Его песня наконец начала обретать форму. Чтобы лишний раз подчеркнуть, что речь о пародии, он добавил еще одну звуковую дорожку, где без перерыва повторялось: «БАС! БАС! БАС! БАС! БАС!»
Может, вышло и не так хорошо, как хотелось бы, зато весело и точно бы действовало на нервы.
Филип Окессон пробрался через погрузочно-разгрузочную площадку, ориентируясь на пульсирующий звук, заставлявший вибрировать бетонные стены. Вместе с другом он прошел через облезлый склад в промзоне Накки[29] и наконец оказался в дымке, образуемой дымогенератором.
Это было совсем не похоже на скучные уроки в гимназии.
По танцполу скользили зеленые лазерные лучи, сливаясь в дрожащую паутину. Повсюду были светловолосые девчонки в облегающих платьях и парни из пригорода в дорогих костюмах и сникерах с позолоченными пряжками. В зале гремела оглушительная электронная музыка.
Филип так долго мечтал это увидеть вживую, что все казалось ему знакомым.
Стиль хаус, как и его двоюродный братец техно, родился в Чикаго, но был подхвачен любопытными британцами, которые и привезли эту музыку из США в Европу. А вместе с ней и вечеринки. Филип Окессон был наслышан о легендарном лете 1988-го, когда жаждавшие танцевать англичане устраивали незаконные рейв-пати на полях прямо у шоссе близ Лондона. Он знал и о «Параде любви», который годом ранее захватил Берлин, когда люди высыпали на улицы чествовать свободу и отмечать равноправие в любви.
На этом вечеринки не закончились. Они перебрались в заброшенные промзоны и на лесные опушки каждого уголка Европы, превратив танцевальную музыку в современную народную эдакое лоскутное одеяло из разных стилей, которые то смешивались друг с другом, то вновь расходились.
В 2007 году французский хаус состоял из отфильтрованных элементов диско, паривших над расплывчатыми басовыми переходами. В Англии на пиратском радио звучал шумный «колеблющийся» бас вязкого стиля, вошедшего в историю как дабстеп. Сильнее всех разошлись нидерландцы: там собирал стадионы Tiеsto, заполняя их трансом на основе гремящих барабанов с наложенными на них струнными аранжировками.
Швеции нечем был похвастать во всяком случае в количественном эквиваленте. Однако изменения все же намечались, и прогрессивные люди, подобные Филипу Окессону, не могли не замечать этого. В Стокгольме зарождалось особое музыкальное направление, мощное и эйфорическое, только так можно описать те звуки, что доносились в тот вечер из складского помещения в южном пригороде.
Филип Окессон устремился к толпе, методично двигавшейся под звуки гремящего баса. Несколькими неделями ранее он впервые попробовал экстази и почувствовал, как крошечная таблетка заставила музыку отзываться в каждой клеточке его тела. Странным образом мелодии будто сливались с ним в единое целое. Так было и в этот раз: перед тем как пойти на вечеринку, они собрались на террасе отца одного из друзей, приняли необходимую для поднятия настроения дозу, и теперь музыка мягкими волнами расплывалась по телу. Было что-то волшебное в том, как эти мелодии медленно набирали мощь.
Ничего не смыслившие в этом, вероятно, воспринимали все песни как точные копии друг друга. Для непосвященных они были на одно лицо. Но в этом-то и прелесть! Именно монотонностью музыка и завораживала, затрагивая абсолютно все органы чувств. Это был океан, где постепенно начинался шторм.
На некое подобие сцены вышел парень в потертых джинсах, футболке и надетой задом наперед бейсболке с надписью LA Dodgers. Медленно переключая песню, он сорвал с себя бейсболку, обнажив туго перетянутый хвостик.
Вот он. Стив Анжелло. Из всех музыкантов Стокгольма, избравших своей стезей хаус, этот двадцатичетырехлетний парень был лучшим. В этом Филип Окессон не сомневался ни секунды. Достаточно на него взглянуть: в каждом жесте Анжелло чувствовалось, что ему абсолютно плевать на всех и вся. Казалось, из трудностей он всегда выходит с гордо поднятой головой. Шведская пресса, разумеется, не успевала за происходящим и даже не догадывалась, как за эти годы изменилась столичная музыкальная сцена. Но разве это важно, когда Анжелло встречается с модной блогершей? Давая советы по уходу за кожей и лаковым туфелькам, она рассказывала о том, когда ее парень встанет за пульт в клубах Стуреплана тех самых, которые Филип Окессон мечтал посетить. Она писала о приветственных напитках в Grodan, F12 и Laroy, выкладывала фото Аксвелла и Себастьяна Ингроссо двух продюсеров, с которыми сотрудничал Стив Анжелло.
Шутки ради, будто подчеркивая, сколь мала, но важна была шведская сцена, трио начало называть себя Swedish House Mafia. Летом они выступали на Ибице, средиземноморском острове, славящимся своими вечеринками. Филип уже успел понять, что это настоящий рай. На фотографиях в блоге Себастьян Ингроссо указывал на клуб Pacha, крепко держа выпивку. Там они выступали с самим Дэвидом Геттой! Нацепив соломенную шляпу, Стив Анжелло сидел на берегу с музыкальным журналом Mixmag и читал очередную статью о себе.
О такой жизни можно только мечтать!
Под гремящий бас, который отдавался в стенах, Филип Окессон принялся размахивать руками в такт музыке.
Это был его мир. Мир, в который он так долго жаждал попасть.
Тим Берглинг не ходил по клубам. Его это совершенно не привлекало. Вместо этого он провел четыре месяца перед компьютером, но результат, по его мнению, по-прежнему оставлял желать лучшего. В песнях явно чего-то не хватало.
Когда Тима просили описать жанр, в котором он работает, наступало замешательство. Что это за музыка? «Если честно, не знаю», написал он однажды на форуме Studio, где неуверенные в себе новички соседствовали с именитыми музыкантами. «Что-то вроде подросткового-простецко-евродэнсовского техно», решил он наконец. В конце января 2007 года он попросил совета о работе с программой FL Studio:
«Хотел узнать: может, у какого-нибудь знатока FL найдется немного времени, чтобы помочь мне с мелодией, которой я в целом вполне доволен. Дело в том, что я вот уже несколько ДНЕЙ колдую и с компрессором, и с усилителем баса, и с вокодером и пр., чтобы голос и бас хорошо звучали, но ничего не выходит:/. Никак не разберусь с этим компрессором и в песне дисторшн уже при увеличении громкости всего на 30 %»
Советы Тим впитывал, словно губка. Смотрел новые ролики на YouTube, где объяснялись тонкости и настройки программы.
Судя по всему, многие начинали с ударных и баса. Если они вместе звучат хорошо считай, полдела сделано. Это основа, хребет песни. Потом ее можно было приправить сэмплированием или небольшим стоном, но именно ударные и бас давали жизнь композиции.
Интуиция подсказывала Тиму нечто совсем другое.
Он начинал с мелодии.
Если она еще не звучала в его голове, то рождалась во время вырисовывания аккорда. Придумав мелодию, он переходил к следующему этапу. Тим подыскивал подходящий синтезированный звук, который доводил до ума. FL Studio позволяла превращать звук в совершенно неузнаваемый. Инструменты теряли традиционную роль: идеально настроенные струнные превращались в ритмичные; короткий агрессивный позывной трубы можно было переделать в мягкий бас.
Только когда аккорды звучали более-менее так, как хотелось Тиму, он переходил к ударным и дополнительным эффектам.
В YouTube играло видео Feel The Vibe (Til The Morning Comes) композиция Аксвелла из Swedish House Mafia. Наклонившись к экрану, Тим внимательно изучал детали, стараясь уловить обволакивающую дорожку баса и элементы, придававшие песне какую-то теплоту. Он обратил внимание, как элегантно и воздушно бас перекликается с основной мелодией. Тиму нравилась эта мягкость, вызывавшая эйфорию, но не переходившая грань. Жизнерадостная музыка, которая не выходит из головы. И как Аксвеллу удалось добиться такого звучания? Ритмы Тима были словно начертаны острым карандашом, в то время как композиции Аксвелла это картины, написанные разноцветной пастелью.