Хасан ибн Аббас, неуверенно проблеял я.
Так ты ценишь милость Аллаха?! Четче и громче!
Хасан ибн Аббас! от назойливости муаллима я начал закипать.
Еще раз!
Хасан ибн Аббас!!! в сердцах выпалил я, сжав кулаки и зачем-то закрыв глаза.
А когда открыл их, с удивлением обнаружил себя сидящим на ватном матрасе. Рядом валялось покрывало из верблюжьей шерсти. Я стал осматриваться в надежде понять, где же я оказался. Тщетно. Грубые стены, покрытые смесью глины с соломой, одно крохотное окно, сквозь которое пробивались солнечные лучи и плотный темно-синий полог, закрывающий вход все это я видел впервые в жизни. Рядом с лежанкой стоял ибрик[8] и глубокая емкость для омовения, глиняная кружка и еще несколько закрытых сосудов неизвестного мне назначения.
Только я надумал подняться и выйти на улицу, как полог решительной рукой был отодвинут, и в комнату вошел мужчина. Я ахнул, признав в нем торговца с рынка, который подарил мне аба.
Ты звал меня, Нурислам? он оскалился словно хищник, отчего по моей спине пробежал холодок.
Й-йя
Ты кричал мое имя, словно муэдзин во время намаза, расхохотался мужчина. Неужели не помнишь?
Образ муаллима и его требовательный голос, призывающий меня повторить имя проводника, яркой вспышкой озарили сознание.
Так ты
Хасан ибн Аббас, опередил меня торговец. Отныне я твой наставник и покровитель, мужчина внимательно глядел на меня немигающим взором. Ты готов послужить Аллаху?
***
Надрывающийся голос с дребезжащими интонациями вернул меня из воспоминаний обратно в шумный, галдящий мир.
да ниспошлет Всевышний кару на головы узурпатора Умара и его приспешников, что отняли власть у Али брата и вернейшего соратника Пророка, мир ему!
Я решительно пошел на голос.
На небольшом пятачке, свободном от лотков с товарами, стоял нищий в зеленой потертой риде с множеством заплаток, грязно-серой небрежно повязанной чалме, босой и скрюченный. Старец опирался на сучковатую палку, активно жестикулируя при этом свободной рукой.
Доколе будем терпеть сие бесчестие, вопрошаю я вас?! Или нет среди вас достойных мусульман, преданных рабов Господина нашего? продолжал выкрикивать старик, срываясь на визг.
Толпа обступила нищего плотным кольцом. Я змеей проскользнул в первый ряд и занял место напротив своей жертвы. На земле у ног старика стояла глиняная миска, куда время от времени кто-то из сочувствующих опускал несколько монет. Я кожей ощущал витавшее в воздухе напряжение семена нищего, похоже, нашли благодатную почву. Малейшая искра и полыхнет кровавым заревом. Наставник предупреждал, что нельзя этого допустить. Ладонь непроизвольно легла на рукоять кинжала под плащом.
Нищий распалялся все больше, бешено сверкая глазами и брызжа слюной:
да будет Аллах свидетелем, что истину говорю я вам, братья и сестры, и за правое дело стою и стоять буду до самой смерти!
«Недолго тебе стоять, проклятый еретик», злорадно ухмыльнулся я, шагнув в сторону нищего. Мир подернулся легкой дымкой, лишь ярко-зеленое пятно мишенью застыло перед глазами. Миг назад я стоял среди толпы, и вот я уже в шаге от цели. Старик не удостоил меня и взглядом, продолжая подстрекать народ.
А вот и твое подношение, я схватил нищего за плечо и воткнул джамбию аккурат между его ребер, ощутив, как клинок прошил мягкие ткани и пронзил сердце. Гори в аду, проклятый еретик!
Прервавшись на полуслове, старик раскрыл рот, будто рыба, выброшенная на берег. Смесь ужаса и боли читалась в его взгляде. В попытке устоять нищий судорожно схватился за меня. Отстраненно и безучастно я наблюдал, как мутнеет его взор и жизнь утекает из тела.
Внезапно губы нищего расплылись в улыбке. Глаза перестали безумно вращаться и уставились на меня. Снисхождение и лукавство излучал его взгляд, а вовсе не предсмертные муки. А еще в их глубине я заметил пляшущие зеленые искорки.
Я уже заждался тебя, Нурислам, отчего ты медлил? тихим мягким голосом промолвил старик.
Откуда тебе известно мое имя? удивился я.
Старец закатил глаза, издав изумленный вздох.
О, Всевышний, и это все, что интересует тебя здесь и сейчас, на пороге вечности?
Ты что, совсем ума лишился? Что за ерунду ты несешь?! я попытался оттолкнуть старика и высвободить свой плащ, который он сжимал цепкими пальцами, но хватка его была железной.
Он уставился на меня так, что душа ушла в пятки: зрачки старца полыхали изумрудным пламенем. Его жуткий нечеловеческий взгляд словно держал меня за сердце, отсчитывая каждое биение.
Шайтан! в ужасе воскликнул я, но не услышал звука собственного голоса.
Не в силах больше смотреть в его отвратительное лицо, я отвел глаза в сторону. Пожилой мужчина в белой риде и черной чалме наклонился поднять монету с земли да так и замер в неудобной позе. А вот мальчуган в алом камисе тянул за плащ рядом стоящую женщину, видимо, пытаясь привлечь ее внимание и тоже застыл, будто вкопанный. И куда ни глянь одна и та же картина. Мир остановился в безмолвии, будто некто могущественный щелчком пальцев остановил течение времени.
Я медленно повернул голову в сторону нищего. Выражение его лица совсем не изменилось: все тот же ироничный взгляд горящих глаз и легкая улыбка на губах.
К-т-то ты? и снова не услышал произнесенных слов.
И опять неверный вопрос, губы старца оставались неподвижными, но его голос звучал в моих ушах. Абу Бакр воспитал на редкость глупого ученика.
Я уже не удивлялся осведомленности нищего, понимая, что передо мной не человек. Аллах мой заступник, Ему вверяю жизнь свою и склоняюсь перед волей Его
Хм, а ты не так безнадежен, мальчик. Хоть братство и сделало из тебя слепое орудие, но им не удалось погасить пламя любви в твоем сердце. Хвала Господу Миров!
Я все еще не понимал, к чему клонит старец, поэтому просто замер в ожидании.
Ты спрашивал, кто я? Если угодно, я тот, кто указует тарикат[9], которым тебе суждено пройти.
С этими словами нищий протянул ладонь, на которой покоилась небольшая косточка от хурмы. Сквозь ее тусклую оболочку пробивались искры, словно она светилась изнутри.
Это аманат[10], вверенный тебе Создателем, пояснил старец. Ты должен хранить его пуще жизни и, когда придет время, передать мусульманину Джалаладдину. Такова воля Господина нашего.
Но кто этот почтенный господин и где мне его искать? спросил я, раздраженный манерой нищего говорить какими-то загадками.
Я лишь указующий путь, а пройти его ты должен сам. Для этого у тебя есть сердце. Всевышний дал тебе сердце: все ответы внутри, нужно только научиться его слышать.
Я осторожно, затаив дыхание, взял косточку и крепко зажал ее в кулаке, чтобы не приведи, Аллах! не выронить. От косточки исходило приятное обволакивающее кисть тепло.
Вахат Макфия услышал я неразборчивое бормотание старика, неисповедимы пути Твои, Мудрейший!
Ты что-то сказал? обратился я к нищему, который стоял с отрешенным взором, улыбаясь собственным думам.
Взгляд старика тут же стал осмысленным, он лукаво подмигнул мне и, склонившись, прошептал:
Беги, Нурислам, беги! и с силой толкнул меня в грудь.
Я отлетел на несколько локтей и плашмя приземлился. Резкая боль пронзила спину, перед глазами заплясали яркие всполохи.
И тут мир ожил, заполняя звенящую пустоту в моей голове. Первое, что я услышал, были изумленные возгласы, переходящие в вопли:
О, Аллах!
Он зарезал старика!
Убийца!
Хватай его!
В мгновение ока я, непонятно как, вскочил на ноги, с трудом удержав равновесие. В нескольких шагах от меня в луже крови замерло тело нищего. Рукоять кинжала, вся в кровавых отпечатках, торчала у него из груди. Но все взоры были прикованы отнюдь не к этому страшному зрелищу. Толпа глазела на меня. Их ужас, негодование, осуждение, гнев все это кипело и переливалось через край. А несколько самых воинственных мужчин уже приближались ко мне.