3
Мой друг долго приходил в себя. Меня пугал его отрешенный взгляд. Он смотрел на меня и ничего не видел. Точно так Фоков вел себя, усевшись на обрыве пруда, когда мы с ним вместе рыбачили. Женю завораживала глубина.
Я помню его слова:
Юра у тебя не бывает желания броситься в воду?
Да нет! ответил я и после решил с рыбалкой нужно прекращать, хоть мне доставляло удовольствие ходить на пруд.
К черту карасей, что мы не найдем себе занятие интереснее? выдал я ему. И мы нашли. Стали ходить в лес. Лес был нейтрален и действовал на Фокова успокаивающе. Он не стремился забраться на дерево и спрыгнуть с него.
Сейчас я был в затруднении, не знал, что предпринять, как помочь Фокову отвлечь его от мрачных мыслей. Поступок Жени попытка броситься в глубину, в глубину, которая его всегда манила, не увенчался успехом. Судьба дала ему шанс жить! Но, хотел ли он жить? Вот в чем вопрос!
Я, ни раз, представлял себе, как беру веревку, бросаю ее через перекладину и закрепляю, затем делаю петлю и, не мог мысленно отпрыгивал. Меня опасность пугала. Но только не моего друга. Что он только не вытворял, чтобы пощекотать себе нервы. Однажды я с ним собрался в город, и мы ожидали электричку. Женя, едва завидев состав, тут же стал у самого края платформы. Я попытался его оттащить, но куда там.
Да не бойся ты, закричал мне Фоков. Я хочу себя проверить. Мне важно знать есть у меня в сердце страх или нет его.
Ну и как? спросил я его чуть позже. Ты проверил и довольно! Так больше не делай!
Однако переубедить Фокова я не мог. Он был упрям. Я не знал, что Женя чувствовал после того, когда перекладина, соединяющая стропилы, на которой была завязана веревка, обломилась. Муку, что не повесился? Или радость оттого, что остался жить. Радости на лице у Фокова я не увидел. Это меня и беспокоило. Отец заметил мои переживания по поводу Жени и спросил:
Ну, как твой друг? и, не дожидаясь ответа, продолжил:
Суицид дело серьезное. Обычно желающие свести счеты с жизнью и оставшиеся жить плохо кончают! Конечно, все зависит от того, какой будет жизнь. Если проблем не будет, серьезных проблем, может все и обойдется, а так не долго и в «дурдом» переселиться. Там таких полно.
Плохо! ответил я. Плохо.
Не оставляй его! сказал отец. Будь чаще с ним рядом. Он не должен надолго оставаться наедине с самим собой.
Я был солидарен с отцом. Фоков нуждался во мне. Раньше Женя бегал ко мне, теперь я бежал к Фоковым. Мне у них не было комфортно. Да и ему самому я думаю тоже. Идеальный порядок сковывал все мои мышцы. Я даже говорить во весь голос не мог. Если говорил, то, чуть ли не шепотом.
Лидия Ивановна, мать Жени, впуская меня в дом, всякий раз останавливала, и благодарила:
Спасибо Юра, ты настоящий друг.
Ну, как я мог бросить парня. Мы всегда с ним были вместе. Еще рядом была Ната. Светлана не в счет. Она редко радовала нас своим вниманием.
Женя на улицу не выходил, даже во двор, безвылазно сидел в четырех стенах дома, и я чтобы его хоть как-то отвлечь от грустных мыслей, распинался, рассказывал другу всевозможные истории о ребятах: про Семена, Светлану, Виктора, Надежду веселил словом. Фоков веселиться не хотел слушал мои истории, пропуская их мимо ушей. Это было очевидно. Однако что-то все-таки он брал, впитывал в себя, иначе бы давно меня выгнал.
Я много раз стремился вытащить товарища из дома, например, за покупками в магазин, в клуб однажды там шел интересный фильм только из-за Жени я его не посмотрел. Наши одноклассники все сходили и не один раз.
Что только я не предпринимал мои усилия были напрасны: мой друг, бесстрашный, готовый рисковать собой, стал вдруг бояться людей. Ему необходимо было время даже на меня, чтобы вновь ко мне привыкнуть и поверить в то, что я для него не соперник и не был им. Да, я любил Кустину, но она меня нет. Я для нее был всего-навсего другом не более.
Не знаю, сколько бы мне потребовалось времени, чтобы оторвать Фокова от грустных мыслей, если бы не помог отец. Он посоветовал съездить с Женей в город:
Юра, народ там для него чужой. Будь уверен твоему другу полегчает.
А что, и съезжу, ответил я.
Мне не нравилось то, что Женя отмалчивался. Его состояние меня тяготило. Я видел по выражению лица друга, что он, не останавливаясь ни на минуту, усиленно о чем-то думает. Мысли они прямо, как иголки из подушечки-игольницы торчали у него из головы, возможно никогда и не покидали ее, правда, раньше они мне хоть были понятны. Сейчас нет.
Я, чтобы вытащить Фокова в город принялся рассказывать ему о наших прошлых поездках в дни каникул.
Вот бы уехать и затеряться в нем, говорил я, затеряться навсегда Представляешь, как в лесу. Знакомых никого. Перед глазами одни чужие лица.
Наше село находилось в нескольких километрах от мегаполиса. Порой я чувствовал его дыхание. Ветер приносил запахи горячего асфальта, масла и несгоревшего бензина. С каждым годом он все ближе и ближе подбирался к селу, готовясь его поглотить. Я боялся этого момента и с нетерпением ждал его, хоть для меня село было особым оазисом: зимой чистого снега, а летом нежной зелени, тепла и, конечно же, добра; таких отзывчивых людей как у нас, наверное, ни где не было, а в городе и подавно.
Я был уверен, что наша поездка в огромный город поможет парню сбросить напряжение, он почувствует бьющую ключом жизнь и измениться станет другим.
Мы часто были свидетелями, как после окончания школы многие из девчонок и мальчишек стремились уехать из села в город. Тот, кто все же оставался жить дома, навсегда перекочевывал в разряд неудачников. О нем говорили, что ему не повезло.
Эфемерные, не реальные мои мечты витали далеко от села и ни где-нибудь, а на широких проспектах и улицах мегаполиса.
Это же не навсегда, поехали! кричал я Жене, иначе он меня не слышал и Фоков однажды не выдержал, сдался.
Хорошо! сказал он неуверенно. Поехали.
Я знал, чего он боялся, и поэтому мы выбрали время затишья. Мой друг не намерен был ни с кем встречаться. Час пик прошел. Сельчане, те которые работали в городе уже уехали. Для большей безопасности я предложил Фокову отправиться до станции через огороды, чтобы избежать случайных встреч. Он согласился. Мы вышли на тропинку, и пошли леском, и тут чуть было, не столкнулись с бабой Пашей и двоечником Гришкой. Женя не хотел лишних вопросов, и мы, не сговариваясь, тут же спрятались в кустах. Едва они прошли мимо нас, я толкнул Фокова локтем в грудь, и мы снова двинулись к станции.
На платформу я поднялся один, без друга, посмотрел расписание, купил билеты и уже после перед самим приходом электрички помахал Жене рукой. Он без задержки вышел из придорожной зелени. Тут же показался состав. В вагон мы буквально запрыгнули. Следом за нами еще кто-то ввалился. Как мы не прятались оказались не одиноки. Это был Гришка внук бабы Паши.
А, в город! бросил он нам. Я тоже. К отцу еду. Вызывает. Думаю, насовсем. Он меня должен пристроить в училище.
В руках Гришка держал чемоданчик с вещами.
А как же баба Паша! спросил я.
Вот еще. Нужна она мне. Жадная!
Бабе Паше было далеко за шестьдесят. Она пенсии не выработала. Получала гроши. Жила за счет огорода и коровы, которая снабжала ее и Гришку молоком. Долгое время парень отцу был не нужен, и он о нем не вспоминал. Но вот настало время понадобился.
Высказывание Гришки-двоечника о бабе Паше мне не понравилось, и я не стал с ним долго разговаривать. На вокзале мы без сожаления расстались с Гришкой. Я ему лишь махнул рукой. Фоков сказал:
Пока! он был рад, что парень не стал к нему приставать с расспросами. Видно, Гришку не волновало то, что стряслось с Женей. Он был равнодушен к его судьбе. Возможно, ничего не знал.
Тут же с вокзала я потащил Фокова в метро. Мы отправились в зоопарк.
В зоопарке людей было много, основной народ это дети. Для осмотра нам потребовался не один час. У клетки с волком Фоков долго крутился и вдруг сказал: