А пятый Пятый нормальный.
Взор помутнел, но глаза умоляюще смотрят на девушку.
Кто такой? На лице приговорённого играли сполохи неба, расцвечивая черты молодого и в общем то симпатичного человека. Несмотря на то, что парень не брился, давно, и вообще выглядел мерзко. Не удивительно подумала Первая, повторяю кто такой?
Не помню
Голос был тихим и сиплым, настолько тихим и сиплым, что только она и услышала.
Флягу, девушка повернулась к напарнику.
Тот будто того и ждал.
Почти пустая. Первая вынула пробку и протянула несчастному.
Губы схватили горлышко и начали пить жадно, стараясь вобрать в себя всё, и чуточку больше.
Похоже, из наших.
Похоже, своё первое слово Долговязый буквально выдавил. Говорил он весьма неохотно.
Этого отвяжи. Он не опасен А вы, ребята, простите.
Девушка вскрыла ножны, висевшие на широком дорожном поясе, части костюма той гильдии, к которой она принадлежала, и достала кинжал. С простой, но красивой рукояткой, выточенной из блестящего чёрного камня с точечными вкраплениями какого-то белого минерала. Этим рукоять отдаленно напоминала Белую Россыпь, которая была чем-то вроде оберега в гильдии проводников, ведь это единственный ориентир в ночном небе, если солнце не светит, небеса не пылают, а туман над землей мешает больше, чем темнота. Поэтому каждый проводник почитал за должное иметь хоть какой-то предмет с её изображением.
"Милосердие, прошептала девушка, так, чтобы никто не услышал, сделай свою работу". Потом оттянула локоть, и вонзила кинжал в подреберье. Первому второму третьему Перед четвёртым помедлила.
Мёртв, прошептала она, а если жив, то не выживет, и, вздохнув, завершила начатое.
Я надеюсь, над ними совершают обряд? Первая, шатаясь, отошла от берёз.
Тишина. Молчаливый укор содеянному.
Руки и ноги дрожали, и проводница села на землю. Вытерла лезвие о росшую рядом траву злаки вперемешку с тянучками и грустно посмотрела наверх.
Сполохи красного, зелёного, синего цвета носились по небу, быстро, непредсказуемо, молча. Они покрывали весь небосвод, от недоступных гор до далекого моря, от Заводья до Девятого Леса. Начинался самый красивый, но и самый опасный сезон. На целых два месяца мир окажется пленником стихии, внушающей ужас практически всем жителям равнины.
Первая
Смотреть на такое небо мучительно человек сходит с ума, слышит голоса, его голову сдавливает боль, а внутренности выворачивает наизнанку. Но небеса манят, небеса увлекают, и он смотрит, пленённый и изувеченный одновременно, пока разум не превратится в пустую оболочку, а в человеке не исчезнет всё человеческое.
Чем дольше ты смотришь на небо, тем дольше небо смотрит в тебя. И убивает.
Не всех.
Были неподвластные этой стихии. Те, что сохраняли рассудок, и со временем переставали её замечать. Таких людей было мало. И почти все эти люди
принадлежали к самой особенной гильдии гильдии проводников. Эта особенность быть прикрытым от неба (их так и называли прикрытые) передавалась по наследству, но не всегда и не только.
И наглядный пример сейчас стоял перед Первой, и смотрел на неё своими большими глазами, в которых застыла мука.
Пойдёшь? проводница вздохнула.
Мне некуда Правда, некуда.
Тогда повторяю вопрос. Кто такой?
Не помню незнакомец сказал это тихо. И обречённо.
Не помнишь, Первая фыркнула, А почему?
Парень молчал.
Запах человеческих испражнений заставлял дышать лишь поверхностно, а значит довольно часто. Хотелось уйти, и как можно скорее. Покинуть вонючее и зловещее место.
Так почему? повторила Первая.
Незнакомец ответил не сразу.
Он будто сжался и стал меньше ростом. Губы дрожали, пытаясь найти ответ.
Не помню, глаза изучали кинжал, который девушка до сих пор держала в руках. Вот дура, подумала та, и спрятала Милосердие.
Я правда не помню Я У меня
Ты очнулся и всё забыл.
Да. Днём.
За что тебя так?
Не знаю. Я ничего им не сделал. Это дикие люди. Дикий поселок Они говорили, что я колдун.
Ты колдун? девушка улыбнулась.
Она не верила в колдунов. Более того, она считала, что люди, которых клеймят этим именем, более знающи и более сведущи во многих делах. За что их не любят. Её бабушке повезло она многое знала, многое умела, но на Посту никто не считал её колдуньей.
Парень молчал.
"Вот уж разбойник Первая фыркнула.
Есть место в дилижансе. Поедешь? она смотрела в глаза и пыталась понять, верное ли принимает решение, парень кивнул, пошли.
Девушка повернулась и направилась прочь, стараясь не оборачиваться. Следом шёл незнакомец. За ним Долговязый, пронзая спасённого тяжелым неодобрительным взглядом.
Содеянное давило, но она не могла иначе, она не могла уйти и позволить чьим-то страданиям продолжаться, зная, что имела возможность их прекратить. Прекратить эту казнь, злую, мучительную.
Разбойников привязывали ночью, перед самым наступлением пылающих, и оставляли умирать. Кто-то погибал от голода. Кто-то от жажды. Но большинство убивало небо, его разноцветные сполохи. Медленно проникая в сознание.
Проводница прибавила шаг.
Сквозь листья тянучек, острые и прямые, как и всегда в это время, по крушинкам, которые не успевали схлопываться. Днём они схлопываются мгновенно, думала девушка, странный это сезон пылающие небеса. Как будто бы лишний.
Подошли к дилижансу.
Серо-зелёный топтун, как минимум четырёхдневка (для дальних поездок более мелких животных не запрягали) недовольно заурчал, чувствуя, что скоро будет тянуть. Первая провела рукою по мшистой зелёной спине и вроде бы успокоила. Животное протянуло небольшие передние лапы, забрало очередную крушинку и ловким движение большого серповидного когтя сорвало с крушинки панцирь. Потом вытянуло лепестки своих больших мясистых губ и начало громко и самозабвенно чавкать. Неспеша, наслаждаясь её содержимым, зная, что скоро придётся идти.
Крушинки считались излюбленным лакомством топтунов, хотя из-за этого лакомства животное часто ломало коготь. Сломанный коготь не отрастал, и в большинстве случаев, после нескольких болезненных попыток разбить панцирь лапой, топтун переходил на другую, более безопасную пищу. Такое происходило с молодыми и неопытными животными, по прошествии трех-четырех дней топтуны становились весьма осторожными.
Топтун
Первая смотрела на незнакомца.
"Печальная статуя», думала девушка (она видела такие на морском берегу, эти печальные статуи стоят в ряд, и смотрят в сторону моря). Бледный, молчаливый, словно не верит в спасение или боится проснуться.
Не думай, что я поверила, чуть слышно сказала девушка, я всё равно узнаю, рано или поздно узнаю, рука тронула ножны, словно добавляя весомости сказанному.
"Зачем я его спасла? Зачем? думала Первая, разбойника, которого приговорили. Который придумал себе оправдание. Самое безобидное. Наверное, однажды я пожалею Впрочем, я уже жалею".
Долговязый постучал. Раз, два. Как и было условлено.
В карете кто-то задвигался, кто-то закашлял.
Повязки у всех? крикнула Первая. Ответом было мычание, значит, у всех.
Дверь приоткрылась. Напарник, кое-как перегнувшись, протиснулся, при этом задев потолок. Спустя мгновение вышел, так же, как и зашёл, задом вперёд. И молча кивнул.
Девушка залезла в дорожную сумку и вытащила обрезок плотной, но мягкой ткани. Такая ткань была связана из внутренних покровов, выстилающих колоколовидные утолщения кубышек жилище маленьких носатиков. Свет она не пропускала, совсем, и была важным предметом для всех неприкрытых. Если эти неприкрытые решатся путешествовать во время пылающих.
Нагнись, приказала Первая.
Незнакомец нагнулся.
Зажмурься.
Зажмурился.
"Пока как по маслу", Первая развернула повязку.