Они прибыли на место назначения, грузовик замкнул колонну из транспорта и потом встал у пропускного пункта, где офицер и двое караульных проверяли документы у личного состава, въезжающего на территорию железнодорожной станции.
Глава 2
Неспешный рассказ сержанта прервал окрик:
Проверка документов!
Военные вылезли из кузова, предъявили дежурному офицеру солдатские книжки. Он разделил их на две группы. Ту, где оказался взрывник со шрамами, сержант Ощепков и капитан Шубин, направил к третьему вагону:
Сразу после вагона с крестом ваш, на Сиваш седьмой номер.
Первым в приоткрытую дверь проник шустрый минер. Он с удовольствием хлопнул по буржуйке, стоявшей посередине теплушки, труба которой уходила через крышу вагона в небо, бросил вещмешок на лавку и выкрикнул:
Покарауль, дядя, я дров добуду, пока не тронулись. Поедем, как цари! и ловко спрыгнул назад на асфальт платформы.
Сержант проводил его тревожным взглядом не опоздал бы, потом прошелся по вагону и выбрал себе место на деревянной лавке, что шли по бокам обшитого досками вагона. Указал на окно-щель под потолком, забитое рейками:
Тут посвежее будет, я жару не люблю. Закаляюсь уже много лет, обливаюсь водой. Вы к печке садитесь поближе, чтобы пожарче было. На протянутый Шубиным блокнот помотал головой: Отдадите, как напишете письма. Это я вас заболтал, всю дорогу тарахтел как сорока.
Следом за ними в теплушку забрались еще несколько военных и принялись обустраиваться для дальней дороги выбирали места на узких лавках, укладывали вещмешки, знакомились с попутчиками. Уже через пару минут появилось раскрасневшееся от бега лицо взрывника:
Айда, ребята, там дрова можно насобирать. Давай со мной все, натаскаем с запасом.
Сержант остался караулить вещи, а все остальные гурьбой двинулись за минером к кривобокой будке, где, видимо, раньше располагался стрелочник. Сейчас домик перекосился и доски торчали из стен и крыши в разные стороны в него попал снаряд, превратив здание в руины. Здесь уже орудовали другие военные, разбирая завалы на доски и поленья, которыми можно будет отапливать теплушки сформированного состава. Парни тоже включились в работу: выдирали и ломали доски, вытаскивали из горы щебня дранку. С руками, полными охапок щепок и дров, они вернулись в вагон, где уже нетерпеливо высматривал их на платформе сержант:
Отправление, дали два свистка! Забирайтесь быстрее!
Он помог ребятам забраться внутрь, и тут же состав дрогнул, а по платформе побежал дежурный с криком:
Закрываем двери, отправление!
Загрохотали тяжелые двери теплых вагонов, загудел тепловоз, выбросил столб дыма и потащил состав в южном направлении. Люди в вагонах занимали места, растапливали печурки, обживаясь в своих временных жилищах на несколько дней поездки. В вагоне, где ехал капитан Шубин, тоже кипела жизнь: на горячей печурке грелась вода для чая, кто-кто рылся в вещмешке в поисках заварки, несколько человек собрались вокруг солдата с газетным листом «Красноармейской правды», он громко и с выражением зачитывал первые главы из стихотворения «Василий Теркин». Глеб поудобнее устроился на своем месте, подоткнул под спину вещмешок и принялся наконец писать письма. Он морщил лоб, вспоминая имена соседей, знакомых, маминых подруг, даже написал запрос на адрес завода, где работала Антонина Шубина в мирное время. В каждом письме указал свои данные и просьбу сообщить хоть какую-либо информацию о нахождении мамы. Получилась целая стопка гладких треугольников- писем, останется только отправить их из ближайшего почтового пункта на пути состава. От выполненного задания Шубин почувствовал облегчение, как давно не хватало ему времени, бумаги, чтобы заняться розыском матери. Война, конечно, раскидала родных и близких, разлучила семьи на долгие годы, но ведь никогда нельзя терять надежду на встречу с ними, надо писать запросы, пока не найдется вдруг тоненькая ниточка, что приведет его к маме.
Натопленная печурка уже обогревала вагон, от дыхания десятков людей, от ее чугунных боков стало совсем тепло. Серо-голубые полосы неба в щелях окна стали черными, состав несся уже в ночной темноте, отсчитывая километры. Глеб задумался, всех ли вспомнил, кто мог помочь ему в поисках? Впервые за последний месяц перед его мысленным взором были не погибшие товарищи, горы трупов, огонь взрывов, а лица соседей, маминых коллег. Он и сам не заметил, как задремал. Только почувствовал через сонную пелену, как на плечи и грудь легло что-то теплое, укрывшее его от холодного воздуха, который проникал через щели окна. Но перестук колес убаюкивал, от тепла тело расслабилось, и он крепко уснул. Шубин не видел, что рядом вытянулся в струнку сержант Ощепков, посматривая, чтобы его шинель не сползла со спящего Глеба.
Проснулся разведчик от шума под полом, обходчик грохотал инструментом, проверяя надежность сцепки. Но Глеб подскочил, рука скользнула к кобуре с пистолетом:
Тревога! Стреляют!
Василий, как ребенка, успокоил его:
Тише, тише, капитан, это ремонтники вагоны осматривают. Тише, ребята спят уже.
Какая станция?
В щели приоткрытой двери виднелось большое здание вокзала, хотя фонари были погашены для маскировки и все лязги и шумы раздавались в темноте, разведчику стало понятно, что состав стоит на крупной железнодорожной станции. А значит, отсюда можно отправить его послания, с крупного узла, минуя много мелких пересылок, они быстрее дойдут до его родного города. Шубин подхватил фронтовые треугольники и сунул за пазуху, накинул шинель и скользнул в черный просвет. Там поспешил по платформе к зданию вокзала, где грохотала техника гаубицы, пулеметы и минометы грузили на платформы, сверху маскируя брезентом. Глеб метнулся в одну сторону, потом в другую и чуть не врезался в невысокую кругленькую женщину в пуховом платке. Она лучом фонаря ткнула ему в лицо:
Товарищ красноармеец, пройдите обратно в вагон, указала она на свою красную повязку, обтягивающую рукав старенького, вытертого пальто. Идет погрузка техники, вы мешаетесь. И потом уже, менее официально, подсказала: Покурить можно с другой стороны поезда, колонка с водой вон там, у моста.
Разведчик закрутил головой, после сна он не сообразил, что полевая почта сейчас ночью не работает, не принимает письма. Дежурная вдруг словно почувствовала что-то и спросила:
Случилось чего? Живот прихватило или болит что-то? Подожди тут, сейчас закончим, и я в сумке гляну. У меня порошок там есть. Потерпи, сынок.
От ее ласкового голоса, полного заботы, у Глеба перехватило дыхание, он закрутил головой нет, не надо. Но женщина, краем глаза посматривая за погрузкой, поймала его за рукав, не давая уйти:
А чего такой смурной? Ну, давай, боец, рассказывай, лица ведь нет на тебе. Не бойся, языком трепать не побегу, а тебе легче станет. Голодный ты, может быть?
Нет, просто я хотел письма отправить. Маму ищу, написал всем соседям, коллегам ее. В свою часть написал, чтобы сообщили, что с ней. И совсем забыл, что не работает сейчас почта, день с ночью перепутал.
Это не беда, бывает, пухленькая ладошка, красная от мороза, вынырнула из рукава. Давай сюда письма твои, отправлю утром. У меня дежурство до восьми, как раз пункт откроется. Отправлю все, не переживай. Найдем твою маму. Давай, не сомневайся, дальше по пути никаких крупных станций не будет, выжженная земля начнется. Почту уже не отправить. Давай, сынок, я все сделаю.
Спасибо, спасибо, Шубин вручил женщине треугольники, которые надежно устроились в кармане ее пальтишка.
Дежурная вдруг торопливо притянула парня к себе, широко перекрестила. В свете луны на глазах ее блеснули слезы, она прошептала: