Короче, оставшееся время пребывания в с.Могучее я проходил босиком. А на фотографии те сандалии еще на мне!
И еще один смешной эпизод того лета.
В один из вечеров дядя Ваня привез двух убитых зайцев, которых тут же моя мама начала разделывать. Она и в этом вопросе была настоящим мастером!
Ваня с юных лет был отличным охотником. Мама рассказывала, что он ухитрялся бить зайцев, которых тогда в степи было огромное количество, даже длинным металлическим прутом. А когда было куплено ружье, зайчатина на семейном столе стала постоянной едой. В доме была специальная бочка, в которой засаливалось заячье мясо. Оно во многом помогло семье пережить даже Голодомор. (Массовый голод, охвативший в 19321933 годах всю территорию Украины. По разным оценкам, число умерших тогда составило от двух до восьми миллионов человек).
Заячьи шкурки выделывались, высушивались и сдавались в заготовительную контору, что даже приносило семье небольшой денежный доход
Вскоре куски зайчатины уже жарились и варились на той злополучной печке, где я умудрился сжечь свою сандалию. Мама закончила очищать заячьи шкуры, вывернула их мехом внутрь, всунула в них деревянные клиновидные правилки и повесила на веревку для просушки.
Летние заячьи шкурки ценились очень дешево, но нельзя же пропадать добру!
И вот уже вся большая семья за столом.
В больших тарелках куски аппетитно пахнущего жареного и вареного свежайшего заячьего мяса, приправленного луком и зеленью.
Вкуснотища!
Сколько я его съел, естественно, не помню, но знаю точно, что много
Ночью я проснулся от нестерпимого желания посетить туалет по очень и очень большой нужде.
Быстро разбудил маму, которая успела вывести меня из дома до ближайшего куста, под которым из меня и вылилось все то, что еще вчера было зайчатиной Что и говорить, мальчик переел!
Утром обнаружилось, что ночью туалет посещал не только я.
Брат Миша не успел добежать до заветного кустика и сделал свое «большое» дело прямо в деревянное корыто с замоченным бельем, которое стояло в коридоре
Не донес!
И последнее.
Спал я с мамой и братом Володей в самой большой комнате дома. Называлась она «Зала».
Мама рассказала мне, что в ее детстве в верхнем углу залы был иконостас три иконы и горящая лампадка. В этой же комнате стоял большой дубовый сундук, в котором хранились парадные одежды, украшения, деньги и сладости, которые иногда с ярмарки привозил ее папа, мой дедушка Пантелей. Детям открывать этот сундук не разрешалось категорически. «Это большой грех!», постоянно приговаривала ее мама, моя бабушка Мария. «Боженька все видит, он вас накажет», продолжала она и показывала на центральную икону с ликом Христа.
Маленькие Надя, моя будущая мама, с братом Ваней, которым тогда было по шесть-семь лет, слушались маму, боялись нарисованного бога, но однажды желание полакомиться конфетами победило все мыслимые и немыслимые запреты
В то время, когда их родители были в огороде, Ваня с Надей проникли в залу, залезли на сундук, ножом на иконе выкололи глаза, чтобы бог не увидел их, открыли сундук и стащили горсть леденцов. Организатором всего этого «греха» был Ваня, который взял в помощники старшую сестру, только потому, что в одиночку не смог бы поднять тяжелую крышку сундука
Лакомства были съедены немедленно во дворе, и дети стали ждать родительского или божьего наказания.
Наказание в виде хорошей отцовской порки последовало через несколько дней, когда их мама поднялась к иконостасу, чтобы подлить масла в лампадку и увидела испорченную икону
Да, не зря говорят: «Запретный плод всегда сладок!».
Так и я, будучи уже школьником 6-7-го класса, тайком горсть за горстью доставал из мешочка с изюмом, припрятанного мамой в духовке для выпечки будущих пирогов, запретные сладости, наивно думая, что мама ничего не заметит
О божьем гневе я, конечно, не думал!
А иконостас продержался в парадном углу залы еще несколько лет.
Ваня с Надей подросли, их в школе приняли в Комсомол. В те времена в стране проводилась широкомасштабная антирелигиозная кампания, и молодые активные комсомольцы настояли, чтобы родители эти иконы выбросили.
Одну маленькую иконку их мама, моя бабушка Мария все же сохранила и спрятала в сундуке, откуда тайком от своих детей доставала, чтобы помолиться
Уже в пожилом возрасте мои папа с мамой перевезли бабушку на постоянное место жительства в Геническ. Вместе с ней переехал и тот дубовый сундук с иконкой.
До конца жизни бабушки и моих родителей сундук стоял в нашей летней кухне. Иконка, к сожалению, куда-то пропала
Первый заплыв.
Из детских воспоминаний почему-то одним особо памятным оказался эпизод, когда я первый раз проплыл расстояние между берегом и ледорезом.
В Геническе в те времена у железнодорожного моста через пролив, соединяющий Азовское море с заливом Сиваш, стояли три ледореза.
(Деревянное сооружение пирамидальной формы, размер сторон 6х6 метров. Установлен на деревянных сваях. На верхнем ребре укреплен рельс, о который весной во время ледохода раскалывается лед).
Среди генических семи-десятилетних пацанов своеобразным показателем умения плавать была способность преодолеть дистанцию от берега до крайнего ледореза и обратно.
В общей сложности 25-30 метров.
Тот, кто проплыл это расстояние, не важно «по-собачьи» или кролем, мог потом с чувством собственного достоинства говорить своим босоногим товарищам, что он уже спокойно плавает к ледорезу.
Как-то вечерком в августе 1953 года папа, мама с маленьким Володей и я пришли к этому мосту окунуться.
Разделись на одной из многочисленных стоящих у берега лодке и начали купаться. Я к этому времени уже прилично для своих лет нырял и плавал «на меляке» вдоль берега, но лезть на глубину еще не решался, да и родители строго следили за этим.
Не помню уже, как я набрался храбрости попросить разрешения поплыть к ледорезу.
Папа знал об этом мальчишечьем критерии проверки плавательных способностей, поэтому разрешил.
Сказал только, что, если я устану плыть, то чтобы схватился за край ледореза и передохнул.
Поплыл вначале типа стилем «кроль», потом быстро устал и перешел на что-то вроде брасса.
Плыл до ледореза с одной мыслью: «Отдыхать там или нет». Если передохну, то заплыв не будет считаться, но и сил уже было маловато
Решил все же не останавливаться. Коснулся рукой края ледореза и повернул назад.
Плыву уже «по-собачьи» и вижу, что течением (там оно из-за сужения особенно сильное) меня сносит с выбранного курса к лодке, где с нетерпением ждут папа и мама.
Но продолжаю барахтаться руками и ногами, захлебываясь горько-соленой морской водой.
Берег все же медленно-медленно приближается.
Вижу, папа уже стоит по пояс в воде ниже по течению в готовности прийти на помощь. Еще пара конвульсивных гребков, и ноги коснулись песчаного дна.
ДОПЛЫЛ!
Папа обхватил меня, и только я тогда почувствовал, как сильно бьется сердце, и какое частое у меня дыхание.
Выложился полностью, но зато преодолел заветное расстояние!
До этого мне иногда казалось, что папа как-то строго относится ко мне (больше ругает, чем хвалит), но в те минуты я отчетливо видел и чувствовал, что он искренне гордится своим сыном
Моя первая учительница.
«Мы умираем только тогда, когда нас забывают».
Морис Метерлинк, бельгийский писатель, автор философской пьесы-притчи «Синяя птица».
1 сентября 1953 года.
Ученики всех классов школы 4 г.Геническа построены на школьном дворе по случаю начала нового учебного года.
Для меня тот год был первым!
Мне шесть лет и пять месяцев. Стою в строю таких же растерянных и взволнованных первоклашек