– Что с ней? – спросила Аглая, так как он замолчал, внимательно рассматривая ее лицо.
– А вы не слишком взволнованы, как я погляжу, – заметил он.
– Я не знаю, из-за чего мне волноваться, – тут же нашлась Аглая. – А жизнь меня спокойными днями не балует. «И все самое худшее, что ты можешь мне сообщить, я и без тебя уже знаю», – подумалось ей.
– Ваша подруга нашлась сегодня, – он говорил неторопливо, продолжая смотреть Аглае в лицо. – На пустыре за Сиреневым парком.
– Там-то ей что понадобилось? – играя свою роль, спросила Аглая.
– Я так думаю, что уже ничего. На нее натолкнулась случайно старушка, которая ходит туда подкармливать бездомных собак. Ваша подруга мертва.
– В каком смысле «мертва»? – спросила Аглая. – Что вы хоите этим сказать?
– Именно то, что сказал: мертва. Убита. По предварительным данным, вчера. Рано утром. Точнее будет известно после окончания всех экспертиз.
– О, боже! – Аглая закрыла лицо руками. Ей не пришлось выдавливать из себя слезы – достаточно было вспомнить позавчерашние события и просто дать себе волю, после чего они, совершенно искренние, сами потекли по щекам.
Собеседник дал ей время на то, чтобы опомниться, после чего снова заговорил:
– Аглая… я понимаю ваши чувства. Но пришел сюда не затем, чтобы сообщить вам эту новость, а затем, чтобы поговорить о вашей подруге.
– Как это случилось? – все еще всхлипывая, сдавленно спросила Аглая. – Убита… Кем? Да как такое вообще могло произойти? С Алкой!
– На эти вопросы предстоит ответить следствию. Ее нашли, как я уже сказал, на пустыре. Все было представлено так, будто она подверглась нападению бездомных собак. Но предварительная экспертиза показала, что, действительно погибнув от собачьих клыков и обильной кровопотери, она была привезена на пустырь уже мертвой и брошена там.
– Брошена?.. Но почему? Разве можно было так с ней поступить? – Аглая до сих пор считала, что нет, нельзя, хотя сама участвовала в этом.
– Аглая… Те, кто это сделал, думали не о вашей подруге, которой все равно уже ничем нельзя было помочь, а о том, чтобы скрыть истинную картину ее гибели. И свою причастность к ней, потому что иначе не из-за чего было так стараться. Нам же теперь предстоит выяснить, как это все случилось и кто при этом присутствовал. Пока лишь совершенно точно могу сказать, что ее убили где угодно, только не на пустыре.
– А где тогда?!
– Пока не знаю. Но там, где это произошло, все должно быть залито кровью. На самом пустыре ваша подруга получила всего одну рану, на виске, и то посмертно, когда ее тело уронили те, кто его привез. Эта рана уже не кровоточила. Тело к этому времени вообще было практически обескровлено, потому что из смертельной раны, нанесенной собачьими зубами незадолго до этого, кровь хлестала ручьем. Причем, атаковала Аллу Георгиевну одна-единственная собака, и была она гораздо крупнее тех, что водятся на пустыре. Это установлено по следам от клыков. Кроме того, вашу подругу переодели перед тем, как ее привезли на пустырь. Погибла она совершенно в другой одежде. Об этом говорит и экспертиза верхней одежды, чистой, без следов шерсти и собачьей слюны, и то, что ее бюстгальтер оказался надет наизнанку. Сама она его так застегнуть, согласитесь, никак не могла. Ну, а еще на земле остались следы от колес, я думаю, той самой машины, на которой Аллу Георгиевну туда привезли. И следы от мужских ботинок. А вот те шавки, что обычно бегают по пустырю, к телу даже не приближались.
Аглая взялась за голову, чтобы скрыть лицо. Значит, зря шеф с парнями старались утаить правду! Не прокатило! Неизвестно, откуда, но следствию уже известно все, может, за исключением того, откуда Аллочка была привезена на пустырь.
– Аглая, – снова окликнул ее следователь. – Вам сейчас трудно говорить. Но поймите, мне необходимо получить от вас информацию, которая может помочь в расследовании убийства вашей подруги.
– Спрашивайте все, что вам нужно, – кивнула Аглая. – Я отвечу. Она была моей самой близкой, самой лучшей, да что там – единственной подругой. И у нее никого не было ближе, чем я. С семьей она давно порвала все отношения, круг общения у нее был очень широкий, но без особой доверительности, а ее мужчина женат, и Алка, хоть и любила его, всегда давала трезвую оценку развитию их отношений. Так что больше, чем от меня, вы вряд ли от кого-то о ней узнаете.
Они проговорили больше часа. В основном задавал вопросы следователь, а Аглая отвечала на них так точно, как только могла. Это оказалось непросто, учитывая, что не всю правду можно говорить, а нервы у Аглаи были натянуты, как струны. Где они с Аллочкой должны были встретиться? Вечером, на улице. Зачем? Да в кафе пойти, как не раз ходили. А она не пришла. Почему Аглая ей сразу не перезвонила, тем же вечером? Да потому что они заранее договаривались, что, возможно, планы у Аллы могут измениться в том случае, если у нее наметится свидание иного рода. Не знает ли Аглая, с кем? Нет, не знает. Аллочка никогда не любила обсуждать что бы то ни было загодя, обещала рассказать потом. Но никаких дружков с садистскими наклонностями у Аллы никогда не было. И проституцией подруга не подрабатывала. Нет, святошей не была и к жизни относилась легко, не заморачиваясь вопросами морали, но гордость имела. Не было ли среди Аллочкиных приятелей таких, кто имеет большую собаку? Вроде, нет, но точно Аглая не знает, потому что такие нюансы специально, конечно же, не выясняла. Что сама делала, не дождавшись подруги? Погуляла, пошла домой. А утром перезвонила Аллочке, чтобы узнать, как все прошло, но та не ответила. Почему Аглая звонила ей так рано? Просто что-то тревожно было на душе. Вот и позвонила, пока шла на работу, чтобы услышать, как Аллка хоть что-то буркнет в трубку спросонок. Потом, на работе, было уже не до звонков. А вечером, когда Алла не ответила на очередной вызов, она, Аглая, пыталась заявить о пропаже подруги в полицию, но заявление не приняли, сказали, что рано его подавать.
– Аглая… А почему вы, не дождавшись от нее ответа по телефону, не поехали к ней домой, а вместо этого сразу кинулись в полицию? – спросил вдруг следователь.
– Я? – тут Аглая смешалась. Да, всего сразу не учтешь, не продумаешь. А выглядит все со стороны действительно так, как будто она уже о чем-то если не знала, то догадывалась. – Даже не знаю, что вам сказать. Дома она бы мне на телефонный звонок ответила, так? Телефон-то не был отключен. Да и тревога у меня какая-то была с самого утра еще.
– И что, для этой тревоги у вас есть какие-то основания? Вашей подруге что кто-то пытался угрожать?
– Домогался ее хомяк один, – решилась на полуправду Аглая. – В годах уже, тучный, очень респектабельный на вид, но неприятный. Из богатых, даже личный шофер имеется. Но не спрашивайте, кто он, я не знаю. Я его только видела пару раз мельком, со стороны. Алка называла его Борисом. А еще она мне рассказала накануне, что недавно они здорово поругались на почве его притязаний. Характер у нее, я вам уже говорила…
– Да, помню, – кивнул Михайлов.
– Так вот, Алка не придала этому скандалу большого значения, а у меня, как только я о нем узнала, какой-то холодок в душе пробежал. Что она могла наговорить этому субъекту в пылу ссоры? Зная ее нрав, могу предположить, что очень многое. А он не произвел на меня впечатления человека, способного по божьим заповедям подставить вторую щеку. Было в нем что-то… ну очень недоброе.
И даже хуже того, подумалось Аглае, как только она вспомнила Бориса, вышедшего после трагедии к дверям позлорадствовать над Аллочкой. Она не видела его лица в темноте, но голос – голос выдал все.
– Есть ли у него большая собака, мне неизвестно, – предвосхищая следующий вопрос, сказала Аглая. – И описать вам его во всех деталях я вряд ли смогу, хотя, если нужно, попытаюсь это сделать.
– Нет, пока не нужно. Больше у вас никаких версий нет? Ничего не хотите добавить?
– Не знаю. Не сейчас. Надо подумать, может, что и вспомню, – Аглая одним глотком допила оставшийся сок. Посмотрела на следователя. – Мне, наверное, надо ее опознать? А может, это все-таки какая-то ошибка? – добавила она с надеждой. Совершенно искренне. Потому что, хоть и знала всю правду, а все еще оставалась в душе какая-то крохотная вера в возможное чудо.