Пашка вдруг почувствовал, что не боится. Не то чтобы совсем не боится надо быть полным дураком, чтобы знать, зачем ты тут, и не испытывать страха.
Пашка дураком не был. Но страх в его душе исчез, уступив место трепету перед просыпающейся природой.
Между тем бусинка росла, удлинялась, потом начала взбухать сверху, расти на глазах и наконец от горизонта оторвался малиновый шар. И засиял так сильно, что на него стало невозможно смотреть. Наступил день. Первый Пашкин день в Барнауле.
Ещё до Нового года Пашка должен был найти Катю. И убедиться, что Катя именно тот человек
Едва в памяти всплыло имя Кати, как набатом ударила мысль: «Что ж ты сидишь? Её же сейчас убьют!»
Пашка подскочил, испугав старушку, но острая боль в затылке заставила его застонать и опуститься на скамейку снова.
Тише, тише суетилась старушка. Не надо так резко вставать Я скорую вызвала, потерпите немного.
Но Пашка плохо соображал. Он вдруг ощутил, что в пульсирующей боли есть что-то знакомое, какой-то ритм
Старушка с тревогой смотрела на Пашку, который сейчас сидел на скамейке. Ему было очень плохо.
Как бы не инсульт, лицо-то перекошено шептала она. Что-то скорая долго едет, опоздают ещё. Надо же, такой молодой
Она заменила в платочке снег и снова начала заботливо прикладывать его ко лбу, к переносице, водить по лицу. И уговаривала потерпеть, расслабиться, что скоро всё будет хорошо и хорошо, что кровь носом пошла
Неожиданно Пашка побледнел и замер. Зрачки расширились. Некоторое время ничего не происходило.
Старушка испугалась, принялась хлопать его по щекам, повторять:
Сынок, сынок, ты чего? Ты это, держись! Слышишь?
Потом постепенно его лицо приобрело нормальный оттенок, но осталось каким-то неподвижным, безэмоциональным
Он встал. Спокойно, словно и не было только что никакого приступа. Его движения стали точными, размеренными.
Старушка попыталась снова усадить его, повторяла, что скорая едет и что Пашке нужно посидеть Что у него приступ и нельзя так резко двигаться.
Пашка с удивлением посмотрел на старушку, отодвинул её, словно помеху, и пошёл спасать Катю. Ведь именно за этим его сюда и послали спасать Катю
Пока шёл к Ленинскому, Пашка активировал в смартфоне интернет-соединение и открыл страницу сайта «2gis». Просмотрел все варианты движения транспорта и выбрал самый оптимальный такси. Предполагаемое время прибытия на такси на три минуты меньше, чем прибытие поезда метро Зелёной линии плюс время движения на трамвае до нужной остановки, и на пятнадцать минуты меньше, чем прибытие поезда метро Красной линии плюс время передвижения пешком. Так и так Пашка успеет раньше Кати прибыть к месту назначения.
Могли бы помешать пробки, но Пашка посмотрел сайт «Барнаул пробок нет» и выбрал самый оптимальный маршрут.
Вызванное такси подъехало в тот момент, когда Пашка вышел на Ленинский проспект. Он сел в машину и назвал водителю маршрут.
Любой каприз за ваши деньги, усмехнулся водитель и нажал педаль газа.
В машине играла автомагнитола подборка «Лучшие песни 90-х». Вадим Казаченко исполнял песню «Ах, какая женщина!».
«Сколько нужно мне вина, чтоб из памяти прогнать» с восхищением и горечью пел солист группы «Фристайл», а Пашка слушал, и сердце его стучало сильно-сильно, набатом! Оно ныло и рвалось, отдавало в виски, жгло глаза
Но мозг его был спокойный, холодный. Боль в затылке исчезла, и жизнь виделась такой простой и понятной
***
Катя вполуха слушала Колины байки и внимательно смотрела под ноги, чтобы не споткнуться или не свалиться в дренажную яму, пока поднимались по серпантину на Гору. Можно было, конечно, поехать по Зелёной Октябрьской линии, и тогда вышли бы на станции «Демидовская» и по Красноармейскому поднялись бы в Гору хоть на трамвае, хоть пешком. Но друзья сели на Красной Ленинской. Поэтому вышли на станции «Речной вокзал». Идти немного дальше, но зато через Нагорный парк. Днём-то там красота. А сейчас, в темноте, было страшновато ни серпантин вдоль горы, ни сам парк не были освещены. К тому же наверху были развороченные могилы. Ну и что, что зима, всё присыпано снегом и огорожено забором церковь-то ещё не построили!
Нельзя сказать, чтобы друзья шли в полной темноте рассеянного света от моста и букв хватало. Плюс светила полная луна и снег отсвечивал. Но всё равно местами приходилось пользоваться фонариками телефонов.
Когда поднялись наверх, Коля, махнув в сторону огороженного участка, сказал:
А я вчера со сторожем разговаривал.
Каким? не поняла Катя. Она думала о том, что вот сейчас придёт домой и надо будет маме как-то объяснить сломанные двери. Ведь если она расскажет про спецназовцев, маме станет совсем плохо. Нужно как-то смягчить. Предположим, друзья побаловались Но почему тогда она ушла и оставила дом в таком состоянии? А если это было без неё? Но тогда почему она, как узнала, не поехала и почему не сообщила родителям?.. Может, сказать, что узнала только когда мама позвонила?..
Отсюда, из церкви Я вчера днём ходил сюда с Жекой, ему нужно было снимки сделать с лестницы. Так вот, идём мы с Жекой, а тут мужичок такой в сереньком пальтишке. Ну, такой зашитый Но прошлая бурная алкогольная жизнь не только на лице, но и в манерах весь такой правильный. Сразу видно завязавший. Но и видно, что не пьёт уже давно. Ну и разговорились с мужичком, пока Жека фотографировал. Словоохотливый такой дяденька. Сам себя экскурсоводом назначил. Но, блин, интересно рассказывал
Ну и что он рассказывал? спросила у Коли Светка. Она писала реферат по Нагорному парку и теперь ей было интересно, есть ли какие-то новые сведения и насколько точен был сторож или наврал с три короба.
Ну, рассказывал, что когда Достоевский был в ссылке, то приезжал в Барнаул и написал комедию «Дядюшкин сон». Это Барнаул его вдохновил! Это была его единственная попытка написать что-то для театра. Вот! А останавливался Фёдор Михалыч в доме Семёнова-Тян-Шанского
Ну это каждый знает! прервала Колю Светка и продолжила менторским тоном зануды экскурсовода: Дом Семёнова-Тян-Шанского располагался под горой на бывшей Сенной площади, пересечение площади с Большой Олонской улицей. Всему городу это здание было известно, как «Аптека 3», и стояло оно недалеко от входа на ВДНХ. В 80-х годах здесь начали строить большую транспортную развязку. Дом разобрали и восстановили в другом месте на пересечении улицы Пролетарской и Красноармейского проспекта. А здесь, где раньше стоял дом, теперь находится конечная остановка пассажирского транспорта «Спартак-2». Бла-бла-бла
Катя слушала друзей, но мысли её были очень далеко. Пока шли, начался снег. Снежинки крупными хлопьями медленно падали на землю, деревья На пальто, на варежки Снежинки были такими же, как тогда, когда они познакомились с Пашкой. Когда они шли из планетария, тоже шёл снег, чистый-чистый, как белый лист бумаги, и Кате тогда казалось, что вот сейчас они начинают писать повесть о любви.
Сейчас тоже шёл снег, и перед Катей снова был чистый лист бумаги. Она смотрела на него и не знала, о чём писать. Логика была бессильна всё смешалось и запуталось.
А снег сыпал и сыпал, засыпал следы позади, засыпал дорогу впереди, скрывал перспективу и заставлял жить здесь и сейчас. Блестел в свете фонарей.
Даже предстоящий разговор с мамой ушёл в сторону, отодвинулся. Несмотря на то что неотвратимо приближался. С каждым шагом. С каждой упавшей снежинкой.
В мыслях у Кати был Пашка. Она вспоминала знакомство с ним, встречи, забавные и приятные моменты сегодняшнюю ссору Сердце начинало болезненно сжиматься, а к глазам подступали слёзы. И чтоб не расплакаться, Катя начинала прислушиваться к разговору друзей, а потом снова уносилась в воспоминания.