Угадала с первого раза, ответил я, он в сортире лежит с простреленной грудью.
И что теперь делать будем? Тихо смоемся? предложила она.
Не получится, к сожалению, ответил я, тут кругом камеры понаставлены, секьюрити их прокрутят и всё поймут очень быстро. И тогда своим бегством мы только усугубим свою вину.
Сдаваться пойдёшь? догадалась она.
Точно. Показания тебе всё равно придётся дать, но, надеюсь, это ненадолго. А потом иди к Аллочке, а я тут по обстоятельствам играть буду
И я пошёл сдаваться. Секьюрити долго искать не надо было, они тут через десять метров маячили в зале, все в чёрных-пречёрных костюмах, ладно ещё, что не в чёрных очках.
Экскьюз ми, сказал я ближайшему, у меня есть одно сообщение для вашего босса.
Я решил сразу уже к старшему зайти, всё равно эти шестёрки в зале ничего не решают.
Что за сообщение? насторожился охранник.
Это я расскажу только твоему начальству, упёрся я.
Тот отодвинулся от меня на пару метров, побеседовал в микрофон с кем-то, потом придвинулся обратно и коротко бросил «Пошли». Пришлось пройти в самый конец зала, туда, где был самый длинный прилавок с напитками и едой, дверь рядом со стойкой оказалась, без надписей.
Ты кто такой? с порога рявкнул начальник, приземистый и широкий в плечах коротышка.
Серж меня зовут, ответил я, Серж Сорокалет.
Что-то знакомое, задумался он, артист что ли?
В некотором роде, отвечал я, работаю на Уорнер Бразерс.
Ладно, сейчас не об этом что сказать-то хотел?
У вас в туалете, в том, который рядом с 13-м карточным столом, лежит труп мужчины.
Начальник сразу подпрыгнул и кинулся к выходу.
Иди за мной, покажешь, сказал он на ходу.
Пошёл за ним, чо сзади ещё двое охранников пристроились. В сортире всё было ровно так же, как и десять минут назад, когда я вышел отсюда ботинок под дверью дальней кабинки, а за дверью Ник, привалившийся к стеночке без малейших признаков жизни.
Так, сразу начал делать распоряжения босс, ты вызываешь скорую помощь (первому охраннику), ты звонишь копам (второму охраннику). А ты стоишь возле того умывальника и никуда не дёргаешься (это уже мне). И чтоб ни звука в зале. А я пока поговорю с хозяином.
И он отошёл в дальний угол сортира. Первыми прибыли полицейские чтобы оформить происшествие и всё сфоткать, у них четверть часа ушло. А следом и врачи пожаловали, констатировали смерть, положили Ника на каталку, накрыли простынкой и увезли к служебному лифту. Всё прошло тихо, почти никто в зале не обратил особого внимания на это дело, а тем, кто обратил, говорили, что одному посетителю плохо стало, вот его и повезли в больницу.
А тем временем специально обученные люди уже, видимо, просмотрели записи с камер и доложили боссу, что я не один тут был, а с Инной, и что мы тесно общались с покойным. Так что взяли за шкирку и Инну нас двоих завели в служебное какое-то помещение, где был стол и несколько стульев, обыскали нас (ну то есть меня, а Инну обыскала женщина-коп) и начали снимать показания.
В каких отношениях вы состояли с потерпевшим? сразу задал вопрос старший коп, представившийся сержантом Риксом.
Ни в каких, потянул я одеяло на себя. Познакомились полчаса назад в этом зале, он перед этим обчистил нас в покер на пару тыщ баксов, после этого мы выпили вместе и поговорили за жизнь.
О чём вы говорили?
Да ни о чём особенном, о везении в картах да о том, кто где работает
И где же работал этот Ник?
Продавал Тойоты в автосалоне ну то есть это он нам так сказал, а на самом деле может и не Тойоты, может и не в автосалоне
Ссоры никакой между вами не возникло?
Да вы посмотрите записи с камер, не было у нас никаких ссор. Поговорили за бутылкой виски, а потом пошли в блэк-джек играть, а потом он сказал, что выйдет покурить вот и всё, что между нами было. Вы бы отпустили мою супругу-то, попросил я.
А что такое? поинтересовался коп.
Дочь у нас в игровой комнате сидит, пора бы её, наверно забрать
Пацан сказал пацан сделал (конец января 1986 года, Сан-Квентин)
Джимми оказался настоящим пацаном с Автозавода, слово его оказалось твёрже синтетического алмаза сказал, что смертную казнь мне поменяют на двадцатник, ровно через неделю (ну да, в тот самый день, когда должна была случиться авария на Канаверале) и заменили. С утра набежали взволнованные работники американской юстиции в количестве трёх штук, зачитали мне постановление Верховного суда, в коем учитывались мои заслуги перед государством и его должностными лицами, дали подписать две писульки. А следом, ну не буквально, а через часик где-то, оба двое моих любимых надзирателя в лице Пита и Джека вывели меня из клетки, наручники при этом не надели, и повели в другое крыло. Я еле успел проститься с душевными соседями Чарли и Вилли.
Ты в рубашке родился, бро, весело втирал мне по дороге Джек, он более разговорчивый был, сколько лет здесь работаю, а из камеры смертников в блок Си первый раз кого-то перевожу.
Наверно в рубашке, отвечал ему я, накрайняк в футболке, я тогда ещё маленький был, таких деталей не запомнил.
Оба охранника заржали. Идти тут было, не сказать, чтоб далеко, так что очень скоро меня доставили прямиком к камере номер 13 в блоке Си, она на втором этаже была.
Специально для тебя подобрали, подколол меня Пит, счастливая камера.
Если вы про номер, парни, то угадали мне с этим числом всю дорогу везло.
Да при чём тут номер, озадаченно отвечал Пит, просто в этой камере за последние двадцать лет никого не убили и никто из неё не самоубился, вот и всё.
А в других камерах, выходит, самоубивались? решил уточнить я.
Там всякое бывало заходи, бро, чувствуй себя, как дома, и они оба загоготали на весь блок Си.
И первое же, что я увидел в этой камере на четыре персоны, был Большой, друзья мои, Бонни, гроза и ужас всего, друзья мои, Сан-Квентина
А Бонни увидел меня и расцвёл, как тот маков цвет. Аж до ушей растянул свой рот в улыбочке.
Кого мы видим, весело сообщил он мне, нашего дорогого краснопузого комми мы видим. Ты заходи, не стесняйся.
Остальные двое обитателя этой камеры не сильно лучше на вид были один такой же здоровяк, как Бонни, но ростом всё же пониже двух метров, чёрный, а второй тощий, как осиновый кол, и абсолютно лысый дохляк, типичный наркоша.
Ты можешь сразу под шконку залезать, дружище, продолжил издеваться Бонни, и поближе к параше. Потому что жизнь твоя с этого дня будет зависеть от моего доброго расположения пару дней, так и быть, поживи под шконкой, а дальше посмотрим
А ведь в камере-то смертников мне куда как спокойнее было, подумал я, выпросил на свою голову амнистию. А вслух сказал следующее:
Слушай, Бонни, ты чувак авторитетный, вопросов нет, рассказал бы только, чего до меня докопался-то? Я тебе ничего плохого не сделал, косяков за мной никаких не числится, мы вообще никак не пересекались до этого чего наезжаешь не по понятиям?
Бонни как-то слегка сбавил тон, но продолжил почти с тем же задором:
А я с детства не люблю коммунистов, вот и все мои объяснения.
Ну я, конечно, уважаю твои убеждения, но только я не коммунист и коммунистом никогда не был, чтоб ты знал.
Как это? озадаченно спросил он, при Советах все коммунистами должны быть.
Совсем нет в СССР живёт 250 миллионов народу, а членов компартии там всего 15 миллионов. Я вот только в комсомоле состоял, а в партию меня не взяли.
Может получится у тебя выехать на чистым базаре, Сергуня, сказал я сам себе, давай продолжай в том же духе.
А мне пох, наконец объявил результат своей умственной работы Бонни, раз я сказал, что ты сраный комми, значит, так оно и будет залезай под шконку.
Но тут уж я упёрся дело в том, что всё дальнейшее моё существование в этой камере будет зависеть от того, как себя поставишь в первый день. Дашь слабину, сожрут к чёртовой матери и не подавятся, а то ещё и опустят, с них станется. Так что надо держать марку. Торговую.