«Что то богатство, коли от одежд больше, чем от тела осталось,» вздохнул старейшина, что одним из первых прибыл посмотреть на тело чужеземца.
Зажиточные чужеземцы встречались в этих краях не так уж и часто, чтобы найденное в поле тело не вызывало у местных удивления и желания выдвинуть собственные предложения о судьбе, настигшей его владельца.
Тем не менее, нельзя было сказать и того, что путники в деревне, стоявшей почти у самой дороги, что вела в обход леса к княжьему городищу, были редкостью. То и дело мимо проезжали сопровождаемые вереницей обозов торговцы, нередко захаживавшие в деревню для пополнения собственных запасов или продажи пары-тройки вещиц, что могли прийтись по карману простому крестьянину, реже мелькали мимо гонцы, а то и целые свиты более высокопоставленных посланников. Среди путников встречались и такие, кто по тем или иным делам наведывался сюда из земель куда более отдаленных, чем те, что находились во владениях соседей.
К слову, последним долгие годы и дела не было ни до княжества Корч-Велского, ни до князя его безвестного: не приходилось на него ни ценных границ, ни благ особых, кроме буйных да глубоких лесов, которых и у прочих князей в достатке было.
«Неужто на земли наши супостаты позарились?» вздыхали они. «Чего ищут так далеко от границ?»
Да только стали затем доходить до них слухи, что Целибор, воевода корчевский, из редкого похода вернувшись, преподнес Велимиру, девицу кровей аварских, то ли в качестве трофея походного, то ли и вовсе себе умыкнув, да по настоянию князя от добычи отказавшись. Тот, в свою очередь, недолго думая, жениться решил.
Поговаривали еще, что девица та, своей красотой неземной чуть князя с воеводой не рассорившая, приходилась старшей дочерью одному из аварских тудунов
10
Не ясно, что за краса там на деле была и какой ценой та добыта, да только судя по послам и редким обозам, тюками груженным, не слухи то были, а чистая правда.
Однако же, через лес и свои и чужие редко решались ехать. Хотя и могло это им пару дней пути сэкономить, обходная дорога все же, не в пример лесной, удобной для повозок да лошадей была.
Что же касалось покойника, дальнейший осмотр его останков позволил заключить, что калекой, как таковым, он пробыл недолго ног и глаза его, похоже, сравнительно недавно лишило то же, что оставило на теле многочисленные царапины и глубокие раны, которые никак не могли принадлежать когтям мелких зверей или воронов. Рваные края плоти в тех местах, к которым когда-то прилегали исчезнувшие конечности, и рассеченная теперь уже пустая глазница соответствовали своим положением уже полностью высохшим, а от того превратившимся в огромные коричневые пятна, следам заливавшей одежду крови.
К огромному счастью местного старейшины, уже приготовившегося к вороху проблем, связанных с внезапно объявившимся душегубом на подответственной ему территории, полученные факты делали обстоятельства этого ужасного происшествия кристально ясными для всех и каждого.
Так, направлявшийся налегке в град Корчев муж, что судя по богатым одеждам имел чин высокопоставленного посла и возможно даже имел компанию в виде соответствующего статусу сопровождения, решил срезать свой и без того длинный путь, что начинался аж в далеких землях Аварского Каганата, да по нарвался в лесу на зверя дикого. Довольно мощного и свирепого, судя по оставленным им увечьям, однако не то, чтобы очень голодного, раз оставил преследования и позволил бедняге добраться до поля у самой опушки.
Покойному оставалось только посочувствовать так безвестно и ужасно умереть на чужбине, еще и возможно вдохнув перед самой смертью глоток надежды на спасение.
Но зверь он и зверь на то, чтобы охотой да мясом жить.
И хотя нечто подобное не было для местных явлением обыденным и само собой разумеющимся, наличие диких зверей в прилегающем к деревне лесу не было новостью, которая могла бы хоть как-то покачнуть их незыблемый, словно вековой дуб, что поддерживает сам небесный свод, уклад жизни.
Потому, посочувствовав попавшему на зуб медведю али волку иноземцу, а также похоронив его изуродованные члены со всеми возможными в данной ситуации почестями, все приготовились благополучно забыть о произошедшем.
Однако же последовавшие за ним события никому полной грудью вздохнуть не позволили.
Хоть и не видно было зверя посла погубившего, да все же стали после случившегося люди на лес косо поглядывать. С опаской смотрели они на тропу в лес ведущую да немногих тех путников остерегали, что путь свой по ней сократить намеренье изъявляли, знай объезжай, да покоен будь.
Но были и те, кого объездная дорога к намеченной цели во век не приблизит деревушка махонькая в самой сердцевине того леса стоит. По правде, ее и деревней назвать было сложно новое было место, малообжитое, много труда требовавшее, но на урожай от того щедрое.
Сошлось туда всего несколько семей с соседних поселков. И хоть не родня близкая, да все ж не с поля вихрь
11
И столь уверенно протоптана была та тропа, что вскоре, несмотря на сомнения и тревогу, душу что кошки терзавшие, вспомнил о долге соседском местный гончар, в последние пару лет наравне со многими прочими обычай заведший обменивать утварь глиняную у народа, в чащобе поселившегося, где глины той с гулькин нос было, на грибы да я годы, что лишь в самой глубине чащи росли.
Не секрет любой лес опасен своим обитателем диким и ложными тропами. Только как пять своих пальцев гончар его знал. А как сын его, дюжий малый, подспорьем в пути служить вызвался, так и вовсе от сердца у всех отлегло.
Не ждал народ беды новой, да только ни один из отправившихся в лес мужчин, даже после месяца ожиданий, домой не вернулся.
Насторожились люди: одно дело чужака задрали, другое соседа, что не раз уже лес обошел, да местной живности все повадки знал.
Стало быть, новый да люто свирепый зверь в здешних краях объявился, неведомы его обычаи. Перестали пастухи скот водить к краю леса пастись кто знает, что в голову душегубу взбредет, неровен час самим к нему на зуб попасть.
На ту пору Еремей, тот самый пастух, что рядом с кусками покойника без памяти найден был, давно пришел в себя от забытья да горячки жуткой, но на людях с того момента больше не появлялся, все больше в избе, по наставлению лекаря пришлого, отсиживаясь и на слабость в членах ссылаясь.
Однако же дела до него, кому-то кроме семьи его собственной, на фоне поднявшихся волнений было мало как свидетель происшествия, что положило начало всей этой мрачной истории, он был практически полностью бесполезен видевшие его поговаривали, что леденящий душу и пробирающий до самых костей страх сковал его разум и тело: то и дело мальчишка в себе терялся, то заполошно по избе носился, то, напротив, к стене отворачиваясь и за плечи себя обнимая затихал.
Не обошла болезнь стороной и доселе гораздый на разговоры язык лишь мычал теперь Еремей, глаза свои огромные пуча, да вскрикивал изредка будто птица раненная.
Еще не муж, а столько горя пополам с братом испил. Теперь уж только о скорой смерти молить оставалось ни на хлеб толком заработать, ни род продолжить одно бренному телу мытарство.
Сочувственно люди на семью калеки поглядывали, да недолго это продлилось. Случилась в деревне новая напасть повадился кто-то кур воровать, чего раньше практически не случалось.
Люди в лицо друг друга знали. И кто бы решился из-за кур отношения добрососедские портить? Не находились пропавшие ни в курятниках, ни на столах, оттого решили местные, что к ним напуганные новым леса хозяином лисы повадились.