смотрел ей вслед, а потом бросился догонять.

 Когда-нибудь наступит момент, я смогу тебя защитить.  Сказал это с ненавистью, глядя ровно перед собой, вперед.

На нее не смотрел. Боялся, еще раз увижу чертову ссадину и не выдержу. Развернусь, побегу в соседний дом, чтоб убить того козла, который юридически считается ее отцом.

 Ты знаешь, тебе нельзя  Девчонка покосилась на меня.  Если хоть кто-то узнает  тебя просто  утилизируют  Так что давай оставим все эти разговоры о мести и поболтаем о приятном  Ну, что? Ты написал сообщение Лере? Написал? А?

Настя засмеялась и толкнула меня плечом.

 Перестань.  Я отмахнулся.  Ты же знаешь, это невозможно. У Леры богатые родители, крутой особняк в престижном районе. Ее отец юрист при городской администрации. У них денег, что фантиков. Как и у всех, кто учится с нами в классе

 Это, да  но зато ты настоящий красавчик!

Настя снова засмеялась, а потом попыталась ущипнуть меня за руку. Черта-с-два!

Я успел поймать девчачью ладонь, сжал ее пальцами, при этом продолжая идти вперед.

До остановки школьного автобуса осталось совсем ничего. Завернем за угол и все. На месте.

 Почему ты не хочешь Леру позвать на свидание?  Спросила Настя. Иногда она бывает слишком настойчива. Даже назойлива.

Теперь мы шли нога в ногу и держались за руки. С детства осталась эта привычка. Когда девчонка была младше, если мы гуляли по улице или бежали в магазин, я всегда держал ее ладонь в своей. Мы воображали, будто она моя сестра. А я ее брат. Хотя в Настиной семье есть еще младшие дети. В моей семье нет никого. Кроме меня и матери.