Но им по-прежнему было скучно, и им хотелось есть, и тогда Криф предложил наведаться в трейлер-парк и поживиться чем-нибудь на чужой кухне. Всё, что нужно, найти в вечернее время приоткрытую створку.
Они сидели на натянутой меж двух трейлеров бельевой верёвке. Узенький зазор не до конца закрытой створки источал притягательный оранжевый свет. Так и хотелось прыгнуть внутрь. Но Криф всё пытался сложить крыло.
Оно пошаливало уже месяц. Ни Элета, ни Криф не понимали, в чём проблема. Они вообще не знали, где в их телах заканчивается плоть и начинается техника. Коробка Элеты инструкций не содержала. В какой-то момент левое крыло Крифа просто перестало правильно с первой попытки сворачиваться, и ему приходилось его упрямо переключать туда и обратно. Она пыталась массировать место, где крыло соединялось со спиной, и он говорил ей, что это приятно и помогает, но она-то видела, что мышца (или всё же механизм?) по-прежнему функционировала с перебоями. Ещё одно маленькое несовершенство. Ещё одна причина просто их выбросить, превратить в голодных бабочек на улицах Криптограда. И то не центрального; в центре их сбивали коптицы. Только Южжилмасс, Рельсы, Окраина и эти дурацкие, уродливые трейлер-парки. Спектакль их молодой любви разворачивался на сцене из уставшего бетона, ржавых арматур, слепых выбитых окон, пошлых неоновых вывесок и мёртвых фабричных труб. Криф всё это считал по-своему романтичным.
Его крыло с резким щелчком сложилось наконец правильно и улеглось ровным розовым треугольником. Он довольно хмыкнул, взглянул на Элету и получил в ответ довольный кивок. Они друг за дружкой зашагали по верёвке к приоткрытому окну. Элета нашарила его ладонь; Криф ободряюще сжал её пальцы. Узкий зазор между створкой и рамой манил тёплым сиянием.
Они скользнули внутрь и оказались на узеньком подоконнике. Пригнувшись, сайфейри прильнули к откосу. Им открылся вид на уютную кухоньку. На электроплитке тихо булькало в мятой кастрюльке пахнущее грибами варево. Большую часть кухни занимал допотопный холодильник, конденсатор которого жалобно, свистяще булькал. На столике между плиткой и холодильником жались друг к дружке жестяные банки и пластиковые коробки. С ярких, кричащих этикеток улыбались пририсованными ртами мультяшные полуфабрикаты. «Всякая дрянь», мысленно заключила Элета.
Создатели сайфейри не сочли нужным в полной мере их наградить человеческими чувствами. Запахи она слышала плохо. Чувство вкуса так и вовсе находилось в катастрофическом состоянии. Она могла на консервах выжить, но на вкус все эти разнообразные яства друг от друга ничуточку не отличались. Все походили на мокрую бумагу.
(а ведь есть ещё и то самое чувство)
Но
Смотри, заворожённо прошептал Криф.
из этого правила были свои исключения. Она прекрасно чуяла цветы. И фрукты. И любые сладости. Сайфейри должны были стать ожившей в неоновой реальности сказкой. Какая фея откажется от сахара?
В самой середине стола располагалась мутная стеклянная банка. Из банки высовывалась деревянная ложка. На самой банке красовалась поблёкшая наклейка. Жёлто-белая. С шестиугольниками и насекомыми.
Это наверняка мёд, констатировал Криф негромко. У него округлились глаза. Настоящий мёд, Эля!
Сколько ему лет? в шоке спросила Элета. Это ещё можно есть?
Конечно, убеждённо сказал он. Он не портится.
Она не знала, верить ли ему. Но она уже почувствовала запах. Терпкий, сладкий, он манил её к столу, влёк к жёлто-белой банке. Она подалась вперёд, шагнула на край подоконника, чуть присела, чтобы оттолкнуться ногами
Криф осторожно сжал её плечо, потом вытянул руку в направлении противоположного конца трейлера. Там на прохудившемся диване спала женщина. Лицо спящей расчертили глубокие борозды морщин. Волосы рассыпались по подлокотнику дивана. Она укрылась клетчатым одеялом. На полу рядышком Элета заметила потёртые тапки с разноцветными носами.
Чуть дальше, за диваном, виднелась входная дверь.
Не шуми, сказал Криф. Элета фыркнула и сорвалась с подоконника, рухнула вниз, чтобы насладиться мгновением свободного падения перед тем, как раскрыть крылья. Если у Крифа они были округлые, бархатно-розовые и широкие, то у неё сложные, узкие, с «хвостами», и небесно-голубые. Создатель очень много труда вложил в то, чтобы сделать их всех разными, друг на друга непохожими, на любой вкус. Может, потому у него и перестали сходиться на счетах бесконечно важные циферки. Слишком много тонкостей.
Она приземлилась на край стола, дальше побежала; крылья бесшумно сложились, исчезли из виду. Она направилась прямо к притягательной банке с мёдом. Пчёлы на этикетке при ближайшем рассмотрении оказались мультяшными, с огромными блестящими глазами и маленькими ручками. Под одной из пчёл кто-то карандашом приписал: «Анвару на 12 д. р.». Элета подпрыгнула, ухватилась руками за край банки. Ладони прилипли. Она подтянулась, и в этот же миг рядом с ней на край банки приземлился Криф. Он слишком рано сложил крылья может, опять ожидал, что правое заартачится, а оно возьми и послушайся. Потеряв вдруг равновесие, Криф замахал в панике руками. Элета, перекинув одну ногу через край банки, отодрала от липкого стекла руки и вцепилась ему в пояс.
Ух, спасибо, выдохнул он, осторожно опускаясь на край банки рядом с ней. Сайфейри уставились внутрь банки
С ним точно всё в порядке? усомнилась Элета.
На этикетке мёд выглядел светло-коричневым и полупрозрачным. На дне банки же она увидела несколько чайных ложек густой, неоднородной массы; местами поверхность мёда покрывали мелкие блестящие кубики.
Да, твёрдо сказал Криф. Точно!
Он по краю банки отодвинулся от неё чуть подальше, потом ещё чуточку, пока не оказался вплотную к забытой в банке ложке. Он упёрся в ложку одной ногой, потом осторожно соскользнул внутрь. Уже через несколько секунд он высунулся обратно поближе к Элете. Он воздел к ней руки: в его сложенных лодочкой ладонях лежал комок мёда. Она со смешком его приняла. Липкая масса в её руках на ощупь походила на смолу.
Не испачкайся слишком сильно, назидательно заметила она. Не взлетишь.
Ешь давай!
Она подняла руки к лицу, высунула язык, осторожно лизнула и обомлела: какая сладость, как хорошо! Не сдержав звонкого смеха, Элета напала на мёд. Он прилипал к губам, слегка хрустел на зубах, обволакивал внутреннюю поверхность щёк. Ничего вкуснее сайфейри никогда не пробовала. Она глянула вниз: Криф соскабливал мёд со стенки и слизывал с пальцев. Он поймал её взгляд, и они друг другу улыбнулись. У неё тревожно ёкнуло сердце.
Зрительный контакт прервался. Они уминали за обе щёки мёд: он успевал и себе собрать, и ей передать, а она то и дело поглядывала в сторону женщины на диване. Та почти не двигалась: только грудь её мерно и еле заметно вздымалась. Лицо у неё было осунувшееся, болезненно-бледное, усталое той вечной усталостью, которой страдают хронически перетруженные люди.
Элета с удовольствием глотала мёд, слизывала с губ, с рук, наслаждаясь его вельветовой мягкостью. В нём присутствовали нотки чего-то цветочного, чистого, чего-то, чего она в Криптограде в жизни не видела, не чуяла и не пробовала. Это был продукт из другого времени. Из прошлого, которое она видела только в поблёкших плакатах на стенах. Криф собирал для неё горсть за горстью. Он весь в меду измазался, но его это ничуть не смущало: ей даже показалось, что он, наоборот, нарочно собирал побольше липкой массы на рукава и штаны, чтобы забрать с собой запас на остаток ночи. Будто он и сам был пчелой. Последней на свете.