Только три банки неуверенно развёл я руками.
Негусто, но уже кое-что. Кидай каркнул зверь.
Несмотря на потускневший за столетия взгляд, он уверенно поймал брошенное и, подцепив ушко, резким движением когтя мастерски вскрыл банку, которая тут же расщедрилась обильной пеной. Однако любитель хмельного напитка ловко слизал её, сделав затем два больших и очень довольных глотка.
Значит, говорите, страх попытался я возобновить прерванный разговор.
Шуршик отставил угощение в сторону и перевернул птичку на другой бок.
Многое в жизни определяется страхом. «Вот то, что движет всем живущим на этой планете», говорил Страдалимус. Даже самый уверенный в себе, подгоняем страхом однажды потерять эту свою уверенность. Я частенько боялся, потому был отчаянным и безрассудным.
Но всё-таки, почему люди не видят вас?
Не знаю. «Законы мира нам невнятны». Только лишённый пороков человек способен увидеть шуршика, как ты, например.
Почему?
Зверь помолчал, пожал плечами и, видимо, не найдя иного ответа, предложил простой, но убедительный довод:
А как бы ещё мы понимали, у кого следует вырывать сердца?
Лёгкий холодок скатился по моему позвоночнику. Долинский-то не врал! Впрочем, если я видел перед собой столь редкое во всех отношениях создание, мне ничего особенного не грозило.
«С ума сойти! размышлял я, и восторгу моему не было предела. Больше шести тысяч лет это существо скитается по нашей планете, и никто ничего о нём не знает! Это же сенсация!»
Я поспешил взять себя в руки, а самого зверька вернуть к повествованию о причинах исхода их племени с планеты Земля около четырёх столетий тому назад.
И с чего всё началось? осторожно спросил я, незаметно включая камеру.
Он устремил взгляд ничего не видящих глаз в самую сердцевину пламени и усмехнулся:
С того, что кое-кто кое-кому захотел кое-что доказать
С этого момента, пожалуй, я оставлю себя любимого, развалины за́мка с тушкой дикого голубя на вертеле и перейду непосредственно к самой повести, рассказанной однажды последним шуршиком, встреченным мною на планете Земля, несущейся сквозь бесконечность космической пропасти, который затем исчез И больше я его никогда не видел.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ШУРШИКИ
В которой повествуется о шуршиках, их повадках, пристрастиях и увлечениях, ставших роковыми для широкоросского королевства много столетий тому назад, а также человеках, коим от рождения суждено было стать трагическим звеном в той Великой Мгле, что сошла на землю обетованную в дни правления короля Владислава и жены его Ольги.
«Повесть о смутных временах»
в авторстве Тихого Тука из племени
«Рыжих одуванчиков»
* * *
«Больше всего следует опасаться идей, которые
переходят в дела.»
Фрэнк Херберт
«Миссия Дюны», 1969 год
Цикл «Вселенная Дюны»
глава первая
БЫТЬ ШУРШИКОМ
Итак, в древние или, если можно так выразиться, стародавние времена жили на земле люди и шуршики. Люди считали, что во всех злоключениях, приносимых на их головы судьбой, виноваты шуршики. Шуршики же полагали, и не без оснований, что не будь «человеков», жилось бы менее вольготно! Вот тут-то и возникает в нашей истории то самое «но», каковое и послужило поводом к нынешнему повествованию
* * *
Телега выехала из леса, и лошадь белой масти приосанилась, предвкушая окончание рабочего дня и скорую порцию овса в стойле. И хотя хозяин не особенно дёргал поводьями, раскачиваясь на ухабах, ибо его давно сморил полуденный сон, она прекрасно знала дорогу и весело поспешала к дому.
Ковыль в этом году вырос необычайно, потому в нём охотно прятались рябчики, хомячки и прочие зверюшки, не доверявшие глазу диких охотников. Кроме того, в дебрях его мог запросто затаиться человек, а значит три неунывающих шуршика, оставаясь незамеченными, последние полчаса мяли травинушку своими улюляками2, следуя за подводой с задремавшим мужиком. Обогнав оную, они устроили засаду там, где дорога круто забирала вправо.
Предмет охоты показался из-за поворота, и над ковылём нарисовались три рыжие морды. Морды принадлежали Толстине́ Глобу, Неве́ре Луму и Крошке Пэку. Окинув ещё раз для верности фронт работ, две из них затихарились, и только Пэк задержался, восхищённый грацией лошади белой масти, но лапа товарища мощно увлекла собрата в ковыль, заставив того недовольно пискнуть, пропадая из поля видимости.
Прошло совсем немного времени, и засоня беспокойно вздрогнул, ибо мерное покачивание его колыбели прекратилась. Он протёр глаза, не веря тому, что они видели: сам он сидел на обочине дороги, в руках болтался срезанный фрагмент поводьев, личные вещи были уложены аккуратной стопочкой на внушительном листе лопуха, но ни телеги, ни белоснежной коняшки, ни корзин с вином не было!
Где?! вскрикнул мужик и обернулся. Куда?! скорее хрюкнул он и посмотрел вокруг.
Вокруг, насколько хватало глаз, мерно покачивался ковыль, высоко в небе звенели жаворонки, а кузнечики стрекотали заливисто, разливая по бескрайним просторам негу и благолепие
* * *
Тихий Тук, аки сокол, прятался в кроне дерева, наблюдая за женщиной, кормящей кур и уток. Женщина была крупная, с пышными формами и простым росским лицом, но не она волновала воображение дерзкого охотника. Курица чёрной масти давно представлялась ему в виде тушки с хрустящей корочкой, нанизанной на вертел Толстины́ Глоба и лениво подставляющей свои бока под весело пляшущие языки пламени. Может быть, она выглядела аппетитно, может быть, резко контрастировала на фоне остальных кур, только цель обрела наконец законченные формы, более того, получила прозвище «Чернушка». Слюна нещадно давила воображение зверька: несушка, приправленная всевозможными пряностями и специями из закромов Толстины́ Глоба, скворчит, капли жира пузырятся на сосновых поленьях, а Крошка Пэк, начистив блюдо, стоит навытяжку с ножом и вилкой, как заправский палач, готовый немедленно растерзать мясистую вкусность.
Селянка покормила птицу и исчезла за бревенчатой стеной чуть покосившейся пристройки. Тук стал осторожно спускаться с дерева. Аппетитная курочка меж тем с гордым видом направилась в курятник. Это осложняло охоту, но не губило её на корню. Перемахнув через ограждение, ушастый воришка оказался у ворот птичника, огляделся и исчез в полумраке, пахнущем куриным помётом. Практически вторя ему, в окне избы нарисовались три детских лица, перечёркнутые азартом предстоящей расправы, за ними возникла небритая физиономия отца семейства с вопросом: «Попадёшься ли ты, рыжий мерзавец, на этот раз или нет?!».
Тихоня быстро сориентировался и, даже не успев пикнуть, курятинка оказалась под его рубахой с клювом, перетянутым холстиной. Пора было ретироваться, но шуршик совсем не вовремя заметил два свеженьких яйца. В желудке призывно ёкнуло. Ловко поддев скорлупу ко́гтем, он отправил содержимое находки по назначению, удовлетворённо икнув, на мгновение утратил чувство опасности и был не прав: неосмотрительно шагнув в сторону, на что-то наступил, это что-то ушло из-под ног и, откуда ни возьмись, появился увесистый мешок, что со всего маху передал морде пожирателя яиц молодецкий привет.
Упс! только и успел сказать Тук, краем глаза отметив, как быстро замелькало всё вокруг.
Ворота курятника с грохотом опрокинулись, подняв облако пыли, смешанной с грязью, трухой и куриным помётом.
Стручок мне в бок! пробормотал бедолага, пытаясь остановить мир, что, сойдя с ума, нёсся по кругу. Из-под него выползла гордая птичка, крайне возмущённая очевидной бестактностью хитропопого злыдня и, лапой стянув с клюва холстину, недовольно кудахтнула. Стараясь двигаться вопреки движению окружающей действительности, Тихоня стал линять через огороды прочь от места своего позорища. Проводив взглядом незадачливого похитителя, Чернушка кинула ревнивый глаз на петуха, окучивающего остальных пеструшек, и припустила за беглецом, столь неудачно позарившимся на её честь и достоинство.