Ты сделал мне хорошо, бормочет Мэрилин, чувствуя невероятную легкость во всем теле. Мне кажется, я родилась заново. И, знаешь, Джо ДиМаджио, как ты посмотришь, если мы больше никогда не будем расставаться?
Странно, необычно больше никаких прагматичных мыслей, ни о доме, ни о деньгах. Просто хочется, чтобы этот мужчина всегда был рядом. Видеть его глаза, прикасаться к крепкому мускулистому телу неожиданное наслаждение; острое, никогда не испытанное ранее удовольствие
Джо кивает:
Как раз ломал голову над тем, как бы сказать тебе, что хочу познакомить тебя со своей семьей.
Как пьяная, Мэрилин знакомится с мамой ДиМаджио, выбирает свадебное платье, занимается обустройством дома.
Все, что происходило в те месяцы предсвадебной суеты на съемочной площадке, фактически не оставило в сознании следа. Собственное счастье оглушило, заполнило всю жизнь. Невозможно было запомнить слова даже малюсеньких ролей! Поэтому помощник режиссера пишет реплики на карточках а если взгляд Мэрилин вдруг не может их отыскать, то актриса просто безмолвствует перед камерой.
Отрезвление от счастья происходит быстро и мучительно.
Я думал, ты бросишь карьеру и будешь сидеть дома! кричит Джо, и и бьет свою жену огромными крепкими кулачищами. Сколько можно сниматься в этих дурацких пошлых фильмах!
Мэрилин пытается увернуться от ударов и рыдает.
Как больно, как стыдно!
Да, с Джо прекрасно в постели.
Но он требует невозможного оставить кино, ради которого потрачено столько сил. Оставить а что взамен? Вдруг муж разлюбит, захочет развестись и что тогда, ни денег, ни работы? Как он не может понять: ее жизнь складывалась так, что рассчитывать приходилось только на свои силы. И невозможно теперь вот так просто, ради чьей-то прихоти, бросить работу, отказаться от денег, от славы от всего, что стоило неимоверных усилий!
Все реже муж кажется добрым волшебником. Все чаще бесчувственным чурбаном. Как прекрасен был подарок на его день рождения! Золотая медалька, на которой красовалась гравировка: «Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь». Хотелось сказать Джо то, что, оказывается, так сложно произнести. Что любовь к нему согревает душу; что только рядом с ним становится хорошо и спокойно. Кто-то из девочек на съемочной площадке рассказал: есть такой писатель, Сент-Экзюпери, и он придумал такую четкую и вместе с тем нежную формулировку. Эти слова стали бы лучшим признанием в любви, признанием, которое Джо никогда не слышал. «И что это за глупость тут нацарапана?» отреагировал муж. Да он не понимает ни книг, ни кино. Ничего не понимает, кроме своего тупого спорта!
А теперь еще и эти удары
Мэрилин терпит несколько месяцев.
Гримеры изводят килограммы косметики, замазывая покрывающие все тело синяки.
Джо дерется все сильнее.
Развод в таких условиях это уже просто вопрос выживания.
Но как же это больно
На пресс-конференции, посвященной разводу с ДиМаджио (на ее проведении настоял агент, уверяя, что лучше один раз собраться с духом и все честно рассказать газетчикам, чем терпеть их постоянный террор), получилось только вымолвить:
Да, мы разводимся.
Потом губы задрожали, из глаз хлынули слезы.
Очередные обломки очередной семьи
«Все, больше никогда, подумалось тогда, после чуть успокоившейся боли. Никаких мужей, никаких романов. Я буду сосредоточена только на работе».
Мыслей о браке с Артуром действительно не было.
Он сам проявлял инициативу, настаивал. Дарил бриллианты, обещал написать сценарий гениального фильма с прекрасной женской ролью, мечтал о будущих детях, которые наполнят шумом гостиную роскошной квартиры на Манхэттене. В конце концов, драматург объявил о своих планах жениться на Мэрилин Монро в прямом эфире на телевидении!
Такой напор произвел впечатление.
А после свадьбы мужа как подменили.
Казалось, это кино уже недавно снималось, только с ДиМаджио в главной мужской роли: упреки, ревность, оскорбления
Из этой реальности хотелось сбежать в сладкий мир, который дарили пилюли.
Но в последнее время кошмары стали проникать и туда.
Какие-то мужчины Они прячутся за дверью, негромко переговариваются. Но ведь ясно: они собираются ворваться в спальню, а потом убивать, долго и мучительно.
Бежать от них! Скорее к окну! Только там Там приставлена лестница. И возле стекол уже видна голова ребенка Это мальчик, у него игрушечный нож в руке. А вот его лицо стареет, нежная кожа покрывается морщинками
Ты ничтожество, Мэрилин Монро, пробивается голос Артура Миллера через гул голосов незнакомых мужчин. Тех, что постоянно прячутся за дверью спальни. Ты жалкое ничтожество
Нет! Нет, я сильная! Я сильная и справлюсь со всеми проблемами! закричала Мэрилин. Я все могу, я всем докажу у меня талант, и я не сумасшедшая, я не сумасшедшая!
Высыпав в рот пригоршню пилюль, она заметалась по спальне.
Есть только один человек, который умеет отключать это страшное кино и затыкать эти ужасные голоса. Психиатр Барбара Мэй из Нью-Йорка.
Да, еще предстоит месяц съемок, и надо торчать здесь, в Голливуде.
Но нет никаких сил видеть этих жутких мужчин, слышать их разговоры.
Наплевать на съемки, подождут пару дней возвращения ведущей актрисы. В конце концов, она плохо себя чувствует. И теперь самое главное бросить в чемодан пару платьев и уехать в Нью-Йорк. Кажется, сам дом миссис Мэй, расположенный в дивном прекрасном саду, приносит облегчение. Буквально полчаса беседы с доктором творят чудеса.
В Нью-Йорк! В Нью-Йорк!
И поскорее
* * *
«Я в Америке, в Америке, в Америке!!!»
Лику Вронскую просто распирают радостные эмоции. Она едва сдерживается, чтобы не запрыгать прямо здесь, на выходе из аэропорта.
Во-первых, после многочасового перелета пройтись пешком, чувствуя, как разминаются затекшие ноги, это уже огромное удовольствие.
Во-вторых, получение багажа и прохождение паспортного контроля оказалось настолько быстрым и сопровождалось таким количеством улыбок, что настроение мгновенно стало соответствующим веселым, легким.
И все-таки, как невероятно приятно после промозглого московского ноября вдруг ощутить на своем лице ласковое дуновение соленого ветерка! Здесь так тепло, что даже можно снять куртку!
Осень в Калифорнии это, оказывается, около двадцати градусов выше ноля, и яркое солнце в ослепительно-синем небе. Впрочем, в холле аэропорта уже распевают рождественские песни Санта-Клаусы, висят декоративные композиции: елочные веночки, гроздья красных шариков, золотистые и серебристые гирлянды. К Рождеству, как выясняется, здесь начинают готовиться рано. Какой резкий контраст: яркое солнце, никакого снега и атрибуты зимнего праздника.
«Я в Америке, я в Америке, и»
Пулей вылетев из здания аэропорта, напоминающего огромную летающую тарелку, Лика сразу же увидела стоянку такси; направилась к ней, катя за собой большую сумку на колесиках. Но потом остановилась, завертела головой по сторонам.
А что делают другие пассажиры?
Это безопасно пользоваться такси?
Это «официальные» таксисты, с которыми надо расплачиваться по тарифу, или же, как и в Москве, поездка на такой машинке может обернуться неприятным финансовым сюрпризом? С московских «бомбил» станется запросить за доставку от Шереметьева до города долларов сто пятьдесят двести! Интересно, а какие здесь нравы? Просто разводят на деньги или же разводят на деньги еще и с угрозой для безопасности туриста-чайника? Иногда по телевизору покажут про США такое: и грабеж средь бела дня, и убийство из-за пары долларов
Может, стоит позвонить Катиному мужу, его номер есть в блокноте? Хотя вот вариант проще!