Огромное воздушное судно из черного блестящего металла походило на перевернутую вверх дном баржу, значительно увеличенную в высоту, большую часть основания которой занимал грузовой отсек. Пассажирский, совсем крошечный по сравнению с ним, размещался наверху со стороны одного из вытянутых вперед концов корабля. К нему вела лестница с широкими ступенями примерно в метр шириной, начинавшаяся сразу за дверью в корпусе. Вся команда уже окружила пространство у двери. С самого края стояли двое мужчин. Один, весело хохотавший над чем-то, чуть полноватый короткостриженый блондин с широким слегка приплюснутым носом, как и Энжи с гитарой на плече, второй, мрачного вида высокий и худой брюнет с густыми бровями из-под которых смотрели внимательные голубые глаза. Литвинов пожал обоим руки и зашагал к дверям, на ходу обронив: «Строимся». Ему не пришлось кричать или приказывать, к тому моменту, как он дошел до дверей, команда почти заканчивала построение в длинную колонну лицом к дверям. Энжи встала в самом конце. Колонна медленно двинулась в сторону входа, члены экипажа по одному входили на борт и поднимались по лестнице в пассажирский отсек. Алексей стоял у самых дверей, по одному пропуская их внутрь. Когда вошла Энжи, он вошел следом и немного задержался, чтобы заблокировать дверь. Поднявшись наверх, она увидела ряды кресел, обитых такой же тканью бледно-синего цвета, что и вся мебель в комнатах Учебного Центра. Сумки и личные вещи следовало оставить по пути в багажном отсеке, предварявшем основной, тот, что с креслами, и начинавшемся, как и он, за отдельной дверью, которая сейчас стояла открытой. Войдя внутрь, Энжи заняла кресло в самом последнем ряду, ближайшем к дверям. Литвинов, шедший следом, склонился над ней и просунул руку ей между ног. Она в ужасе и смятении вжалась в спинку кресла, но он, слегка отвернув голову и глядя куда-то в сторону на что-то, что привлекло его внимание, вытащил из-под нее пряжку ремня безопасности, потом, повернувшись к ней, накинул на нее наплечные ремни, свел их с центральной пряжкой, застегнул, подергал и спокойно пошел в сторону капитанского кресла в противоположном конце отсека. За капитанский креслом начиналась огромная приборная панель со множеством кнопок, рычагов и основным штурвалом.
Момент взлета Энжи практически не ощутила. С правой и левой сторон пассажирского отсека тянулись большие прозрачные окна из толстого стекла. Спустя некоторое время она повернула голову в сторону одного из окон и замерла от восторга. Внизу тут и там виднелись группы различных строений, отсюда казавшиеся совсем крошечными, они перемежались островками лесов и полей всех оттенков зеленого, жилами рек и ярко-синими пятнами озер. Это была потрясающая по своей красоте залитая ярким солнцем пестрая картина. Они поднялись еще выше и теперь внизу виднелись очерченные нежным голубым сиянием энергетических полей похожие на неровные окружности пятна, соединявшиеся между собой линиями все того же нежно-голубого сияния. «Дороги», подумала Энжи под мерное, едва ощутимое покачивание.
Проснувшись, она обнаружила, что теперь никакого свечения внизу нет, там тянулся пейзаж, похожий на мозаику из неровных геометрических фигур самых разнообразных цветов с преобладанием сине-зеленого. Очень хотелось есть. Так они летели до позднего вечера.
Станция была многоэтажным зданием правильной прямоугольной формы, стоящим, словно на огромном журнальном столе со множеством толстых ножек, летном поле, окружающим станцию со всех сторон и находящимся высоко над землей, упираясь в нее лишь своими круглыми, необычайно прочными опорами. Однако, если заглянуть снизу, можно было обнаружить, что один из этажей станции, не имеющий ни окон, ни дверей, словно провалившись сквозь летное поле, выступал под ним на несколько метров ниже его уровня.
Сел корабль также плавно, как и взлетел, так что Энжи не сразу сообразила, что они на месте. Они приземлились с той стороны летного поля, которая предназначалась для длительной стоянки одного-единственного гигантского воздушного судна, на котором они сюда добрались. Корабль был развернут дверями грузового отсека ко входу на станцию с той ее стороны, где располагались двери центрального склада. На противоположном конце здания станции по этой же стороне располагался один из входов для членов команды. Проснувшись во время полета, Энжи еще раз изучила план станции, развернув его на небольшом экране перед собой. Подвальный этаж под станцией технические помещения и коммуникации, первый этаж холл, складские помещения, лифты, выходы на летное поле, второй этаж столовая и склад продовольствия, третий этаж больничное крыло, склад медикаментов и изолятор, остальные этажи были отведены под комнаты членов команды, переговорные комнаты, комнаты отдыха и релаксации, самый верхний этаж зал управления.
Никто не двигался с места. Выключив все приборы на панели, Литвинов встал и направился к выходу. Команда по одному стала подниматься со своих мест и двинулась следом. Энжи сидела и ждала до тех пор, пока последний человек не прошел мимо нее, потом медленно встала, забрала гитару и свою сумку, одиноко лежавшие в багажном отсеке и стала спускаться по лестнице. Алесей стоял у дверей и поочередно выпускал всех членов экипажа, называя им номер комнаты и что-то нажимая на экране над своим браслетом, после чего над браслетом проходящего мимо него мужчины загорался ярко зеленый кружок. Энжи спустилась последней и выжидательно посмотрела на него.
А ты, котенок, идешь со мной, мягко сказал Литвинов.
Энжи уставилась на него непонимающим испуганным взглядом. Он повернулся и сделал несколько шагов по направлению к зданию станции. Она стояла, не двигаясь.
Ну? сказал он, обернувшись и увидев, что она так и стоит на месте, тут останешься ночевать? Пошли давай.
Она нерешительно двинулась следом, до последнего надеясь, что он просто проводит ее до комнаты. Зайдя в лифт, он нажал кнопку предпоследнего, восьмого этажа, сразу под залом управления. Они дошли до комнаты с номером пятьдесят шесть, он открыл дверь, вошел внутрь, включил свет и бросил свою сумку на пол. Энжи неуверенно шагнула следом. Он взял из ее рук сумку и бросил рядом со своей, потом снял с ее плеча гитару и аккуратно положил на кровать. Затем пошел в сторону душевой. Девушка робко села на край кресла, стоящего у стола напротив входа, и уныло оглядела комнату. Комната ничем не отличалась от комнат в Учебном Центре. Она нисколько не удивилась.
Через минуту Литвинов появился из дверей душевой, обогнул кровать, которая была разложена и аккуратно застелена (кто-то очень постарался, занимаясь подготовкой станции), встал напротив Энжи и, потянувшись, вдруг мечтательно проговорил: «Как насчет того, чтобы помочь своему капитану немного расслабиться после полета? Я не против слегка передохнуть», и уставился на нее, слегка наклонив голову на бок.
Нет! Нет! Нет! отчаянно заорала Энжи, вжавшись в спинку кресла.
Ладно, ладно, не ори, он поморщился, словно вокруг него кружила назойливая муха, боже он опять поморщился, пойду пожрать принесу, добавил, как ни в чем не бывало, и пошел к дверям.
Через некоторое время он вернулся с двумя подносами, поставил их на стол и сел в кресло, стоящее в углу справа от стола. Взял в руки приборы и посмотрел на Энжи. Она лежала на кровати спиной к нему, подтянув колени к груди и тихонько плакала.
Иди поешь, голодная ведь, спокойно сказал Литвинов.