***
А-апчхи, а-апчхи, а-апчхи
Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь, считал Иванушка.
Сенница его сейчас ухайдакает, вынесла вердикт Алёна. Подошла к сидящему на земле и отчаянно чихающему Стыпеню вплотную, наклонилась над ним и вдруг закатила ему в лоб мощный шелобан. Чих прекратился. Вместо него на весь лес понеслась такая отборная ругань, что воспитанный кот тут же в ужасе прикрыл уши лапами.
Выздоровел, пробормотал Ваня.
Во даёт, в восхищённой улыбке расплылась Алёна, даже я так не умею. Дядь, научишь меня, а? Не то гляди, опять сенницу напущу.
У-у, ведьмачка патлатая, огрызнулся на неё Стыпень, на всякий случай отодвинувшись от девчонки подальше.
Ведьмачка, не ведьмачка, а такого дристуна как ты, ещё поискать, не осталась в долгу Алёна.
Стыпень открыл рот, чтобы извергнуть наружу очередную порцию ругательств, но девушка щёлкнула перед его лицом пальцами, и вместо матерных слов из раззявленного рта десятника посыпались маленькие лягушки. Они падали на влажную землю и сразу же безошибочно направлялись в сторону ручейка.
Глаза Стыпеня сперва съехались на переносице, затем разъехались к вискам и медленно прикрылись.
Обморок, ещё раз пробормотал Ваня, глубокий, добавил он, повернувшись к Симу.
Сестрица Алёнушка допрашивала пленного десятника, а братец Иванушка контролировал процесс допроса, чтобы сестра, увлекшись, не причинила серьёзного урона важному свидетелю.
А важный свидетель, то есть Стыпень, был ой как плох. Когда на очередной вопрос девушки десятник пробормотал совсем уж несусветную чушь, Ваня решительно отстранил разозлённую сестру и поднёс к губам несчастного флягу с водой из ручья. Стыпень жадно припал к горлышку.
Ваня терпеливо дождался, пока их пленник вдоволь напьётся, а потом, не торопясь, вылил остатки воды ему на макушку. Взгляд Стыпеня сделался осмысленным и озлобленным. Он хотел что-то сказать, однако вовремя взглянул на прислонившуюся к облезлой ёлке девушку.
Алёна задумчиво смотрела на мокрого жалкого человека, и в глазах её читалась вполне определённая дилемма: прирезать или пусть сам подыхает. Трясущейся рукой Стыпень начал нащупывать лямки на штанах, чтобы после смерти иметь более-менее приличный вид. Пока он негнущимися пальцами пытался затянуть запутавшийся шнур, его судьба решилась сама собой.
Выходим на тракт, чую смертушку там немалую, ещё чую силу чародейскую тёмную. То, что надо.
На тракте было плохо. Пять обезглавленных людских трупов и столько же конских грудой были навалены на дороге. Телеги с травой стояли нетронутыми, и даже впряжённые в них мулы уцелели. Куда делись остальные люди и кони, было совершенно непонятно. Иван читал по следам:
Ударило отсюда, потом отсюда, уже сильнее, след на стволе вона какой широкий. Кому головы поотрывало, все тута, а другие как сгинули. Нет следов, хоть тресни. Сим, для лучшего обзора взгромоздившийся к парню на заплечный мешок, тут же услужливо поднял лапу, готовый от всей души треснуть приятеля. Ваня выследил его манёвр по тени, сцапал кота за шиворот и шмякнул об землю.
Хэк, выдохнул Сим и притворился мёртвым. Полежав чуток без движения, кот приоткрыл глаз и убедился, что никто не скачет вокруг него с сочувствием и примочками. Бессчётное количество раз кот проклинал день, когда его угораздило забраться в тот тесный кувшин.
***
Сим, два его брата и сестрёнка плыли на корабле Сатраба Симского Двадцать Седьмого в составе царского выкупа за очередную будущую жену царя. Для захудалого соседнего калифата сватовство могущественного соседа было хуже горькой редьки. Сразу после свадьбы Саттаба Двадцать Седьмого с одной из дочерей дряхлого трусливого калифа Хабая Четырнадцатого весь калифат попадал под патронат Симского государства, что означало полную сдачу одного государства другому без всякой войны и дипломатических перипетий. Слегка подсластить пилюлю калифу Хабаю должен был тот самый корабль, под завязку загруженный подарками от Симского царя. Сорок слитков серебра, двадцать золота, двенадцать великолепнейших рубинов, каждый с голубиное яйцо, шесть изумительной чистоты и безукоризненной огранки бриллиантов размером с крупную черешню и прочие царские подарки не шли ни в какое сравнение с небольшой плетёной корзинкой.
В ней на время недельного путешествия поселили главную ценность корабельного груза трёхмесячных симских котят. Самый младший из них и самый любопытный в первую же ночь вылез из корзины и забрался в кувшин с твёрдым сыром. Съел, сколько смог, и удрых. А на рассвете корабль поравнялся с пузатой северной посудиной, нагруженной кедровым брусом и медвежьими шкурами. Самую богатую шкуру капитан северян предложил в обмен на три кувшина крепчайшего симского вина. Один из кувшинов в спешке перепутали. Так Сим попал к северянам. Их капитаном был отец Алёны и Ивана. Было это три года назад.
По своим меркам сейчас Сим был ровесником пятнадцатилетнего Ивана. Алёна с раннего детства воспитывалась старшей сестрой покойной матери Верховной жрицей Лимпы. Полтора года назад после смерти тётки девочка вернулась в отчий дом. С Симом она уживались плохо. Впрочем, Алёна почти со всеми уживалась плохо. Из Храма Самура Вседержителя девчонку выперли как раз за эту особенность её характера. Она терпеть не могла нынешнюю Верховную жрицу Лазорю и всё её окружение. Узнав, что свита Лазори направляется по той же дороге, что и они, Алёна сказала лишь одно:
И тут она мне поперёк пути!
А шли Алёна, Иван и Сим в Краспов Низ на самый большой летний торг в Самуровом княжестве. Туда же вёл караван и купец Яровит. Туда же направлялась и Лазоря со своей свитой. Лазоря ехала на торг, чтобы покупать, Яровит, чтобы и продавать, и покупать, Алёна с Иваном шли только продавать. Продавать Сима. В прошлом году за много тысяч вёрст отсюда они уже проделали это. Денег, вырученных тогда, им хватило на год безбедной жизни. Год назад Сим был котёнком, и цена его была ниже нынешней в три раза. На будущий год кот станет взрослым, и будет стоить три, а то и четыре геммы (без учёта инфляции). Только этот факт и спасал хвостатого бродягу от Алёниной расправы по десть раз на дню, а иногда и по двадцать. Никто из ныне живущих не знал, откуда эти звери пришли в Симское царство*. Внешне похожие на обычных кошек, симосиды были в три-четыре раз крупнее самого крупного кота. Два кота и три кошки, вошедшие как-то в славный город Сим через Северные ворота, навсегда остались в городе: в немногочисленных своих потомках, принадлежащих лишь царской семье, на городском гербе и в благодарной памяти гордых смуглых жителей Сима.
Много веков назад загадочная кошачья семья спасла Сим от нашествия пустынных змееголовов. Эти мелкие юркие твари долгое время считались вымершими. Кочевники изредка находили их кости и черепа, иссушенные безжалостным пустынным солнцем. Чёрные знахари пустыни Шакрид, владеющие страшными знаниями оживления усопших, наложения вековых проклятий и заговоров, способных извести большую часть рода людского, давали за кости змееголова большие деньги. Потому что даже мёртвая частица этой жуткой твари обладала мощной разрушительной силой. И в самых заветных мечтах своих не смели представить Шакридские колдуны, чтобы добыть живого змееголова. Никому из тогда живущих не ведомо было, существуют ли до сих пор кланы этих жутких созданий. Ибо никто из встретившихся с ними никогда уже не смог рассказать об этой встрече. В силу знания редких тайн о земных недрах, водных глубинах и поверхностях твёрдых, зыбких и топких доподлинно известно, что тогда ещё, несколько сот лет назад, в природе хоть и крайне редко, но встречались отдельные особи проклятой породы. Сейчас же они вымерли полностью, и память о них канула в веках. Лишь на самой протяжённой Базарной стене города Сима сохранились выцветшие фрески, во всех подробностях запечатлевшие легендарную битву безымянной кошачьей семьи с адскими исчадиями.