Деревня называется Георгиевка, по монастырю, сообщила Алька. Надо бы завтра туда наведаться, я люблю старое дерево рисовать.
Говорили, что мы завтра с утра в монастырь отправимся. Вот и посмотрим.
***
Лес был наполнен обычным шумом шелестели, покачиваясь на ветру, кроны деревьев, поскрипывала где-то старая береза, стрекотала сорока, слыша человеческие шаги.
Смотри, Игнатка, тут оно и было, запоминай от гари точно на юг, а потом через овражек. Как перейдешь, ищи просеку, она к месту и выведет. А там дальше река. Не забудь.
Не забуду, кивнул Игнат и почесал горевшее от комариных укусов ухо. А что, правда, что дед в одиночку Кистеня одолел?
Правда. Хотя с собаками да с ружьем. Но и у того, сказывал, пистолет был.
Афанасий остановился, разглядывая лес. Точно, здесь. Теперь уж сын не забудет, найдет.
Ну все, часть дедова завещания исполнил. Можно домой возвращаться.
Паренек посмотрел на него с удивлением:
Какого завещания? Ты про что, батя?
А про все остальное потом узнаешь, когда время придет. До поры тебе, Игнатка, без этого жить будет легче. Ну, пошли обратно, а то бригадир приезжал, ругался, что трудодни не все отработали.
Игнат ещё раз обернулся низкие тучи, проносящиеся над лесом, делали его если не мрачным, то суровым. Отсюда, если напрямик идти, до деревни не так уж и далеко, а кажется, что край света.
***
Мике не хотелось идти на эту вечеринку. Она просто устала с дороги. В конце концов, пошли уже третьи сутки, как ей не удавалось нормально выспаться. И сейчас желание было одно залезть под одеяло и закрыть глаза.
Но ее отсутствие могли бы посчитать малодушием.
Алька быстро переоделась в брючный костюм и нарядные босоножки и стала похожа на фотомодель. Мике такое счастье не светило, поэтому она ограничилась подаренным мамой свитерком в индейском стиле, к которому полагались кожаные тесемки с костяными висюльками. Эту дребедень она на скорую руку вплела в волосы, и, глядя в зеркальце решила, что стала похожа на унылую бледнолицую скво, захваченную племенем апачей. Ну и черт с ним! Джинсы и кроссовки Можно идти.
Обычная вечеринка, самая обычная. Ничего нового.
Но новое было. Оно сидело в углу и перебирало струны Русликовой обшарпанной гитары.
У него было усталое отрешенное лицо, чеканный профиль и волосы, слегка тронутые на висках сединой. Звали его Арсений Игоревич Кайсаров.
Почему-то Мика до последнего была уверена, его тут не будет. За время поездки руководитель группы обращал на подопечных внимания ровно столько, сколько требовалось для решения текущих проблем. Да и что какая-то заурядная попойка третьекурсников для успешного архитектора, который согласился поехать с ними только для того, чтобы сыночка контролировать?
Интересно, почему они в Чехию не отправились при таком раскладе?
А Ромка, вот он, сидит на деревянной скамейке, жует бутерброд. Под бдительным отеческим присмотром, так сказать.
Мике стало совсем тоскливо какое уж тут веселье? И если Дэна и Регину она ещё могла пережить, то присутствие Кайсарова стало для неё последней каплей. Даже если он собирается весь вечер музицировать.
В принципе, она уже отметила свое присутствие, и оставалось разве что сделать вид, что напилась, и тихо свалить отсюда. Это была хорошая идея, и Мика немедленно приступила к её реализации, тем более что Павел уже протягивал ей стакан с неким напитком. Визуально и даже по запаху определить, что это такое, было невозможно. А на вкус Бр-р-р!
Это самогон с грейпфрутовым соком. Коктейль называется «Слеза Буратино». Правда, классно? Антон явно гордился своим изобретением.
А ещё что-то есть? спросила она, отодвинув стакан в сторону. Напиваться таким она была просто не в состоянии.
А как же, целых два отдельно самогон и отдельно сок, сообщил Ромка и полез под стол за напитками.
Ладно, наливай сок, вздохнула Мика, чувствуя, как просится наружу уже сделанный глоток мерзкого пойла.
Как скажете, леди.
Стол, на котором в качестве закуски фигурировали ставрида в масле, миска огромных соленых огурцов и нарезанная крупными кусками любительская колбаса, был накрыт на веранде. Неподалеку от неё, на берегу реки, горел большой костер. А музыку включать никто не торопился, хотя когда все начинают под неё скакать, смыться куда проще.
Тем временем вокруг Кайсарова уже сгруппировались любители попеть хором и под гитарные аккорды затянули что-то заунывное. Дым от костра иногда залетал на веранду, добавляя абсурдности в происходящее. Кто-то смешивал ещё порцию коктейля, Алька вовсю кокетничала с Павлом, а Регина обнималась с Дэном, выбрав для этого самое освещенное место. Так что у Мики иного выхода, как закрыть глаза и сделать вид, что тоже поет, не оставалось. Лишь бы никто не видел, как ей плохо
«Десять девушек едут Веной,
плачет смерть на груди гуляки»*
Голос у Кайсарова был низкий, с хрипотцой, так что вторить ему было легко. Она и вторила, как могла. Быть подпевалой? Да без проблем! Мелодия прихотливо менялась, то ускоряясь, то почти замирая.
«а за ними в серебряной стуже
старой Венгрии звезды пастушьи,
и ягнята, и лилии льда»
Мика очнулась только когда сообразила, что теперь поют только они вдвоем. Остальные как-то незаметно замолчали. Почему так получилось, она не поняла то ли больше никто не знал слова «Маленького венского вальса», то ли «Слеза Буратино» сыграла свою роковую роль. Отступать было некуда, казалось, «душка» Кайсаров иронично косится в её сторону, понижая голос и лукаво меняя тональность.
« я оставлю эхо дыханья
в фотографиях и флюгерах»
Он уже стоял рядом, так что гриф гитары с бегающими по струнам смуглыми пальцами оказался прямо перед её глазами.
«и флюгерах»
Мика испуганно задержала дыхание, чувствуя, что взяла слишком высоко, может не вытянуть последние строки, и он понял наклонился и почти шепотом повел за собой.
«и шагам твоей поступи вверю
ленты вальса, скрипку и прах».
Песня закончилась.
Блеск! констатировал Ромка. Лучший дуэт сезона! Переплюнут любого Кобзона.
Неожиданно Кайсаров поклонился и поцеловал кончики пальцев Мики. Потом молча вернулся на свою скамейку. Налетевший порыв ветра задул две свечи.
Кто-то захлопал в ладоши. Мика подняла голову и откинула с виска крошечные индейские колокольчики. Две секунды, минимум две секунды надо было выдержать изумленно-раздраженный взгляд Регины. И отвернуться.
Внезапно ей стало весело, настолько, что она с трудом сдержала смех. Неужели бывшая подруга откроет сезон новой охоты? А ведь похоже на то Этот вечер, язычки пляшущих на ветру огоньков свечей и два голоса, то сливающиеся, то догоняющие друг друга. А потом склоненная к её руке голова Кайсарова. Такое Регина просто не сможет простить «мелкому ничтожеству», как она назвала однажды Мику. Назвала в присутствии Дэна. А тот только опустил глаза и промолчал.
Две секунды истекли. Теперь она имела право выбирать, что делать дальше. Петь не хотелось, хотя на неё поглядывали выжидающе. Болтать с Сашкой? Просто торчать тут?
Мика встала и отправилась к костру. Посидела рядом с ним, шевеля в огне палкой. Подошел Ромка, принялся что-то рассказывать. Она слушала, кивая и думая о своем.
***
Откуда взялась эта ненависть, Мика так и не смогла понять, как ни старалась. Первое, что вспоминалось ей пять лет, и в гости к ним приходит высокая красивая женщина с девочкой. Региночке тоже пять, она крупная, нарядная и избалованная, так что рядом с ней Мика-мышонок теряется. Девочка по-хозяйски лезет в Микин ящик с игрушками, фыркает, крутит любимой кукле Матрене голову. Мике обидно, но она молчит. Тогда девочка закрывает дверь детской и толкает её, так, что Мика падает на пол. Она не кричит и не плачет, но кто-то слышит грохот опрокинутого ящика. Регину начинают воспитывать, она покаянно мотает головой: «Больше никогда, мамочка».