За один только её огорчённый вздох готов был принц сию минуту уничтожить любого, кого ни попросит королева. В мыслях Ждан уже сражался с драконами, рубил головы чудищам лесным или заморским и бросал поверженных врагов к ногам прелестной возлюбленной. Да-да, именно так, и на меньшее наследник был не согласен.
Странная штука любовь. Двадцать пять лет прожил Ждан на белом свете, познал дам много и разных. Но ни одна не тронула королевское сердце, не запала в венценосную душу. А вот, поди ж ты, зацепило его неведомое существо из волшебного леса с первого взгляда, а точнее, с первого взмаха изумрудно-прозрачных крылышек. Любовь тонкой золотой иголкой впервые проткнула сердце наследника и теперь шуровала там вовсю, крепкой ниточкой страсти и желания привязывая всё крепче принцеву душу к королеве Вечного леса.
Всё что угодно, моя королева, жадно ловя взор феи, прошептал Ждан и для убедительности прижал руки к сердцу, что тяжело ухало в груди.
Ах! взмахнула Амбрелла длинными ресницами, и словно золотая пыльца слетела с их кончиков и разнеслась в стороны светлячками. Помоги мне, мой принц. Спаси лес от зла.
Кто обидел мою королеву?! грозно рыкнул Ждан, не сводя с неё горящего взгляда. Не сносить ему головы!
Кто-кто, да уж не конь в пальто! не выдержав накала страстей, громко фыркнула Чомора. Соловей-разбойник, будь он неладен!
Глава 2. Соловей-разбойник и Горынья Змеевна
Соловей-разбойник для любимой жены Солушка, а для близких друзей Сол возлежал в гнезде, что соорудил по старой памяти на семи дубах Вечного леса, аккурат возле подножья горы Живун. Листал книжицу со сказами о себе, злодеюшке, бороду пощипывал да слегка посвистывал. Так, чтоб ветерок поднимался да обвевал, от жары спасая.
Тоскливо было на душе у Соловья: столько лет с женой своей разлюбезной душа в душу жили, трёх деток нарожали и на тебе, из терема выгнала. Да не просто так, а с вещами со всеми. И ладно б в сундуки-мешки уложила и в сенцах поставила помирились когда, сам бы в палаты занёс, так нет же, на глазах у всей челяди вышвыривала кафтаны-штаны с рубахами из окон супружеской опочивальни, губы поджав и яростно глазами сверкая.
«Лучше б орала да кляла, протяжно вздохнул Соловей, перевернув страницу. Так бы твёрдо знал: поорёт и перебесится, оттает домой пустит. А тут Э-э-х!»
Бывший разбойник захлопнул книгу и в сердцах отшвырнул от себя. Тяжёлый фолиант вылетел из гнезда и шлёпнулся прямо на голову лисы-разведчицы из королевской разведроты. Лисица взвизгнула и метнулась напролом сквозь наваленный бурелом, справедливо опасаясь гнева Соловья, которому до Аука надоели шпионы королевы Амбреллы.
Как, собственно, и все желающие выкурить его из гнезда и либо отправить восвояси, либо спустить на землю в цепях и сдать в одно из ближайших королевств, где в любом царском сыске на него по три десятка уголовных дел заведено и по три пожизненных срока назначено. А в пяти-десяти богатейших государствах за него и вовсе награда царская объявлена: каменьев драгоценных отсыпят по весу его буйной головушки. А коли кто догадается и тело его бездыханное сыскарям сдать, тому ещё и золотишка перепадёт пару пудов.
Соловей лениво свистнул сквозь зубы вслед хвостатой, придав ускорение. И с кислой улыбкой наблюдал, как, растопырив лапы и отчаянно махая хвостом из стороны в сторону, рыжая белкой-летягой перелетала через поваленные деревья.
«Эх, ску-учно! тоскливо засвербело в мыслях. А дома, поди, Змеевна пирогов напекла, квасу холодного из погреба достала, яблочек мочёных»
Живот просунулся и квакнул надсадно, требуя всего передуманного. Соловушка почесал бороду, потёр живот, перекатился пару раз с боку на бок, разминая залежавшуюся спину, и кряхтя поднялся на ноги. После вчерашнего посвиста разбойничек разжился снедью мясной да бочонком пива. Слухами земля полнилась, да не так быстро. Потому и ходили до сих пор селяне и паломники к горе Живун воды набрать из источника внутри пещеры да травы-муравы пособирать лечебной.
Те, кто издалека забредали, хорошо упакованными приходили: в мешках и разносолы находились, и сладости, к которым Соловей к старости пристрастился. Да и золотишко обнаруживалось в потайных кармашках: чай в дальней дороге без денег никак. А банкам и дорожным чекам нынче люди не доверяли.
Вон по весне лопнул банк «МММ» три медведя по-простому. Держали его Марья Потаповна, Михайло и Мирон Потапычи два брата и сестра. Денежек с народа собирали целый год, обещая великие прибыли. И поначалу исправно те проценты выплачивали, а потом в одно прекрасное утро взяли да слились в южные края, что по ту сторону моря-океана. А вкладчики с пустыми кубышками остались. Сыскари с ног сбились, да толку-то: медведей и след простыл. Вот теперь чешет репу министр финансов короля Ересея Похмелевича, что делать да как разбушевавшуюся чернь успокоить и деньги в казну вернуть.
Соловей сыто ухмыльнулся в бороду, дожевал кусок грудинки вприкуску с горбухой каравая, запил пивом. Он-то вклады свои со счетов медвежьих поснимал через полгода, крепко помня слова покойного батюшки: «Жадность полуверицу сгубила». Потому в наваре остался и ни медяка не потерял. А челяди, боярам да князьям жадность глаза застила, вот и погорели они все как один.
Соловей спрыгнул на землю, подобрал книжицу, перелистал страницы и вытащил закладку. Вздохнул протяжно, оглянулся по сторонам не видит ли кто и торопливо поцеловал карточку. И показалось ему, что Горынья Змеевна слегка бровки свои расхмурила и вроде как улыбается краешком губ своих сахарных.
Дочь Змея Горыныча была чудо как хороша! Русая, ниже пояса, коса толщиной с молодой десятилетний дубок, плечи широкие, бёдра крутобокие, брови вразлёт, ветреная чёлка, нос курнос, веснушки золотыми приисками по щёчкам румяным. Глаза что твоё море сине-зелёные. А уж грудь-то, грудь! Не чета некоторым.
Ох, любил Соловей, Одихмантьев сын, славных дочерей русичей более всех жён на свете. Потому и любушку себе румяную да светловолосую приглядел. Хоть до сих пор и удивлялся: ну от кого у страшилища трёхголового такие дочки-красавицы уродились? Тесть молчал, тайну не сказывал, про мать девочек не рассказывал. Даже ядрёный самогон на мухоморах Бабы-яги за столько лет не помог: на крепкий узел завязал змеиное жало батюшка и молчал, как немой на допросе.
Соловей сердито засопел, отгоняя образ тестюшки и всех прочих некоторых, что ввели во искушение. Прошёлся до бурелома, поднял столетний поваленный дуб, открыв проход на поляну перед пещерой. Осмотрелся, огляделся, никого не обнаружил и зашёл внутрь горы. У дальней стены отвалил камушек и достал вещицу, замотанную в кожу выделанную, непромокаемую. Зачерпнул ковшиком воды из источника, напился от души, отёр от капель усы с бородой и вышел на свет божий. Возле входа присел в ветвях выкорчеванного дерева, уложил на камень перед собой поклажу и развернул.
Белоснежное блюдо сверкнуло на солнце и пустило зайчика, голубая каёмочка подмигнула разноцветными бликами, яблочко наливное прыгнуло прямо в руку Соловью-разбойнику. Установив тарелку, запустил он фрукт по кругу. Вскоре донышко задрожало и показало картинку.
Батя, ты? прогудел басом кто-то по ту сторону средства волшебной связи.
Я, кто ж ещё? ворчливо ответствовал Соловей-разбойник. Ну как там у вас? Как мать? Как сёстры?
Матушка рвёт и мечет по-прежнему, на охоту ускакала на дальние озёра. Лук свой богатырский со стены сняла, прогудел старший сын и наследник Чудо-юдо Соловеич.
Соловушка крякнул и в затылке почесал: не бывало такого сто лет в обед, чтоб супружница дарёное отцом оружие снимала. Да ещё и в даль такую из терема унеслась.