Тут я замечаю, что она держит в руках: это длинная палка, с конца которой свисает мое белье. Она с отвращением морщит нос.
Что за извращенец оставил свои трусы прямо на пляже?
Ее презрение идеально сочетается с акцентом англичанка. И не из той породы загорелых, которые толпятся на Таймс-сквер. А из той, что, как я думал, существует только в кино. Аристократка.
Ветер вздымает ткань моих шорт и наполняет их. На секунду мне кажется, что я по-прежнему в одежде невидимый, плавучий, пригвожденный ко дну.
Эй, кричит парень, он не знал, что тут есть кто-то еще. Еасть. Тоже британец? Он высокий, и у него спокойное, открытое лицо. Такие, как он, получают всех девчонок, думаю я. Будто в подтверждение моих мыслей, он кладет руку девчонке на спину. Отдай, Харпер.
Харпер странное имя для британки, но ей идет. Может, ее родители фанаты чтения.
Она неохотно опускает перед ним палку. Он снимает рубашку, срывает мои трусы с конца палки и заходит по пояс в воду. Кажется, он не против замочить шорты.
Стой здесь, кричит парень. Я сейчас вернусь.
Длинными и медленными гребками он доплывает до середины бухты, где торчит моя голова.
Вот, держи. Уот, держии. Не британец. Он отдает мне трусы. А потом плывет обратно к берегу. Я какое-то время сражаюсь с трусами, пытаясь под водой попасть ногами в дырки. А потом бесконечно долго плыву к берегу.
Парень разговаривает с девчонкой, и она смеется. Меня охватывает паника: они что, смеются надо мной? Но он нежно кладет руку на спину Харпер, разворачивает ее в другую сторону и показывает куда-то вдаль, на скалы. Я понимаю, что он снова проявляет великодушие и позволяет мне выйти из воды без лишних свидетелей.
Я дрожу и кутаюсь в полотенце. Мне показалось, что этим утром здесь было как-то по-особенному, но нет. Мир везде одинаков. Точь-в-точь как в школе.
Увидимся, кидаю я им и ухожу по тропинке. Чувствую их взгляды у себя на спине и начинаю взбираться вверх по склону. Камни не прекращают злобно свистеть, и я стараюсь поскорее убраться с их глаз и от этого звука, которые как будто дополняют друг друга. Иду прямо домой и еще долго не выхожу. Я остаюсь внутри после того, как они поднимаются с пляжа и проходят мимо коттеджа; остаюсь и после того, как их шаги затихают где-то посреди холма, на полпути к дороге.
Интересно, какие между ними отношения: встречаются ли они, было ли у них это? Но я слишком мало знаю об этом, чтобы определить на глаз. Он прикасается к ней с привычной непринужденностью, но они ведут себя недостаточно романтично не так, как я ожидал после всех просмотренных фильмов.
Здесь я планировал вести дневник каждый день. Но я не хочу записывать то, что случилось сегодня утром. Несколько раз умываю лицо ледяной водой перед завтраком, чтобы мама и папа не увидели ни красных кругов под глазами, ни каких-то других признаков слез.
Я так отчаянно хочу домой, что почти ощущаю это желание на вкус. Вспоминаю свое насиженное место в городской библиотеке в конце одного из длинных столов и лампы под зелеными стеклянными абажурами, отбрасывающие круги теплого света. Там можно разобраться со всем на свете.
Поехали, чемпион, говорит мне отец. Отличная возможность выбраться. Не будешь же ты сидеть у себя в комнате все каникулы.
Так что я отправляюсь с ним за покупками в Кастин[3]. Что еще остается делать?
Я жду, пока он закончит свои дела на почте, и тоскливо смотрю на мешки с кормом для птиц, сваленные у центрального магазина. Мой взгляд продолжает бесцельно блуждать по главной улице. Иногда проводить время с семьей очень одиноко.
С другой стороны улицы, напротив жизнерадостного бело-синего магазинчика, со скрипом тормозит пикап. «Свежая рыба» гласит надпись сбоку. Грузовик весь ржавый и побитый обшивка продавлена и почти прорвана в местах былых столкновений. Видимо, алкаш, со знанием дела думаю я. Мне на ум приходят строчки: «Жизнь у моря так же безжалостна к краске, как и сурова к душе». Может быть, потом запишу.
Из грузовика выпрыгивает тощий человек в куртке. Он нагружает себя холодильниками и ящиками, и через секунду до меня доносится запах сырой рыбы. Я с интересом наблюдаю за мужчиной в куртке. Он держится очень свободно и разгружает грузовик быстрыми отточенными движениями, время от времени сплевывая в канаву струнку коричневого сока. Человек моря, думаю я. Он потрепан всеми ветрами, и у него коричневая, будто обувная, кожа, но его теплые голубые глаза разительно выделяются на усталом лице. Я представляю, как он живет прямо у воды в дощатой лачуге, отполированной и посеребренной ветром и солью, и каждый день садится в свою лодку еще до рассвета. Какая-то трагедия таится в его прошлом, я в этом уверен. У него суровый, печальный взгляд, как у ковбоя в вестерне. Только он морской ковбой, а это даже круче. Я отступаю под тень маленькой аллеи. Не хочу, чтобы он заметил, как я глазею.
Звонит колокольчик, из бело-синего магазинчика выходит молодая женщина и ласково с ним здоровается. Он кивает в ответ. У нее опухшие глаза и красный нос. Она плакала, понимаю я, и меня охватывает внезапное сочувствие. Или, может, она простудилась. Женщина от души высмаркивается и убирает в карман бумажный платочек. Потом относит ящики внутрь, каждый раз проходя через звенящую дверь. А когда возвращается, пустые ящики свисают у нее с предплечья. Каждый ее уход и каждое появление сопровождаются веселым колокольчиком. Это не простуда, она точно плакала. На ее лице сверкают новые слезы. Она незаметным движением их стирает.
Мне жаль, говорит она рыбаку, как будто чем-то его обидела. Мужчина мягко кивает. Это слово полно тоски, а его молчание словно немой ответ. Может, они были любовниками, с восторгом думаю я. Может, он ее бросил.
Когда содержимое всех двенадцати ящиков оказывается внутри, женщина передает ему стопку банкнот. Он забирает их и возвращается к грузовику. Когда она заходит в магазин, бумажный платочек выпадает у нее из кармана. Он, видимо, замечает это краем глаза, потому что резко оборачивается и подбирает его, прежде чем его успевает унести ветер. Я понимаю, насколько это чуткий и смиренный жест забрать себе платок плачущей девушки, чтобы его не сдуло по улице в море.
Как будто почувствовав мой взгляд, мужчина оборачивается и смотрит по сторонам. Его глаза вспыхивают, остановившись на мне, и он задорно улыбается.
Эй, кричит он, от кого прячешься?
Я робко выхожу из-за угла.
Хочешь прокатиться? Поможешь мне со следующей партией в доках?
Он показывает на пассажирское сиденье беззаботным, дружеским жестом. Похоже, люди здесь не особо разговорчивы, но любят маленькие проявления доброты.
Я не могу, разочарованно отвечаю я, мне нужно ждать отца.
Мужчина медленно кивает, а потом залезает в свой грузовик и с ревом уезжает вверх по улице, в сторону океана. Было бы здорово с ним поехать. Я бы с удовольствием посмотрел на доки.
Кто-то кричит «бу!», и я вздрагиваю.
Ты как-то очень быстро позавчера убежал, обращается ко мне парень с пляжа. Он выглядит еще более расслабленным и бронзовым, чем тогда. Я Нат, представляется он. Натаниэль.
Как Готорн?
Моя фамилия Пеллетье.
Я имею в виду Натаниэль Готорн, писатель. Ему явно становится не по себе. Я быстро добавляю: Я Уайлдер. Имя странное. Можешь звать меня просто Уилл.
Я уже довольно долго дожидался, чтобы испробовать «Уилла».
Не, звучит круто. Как у рестлера или типа того. Типа «ты уайлд, а я уайлдер-р-р!»
Он хищно оскаливает свои здоровые белые зубы. С его дружелюбными чертами это вяжется слабо.
Я Уайлда! пародирую его я, и в таком исполнении это действительно звучит не так уж плохо. Как что-то из пьесы.
Нат пихает меня в плечо, как будто рассердившись, а я смеюсь в ответ на его улыбку.