Под Новый год я чуть не ушла от него.
Может, так и надо было сделать?
«Нет! истерически завопил внутренний голос. Вот он всегда был на стороне Валеры. Наверно, тот его подкупил чем-то. Ты же его любишь? Он же тебе дорог?»
Дорррог, дорррог, дорррог над головой раздалось карканье, с дерева сорвалась стая ворон и полетела в сторону приморского парка, тяжело взмахивая крыльями.
И кто я, чтобы с ними спорить?
До дома оставалось еще десять минут ходьбы. Как раз достаточно, чтобы вспомнить тот дурацкий конец декабря, а потом убедить себя в том, что нечего бередить душу и поминать прошлое. Вон, настоящее тоже неплохо. Ветер. Листопад. Дождь. Половина фонарей в парке не горит. Левый ботинок промок. Пальцы замерзли. Мир прекрасен и удивителен.
Тогда я впервые разозлилась на Валеру. Если раньше получалось списывать его слова и странное поведение на «помехи» в понимании на расстоянии, на притирку и то, что взрослые самодостаточные люди не обязаны отчитываться друг другу обо всех телодвижениях, то тут В ответ на логичный и невинный вопрос: «Как будем встречать праздники?» он натурально завопил: «Достали вы все меня с этими праздниками! Все! Достали! Как хотите, так и встречайте, я тут при чем?» В ответ я заявила, что, во-первых, я это не «все», а если у него проблемы со «всеми», то пусть на них голос и повышает. Во-вторых, я его девушка, а не посторонняя дурочка с переулочка, и мне надо планировать выходные, так что пусть возьмет себя в руки и таки поделится мыслями про тридцать первое декабря.
В лес поеду. Один. У меня там есть любимая елка.
То есть под елкой будешь встречать?
Да. Или в пещерах.
Богатые планы.
Или в Чернобыле. У меня друзья были недавно. Нелегально, конечно, там есть чуваки, которые устраивают экскурсии
Понятно.
На этом месте я осознала, что разговор пора сворачивать. И тем же вечером договорилась с друзьями из Вологды, что приеду к ним в гости. Там ожидалась елка не та, которая в одиноком лесу, а наряженная, еще катание на санках, игры в настолки, глинтвейн, соревнования по выпечке пирогов и три кота, которые от присутствия посторонних людей в доме становились бесконечно дурными и устраивали дикие шалости. С учетом того, что гостей ожидалось больше десяти, можно было заранее предвкушать долю веселого безумия.
С Валерой этот вопрос я больше не поднимала, решив, что поеду к друзьям через Москву, там как раз встречусь с любителем елок, пещер и радиации и расставлю все точки над «i». Ну, потому что переписываться это одно, говорить по телефону другое, а в глаза смотреть живьем то самое третье, незаменимое.
Я прилетела поздним вечером двадцать седьмого.
Валера ждал у выхода из зала прилета, явно недовольный: рейс задержали почти на полтора часа. Подходя к нему, я еще успела подумать, что всего пару месяцев назад меня встречали с цветами, а теперь с кислым выражением на лице. Мелькнула шальная мысль: можно ведь сразу, с полуоборота поругаться. Устроить шоу для окружающих, расстаться красиво и драматично, переночевать в зале ожидания, погулять по Москве, а вечером двадцать восьмого уехать в Вологду Но я ее тут же прогнала. Всегда считала, что если есть что обсудить в отношениях, то не стоит делать это на публике. Доедем до дома, попьем чай и поговорим. Или вообще завтра с утра.
Привет. Валера крепко обнял меня, потом отстранился и посмотрел чуть подозрительно. Что-то не так?
Все так, я пожала плечами. Привет. Поехали.
Садясь в машину, я мимолетно подумала, что если мы сегодня или завтра расстанемся, то мне очень будет не хватать совместных поездок. В самые дальние и интересные уголки Подмосковья, с кофе и бутербродами, с разговорами обо всем, ни о чем и самом сокровенном Валера водил очень быстро, хорошо и с изрядной долей осторожности. Как по мне, редкое и очень приятное сочетание.
Я устроилась поудобнее, разгладила на коленях новую юбку и потянулась к ремню безопасности.
Можешь пока не пристегиваться, Валера наклонился через меня к бардачку, что-то там нашарил, потом повернулся и уткнулся мне носом в шею. Жарко задышал, щекоча бородой, и я почувствовала, как таю. Сейчас заедем на заправку, там такие слойки пекут! Недавно разведал. А потом уже домой. Хорошо?
Хорошо, я кивнула и отвернулась к окну. Слойки. Домой. Рыжая колючая борода, такая уже родная и Я сжала кулаки. Так. Мы еще не поговорили. Ничего не решено. Так что не плачь, Яна. Не смей.
Машина медленно поползла к выезду с территории аэропорта. Валера бормотал что-то по поводу проклятых задерживающихся рейсов и цен на парковку, а я упорно смотрела в окно, не поворачиваясь к нему. Звук мотора, и слова, и шелест проезжающих мимо автомобилей, и гул взлетающих самолетов сплетались в какой-то тревожный, дико раздражающий белый шум. Мне хотелось распахнуть дверь и выскочить из машины, и гори оно все огнем. Странное, нелогичное, дурацкое желание. Я закусила губу и перевела взгляд вперед, на шлагбаум, который задрожал и поднялся перед нами.
По дороге вилась поземка, с неба начинала сыпать белая крупа. Валера выжал газ, набирая скорость, я машинально улыбнулась, снова повернулась к окну, подышала на стекло и нарисовала снежинку. Веселую снежинку без забот, хлопот и отношений на расстоянии. Сбоку промелькнули два фургона они осторожно крались по заснеженному асфальту, а мы всех обгоняли, и я успела подумать, что на дороге, наверно, очень скользко, и все-таки пристегнулась.
А через несколько секунд мы вошли в поворот, и я успела подумать, что бок газели на соседней полосе как-то подозрительно близко. Слишком близко.
Наша машина пошла юзом, казалось, что асфальт под колесами вмиг превратился в лед. Валера крутанул руль, кузов газели пролетел в нескольких сантиметрах от моего окна, перед глазами замелькали метель, грузовик, метель, легковушка, отбойник, столб Меня повело в сторону и треснуло виском о боковую стойку, в глазах начало двоиться, и тут раздался удар бах! Меня швырнуло вперед, дыхание перехватило, грудь пронзила боль ремень безопасности сработал идеально, удержав на месте.
Но тут картинка в глазах окончательно раздвоилась.
И я, как будто со стороны, увидела, как не пристегнувшаяся «я» выбиваю головой лобовое стекло, перелетаю через капот и качусь по обочине, освещенной фарами. Потом останавливаюсь и лежу. Неподвижно.
Я поняла, что от ужаса забыла, как дышать, потянулась рукой к боку и нащупала свою сумку. Ту самую сумку, которую распороло осколком стекла, и она лежала там, на асфальте, рядом и раскатившиеся из нее тушь, помада и карандаш для глаз. И пачка бумажных платков. С совами. Оптика взгляда сломалась, совсем сломалась, я одновременно смотрела с пассажирского сиденья и будто подошла поближе, присела и разглядывала все в подробностях.
Две дорожки крови из носа, изрезанные пальцы рук, багрово-фиолетовый синяк на подбородке, изорванную, мокрую, грязную одежду И улыбку. Свою, знакомую улыбку из детства. Из тех времен, когда не было никаких проблем, когда я была смелая, светлая, отчаянно бесшабашная, радостная и уверенная в том, что все всегда будет хорошо. И со мной, и с любимыми людьми, и с миром вокруг нас.
Границы мира сузились до островка света, на котором лежала та, другая «я», снежинки падали и падали, и мне на секунду показалось, что все это дурной сон, приснившийся в самолете за минуту до того, как пилот попросит пристегнуть ремни и скажет, что мы приземлимся во Внуково через двадцать минут. Еще совсем немного, я проснусь, быстро пройду через зал прилета, выскажу Валере все, что думаю, и ни за что, ни за какие коврижки не сяду к нему в машину. Поеду на маршрутке. На автобусе. На чем угодно. Лишь бы избежать этого кошмара, когда кажется, что вот эту сломанную куклу с твоим улыбающимся лицом заключили в снежный шар, трясут и трясут его, снег падает и падает, и кажется, что это будет продолжаться целую вечность.