Здесь Тук остановился, потянул носом воздух и углубился в заросли можжевельника, росшего вдоль дороги. Пернатая преследовательница непонимающе посмотрела ему вслед, окинула дорогу тревожным взглядом, хотела было вопросительно квохтнуть, но передумала и тоже затерялась в дикой поросли.
Все мысли, все чувства, все инстинкты в эту минуту сосредоточились на кончике носа шуршика. Печали и самоедства как не бывало! Тихоня вновь почувствовал обожаемый привкус азарта лихой охоты, потому двигался осторожно, подобно ветерку, блуждающему в кронах деревьев. Вероятно, оттого эти существа и назывались шуршиками, ибо могли перемещаться по миру едва уловимым дуновением бриза. Вскоре меж деревьев показался просвет.
На поляне сидел разбойник угрюмый детина с густыми бровями, низким любом и густой щетиной. Совершенно не обращая внимания на перепуганного крестьянина, что стоял навытяжку и с тоской взирал на нехитрый свой скарб, бессовестный бугай перебирал лежащие перед ним вещи и скептически морщил нос.
Всё, батя, свободен, просипел он, вынимая из торбы краюху хлеба, три варёных яйца, соль, несколько головок редиски, тушку курицы и самое главное: бутыль с домашним вином. Свободен, я сказал! И моли бога, что жив остался
В последний раз кинув взгляд на потерянное хозяйство, мужичок повернулся и пошёл прочь по тропинке, исчезающей за кустами дикой малины.
Ноздри Тихого Тука вновь щекотнул знакомый запах домашней птицы. Он обернулся. Рядом с ним, вынырнув из-за дерева, как ни в чём не бывало удобно устраивалась Чернушка.
А ну, м-марш отсюда! зашипел Тук и тут же замер, потому что над его распростёртым в еловых иголках телом вдруг раздался низкий бас.
А ты, парень, что здесь делаешь? Что вынюхиваешь? разбойник возвышался над шуршиком, вперив руки в боки, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.
«Судя по всему, удача улыбнулась мне! воодушевился похититель кур и аж засветился внутри. Он не узнал меня!»
Мрачный бугай, действительно, видел перед собой паренька лет двадцати двадцати пяти, довольно щуплого и не представляющего никакой опасности. Он схватил мальца за шкварник и, легко оторвав от земли, поднял к самому носу, так что кончики топ Тука беспокойно запрыгали, не находя под собой известной опоры.
Лежу, скромно ответствовал паренёк, разглядывая огромный нос грабителя.
Твоя курица?
И оба единовременно покосились на бестолковую несушку.
Я с-с с ней не знаком пробормотал Тук.
Правильно отвечаешь кивнул детина и оскалился частоколом гнилых зубов.
Я опущу подробности вырывания шуршиком сердца из человеческой груди. Скажу лишь, что даже Чернушка прижмурилась от того, что произошло в мгновение ока. Вскоре на поляне, которую бороздили блики солнечного света, просеянные сквозь вековые ели, лежал уже бывший разбойник. Рубашка его была вспорота, заляпана кровавыми пятнами, а полукруглый шрам под левым ребром затягивался на глазах.
Тихий Тук возвышался над телом жертвы, размахивая маленьким кожаным мешочком, источающим голубоватое сияние, и счастливо улыбался, как ребёнок, получивший нежданный подарок.
П-пойдём, к-курица. Мы своё дело с-сделали! молвил он и как-то особенно тепло взглянул на рисковую птичку, беспечно увязавшуюся за ним. Желание поджарить бестолковку на сосновых поленьях внезапно улетучилось, уступив место нежности, доселе неведомой, но престранно удивившей. Теперь у людей одним разбойником м-меньше счёл необходимым пояснить свои действия рыжий зверь и опять же насторожился: что такое с ним происходит?
На это Чернушка округлила один глаз и вопросительно кудахтнула. Полагая, что подвергся осуждению, Тихоня осерчал:
И не надо так на меня с-смотреть! Мы, шуршики, можно сказать, с-санитары жизни! он пилил воздух острым когтем, читая наставления дичи, которая даже не думала с ним спорить.
Со стороны происходящее выглядела презабавно: на залитой Солнцем поляне возле распростёртого тела стояла большая белка и ругалась с потенциальной едой, которая при этом держалась с ней на равных.
Где бы сейчас были люди, если бы
Он не закончил мысль, потому что пернатая бестия, подойдя ближе, вдруг преданно ткнулась в потрёпанную временем штанину, опустив огузок на выставленный носок топа. И Тук совершенно растерялся, ибо ещё никто и никогда не относился к нему так, как в эту минуту отнеслась эта дерзкая во всех отношениях тварь.
Он постоял так некоторое время, прикидывая, как быть дальше, потом аккуратно вынул из-под птички лапу, медленно повернулся и, спрятав в котомку святящуюся утайку7 с человеческим сердцем, поспешил прочь, то и дело с нескрываемой озабоченностью поглядывая за спину на свою новую и чрезвычайно подозрительную знакомую. Чернушка же с довольным видом взбила перья и без каких-либо угрызений совести устремилась следом, видимо, полагая, что заполучила в хозяины великого истребителя разбойников, чему была рада и кудахтала заливисто.
Что до угрюмого детины, то, едва шрам затянулся, грудь покрылась рыжей шёрсткой, нос увлажнился, превратившись в беличий, а уши заострились и обмохнатились.
Вскоре на поляне сидел довольно крупный шуршик, взирающий на окружающую действительность с первобытным восторгом. Узкие щёлочки кошачьих глаз азартно сверлили дикую безмятежность, наполненную плавающими бликами света и не замечаемой прежде жизнью, притаившейся в яркой листве. Нос самопроизвольно разбирался в огромном количестве запахов, бьющих в ещё не до конца освоившийся с новым состоянием мозг. Он же развернул морду новоиспечённого грызуна на север и показал вездесущим гляделкам серого зайку, что появился на солнечном пятачке определенно не вовремя.
О, зайка! причмокнули губы. Мы хотим скушать зайку
И через мгновение бедного зайку накрыла тень хищника.
* * *
Неве́ра Лум стоял перед винными стеллажами и производил окончательный подсчёт реквизированного добра.
Нет, тяжеловесно вздохнув, заметил он с сожалением, человековское вино всё-таки редкая букака8! немного помолчал и добавил, как бы подводя черту:
Все видения фигня,
И дичаешь, как свинья!
Откуда у него взялась эта манера по любому поводу и без забубенивать стишок, никто не ведал. Просто однажды за обедом, Лум взял, да зарифмовал выставленное на тот вечер меню Толстины́ Глоба. А так как вышло это презабавно и всех развеселило, он стал прибегать к подобным поэтическим экзерсисам всё чаще, совершенно не замечая того обстоятельства, что соплеменников стихоплётство рыжего крепыша начинало основательно раздражать. В своде правил поведения порядочного шуршика есть такое наставление: «Шутка, сказанная однажды вещь бесспорно великолепная, однако повторение приёма, как такового, свидетельствует о скудоумии, ибо толкает индивидуум на банальность». По прошествии веков я, наверное, сказал бы, что правило это только отписка. Шуршики народ вспыльчивый, и любое набившее оскомину повторение провоцировало на конфликты. Вот древние и внесли правку в «Кодекс», дабы девственное сознание дикого охотника не консервировалось и не закостеневало. Но вы же понимаете, перечитывать какие-то там занудные правила не всякого рыжика заставишь, кроме того, сам зверёк, как индивидуум, ленив и безалаберен. Теперь вы вполне можете себе представить, что передёрнуло соплеменников, находившихся на момент нашего повествования в подвале. Тем не менее, считая себя существами высоко цивилизованными, они взяли себя в лапы и звучно выпустили воздух из лёгких, произведя некий свист, который, впрочем, был расценен ушастым пиитом, как поощрение его рифмоплётческих способностей.