Мило.
— Тёма, ты кушать хочешь?
— Я съем ватрушку, — тут же отозвался ребёнок и потянулся к пакету.
Таня кивнула.
— Но только одну, хорошо? Я сейчас обед приготовлю… Тёма, руки помой!
Да, ещё учиться и учиться… Навыков воспитания у неё никаких нет.
В гостиной на полу лежал до конца не собранный пазл с пиратским кораблём.
— Папе не мешал? Надо было убрать вчера…
— Нет! — воскликнул мальчик и замотал головой. — Его убрать можно только когда соберём! Вот видишь, это папа вчера собирал!
Таня присела на диван и посмотрела на уже сложившуюся картинку, а потом притянула мальчика к себе.
— Скажи мне, а ты часто один остаёшься?
Он задумался, а потом покачал головой.
— Нет. Со мной тётя Лиза сидит, а потом папа приходит.
— А бабушка с дедушкой часто приезжают?
Мальчик пожал плечами.
— Часто… я не знаю. — А потом заулыбался. — Я к ним на каникулы езжу! А ещё мы в Диснейленд ездили! Знаешь, как здорово?
Таня поневоле рассмеялась, глядя на его счастливое личико, и поцеловала.
— Я не знаю, но верю. Ты руки помыл? Иди, бери ватрушку и неси учебники, будем уроки учить.
— А после обеда, что делать будем?
— Что захочешь, — пообещала Татьяна, а Артём радостно подпрыгнул и унёсся в свою комнату.
На этот раз задачи по математике решились легко, без всякой запинки, что Таню несказанно порадовало. Правда, недолго радость эта длилась. Когда пришло время учить английский, Артём открыл учебник и начал читать вслух текст, она даже в первый момент замерла. Потом обернулась и внимательно посмотрела на мальчика. Но конечно ничего не сказала, просто слушала, сильно задумавшись.
Дочитав текст до конца, а точнее, даже не дочитав, а закончив запинаться на каждой букве, Артём быстренько захлопнул учебник и с надеждой посмотрел на Таню.
— Будем писать?
Самойлова хмыкнула.
— Тёма, а какие у тебя оценки по английскому?
Он заметно сник. Опустил глаза и шмыгнул носом. Таня подавила вздох.
— Хорошо, давай писать, — сказала она, не желая расстраивать ребёнка.
Оказывается, он не шутил, когда говорил, что ненавидит английский. И очень интересно, кто в нём эту ненависть развил… Уж не Катя ли, которая зачем-то говорит с ним только на этом языке?
Когда телефон зазвонил, Таня немного растерялась. Никаких распоряжений по поводу того, стоит ли ей отвечать на звонки в этом доме, она не получала. Посмотрела на Артёма, но тот аккуратно писал что-то в тетради, от усердия даже язык высунул, и отвлекаться явно не собирался. Таня посомневалась ещё несколько секунд, а потом подошла к стене, на которой висел телефон, и сняла трубку.
— Я слушаю.
— Э… это кто? — голос Виктора Ставрова, давнего приятеля Романа, стал ещё одним отзвуком из прошлого, к тому же издевательским. Его голос звучал легко и беззаботно, и Татьяне почему-то сразу вспомнилось, сколько раз он насмешничал над ней, не задумываясь о последствиях.
Она на секунду прикрыла глаза, собираясь с мыслями, а потом выпалила:
— Вам Роман Игоревич нужен? А его нет, он уехал!
— Да? Ну, ладно… а вы кто?
А действительно?
Но Ставров ответ нашёл сам.
— Няня новая?
— Да, — тут же согласилась Самойлова. — Новая.
И всё равно сделала ошибку. Разозлилась на себя, но уже после того, как ляпнула на торопливое прощание Виктора:
— До свидания, Виктор Дмитревич.
В трубке раздался странный звук, видимо Ставров хотел что-то переспросить, но Таня уже повесила трубку. И даже ногой от досады топнула.
Ну что же это такое? Вечно что-то брякнет…
— Таня, посмотри! Я написал!
— Иду, милый…
За день Роман позвонил раз пять. Волновался за поведение сына, потому выспрашивал в основном об этом. И ни одного лишнего слова.
— Как он? Поел? Уроки выучил? Тебе не надоедает? Ладно, пока. Я ещё позвоню.
Таня только успевала отчеканивать ему нужные ответы, и вот уже в ухо несутся гудки. Она вздыхала, поглядывая на трубку, а потом возвращалась к ребёнку. Несколько раз ей звонили с работы, и приходилось решать возникшие вопросы прямо по телефону. Некоторые интересовались, где она сегодня пропадает, и Татьяна выкручивалась, отговариваясь разными глупостями.
И она была рада, что сейчас здесь.
Ещё несколько дней назад мечтала совсем о другом, строила планы, а теперь сидит на диване в квартире Романа Баринова и с улыбкой наблюдает за тем, как на полу играет его сын. И уже не хочется ничего, кроме этого. Вот как оказывается бывает.
Всё-таки жизнь непредсказуемая штука… И может измениться в одну минуту.
Но приближался вечер, и Таня снова начала нервничать. Понимала, что надо собираться домой, что Ромка вряд ли захочет её видеть здесь, когда придёт. Она даже сумку свою собрала и отнесла её в прихожую, чтобы не задерживаться даже лишнюю минуту, а потом решила, что это глупо и отправилась на кухню и принялась разогревать ужин.
Была поглощена своими мыслями и даже Артёма слушала невнимательно. Он прыгал по кухне и пересказывал ей какой-то мультик. Таня кивала, а сама всё прислушивалась, не хлопнет ли в прихожей входная дверь.
Когда телефон зазвонил, автоматически сняла трубку. И даже сказать ничего не успела, только рот открыла, как услышала женский голос:
— Ромик, это ты? Ты уже дома? Ты у меня какие-то бумажки свои забыл. Они тебе не нужны, да?
Татьяна замерла, чувствуя, как больно забилось сердце. Именно больно, казалось, что стучит прямо по какой-то важной точке, и болезненные импульсы расходятся по всему телу. Упёрлась рукой в стену и вздохнула, почти с хрипом. Затем у неё вырвался нервный смешок, а ещё совершенно не представляла что ответить. Что сделать? Может, трубку положить? Тогда эта особа наверняка перезвонит. Ещё хуже.
Кашлянула в сторону и холодно проговорила:
— Романа Игоревича нет дома. Перезвоните позже.
На том конце провода повисла пауза, а потом деловито поинтересовались:
— А вы кто?
Самойлова разозлилась. Потёрла переносицу и зло ответила:
— Няня!
— А, понятно, — расслабленно протянула девушка. — Ну, вы ему передайте, как придёт, чтобы мне перезвонил. Если ему эти бумажки нужны. Передадите?
— Передам… — ответила Таня. Что ей оставалось? — Если скажете, как вас зовут. А то вдруг он не поймёт… у кого свои бумажки позабыл.
Это было откровенное хамство, Татьяна понимала, но удержаться не смогла. Но девушка на другом конце провода этого, судя по всему, не заметила, и легко отозвалась:
— Поймёт. Скажите, что Эля звонила.
Эля. Вот так вот.
Эля!
Это как же её зовут, интересно? Элеонора? Эльвира?
Куда уж ей, с её простецким именем с Эльвирами тягаться?..
Конечно, она никогда ему не скажет ничего, не наберётся смелости сообщить о звонке его любовницы. Умрёт со стыда! Поэтому подумала да написала на листке бумаги имя девушки и время звонка, и приляпала записку на холодильник. А сверху прижала листок большим магнитом в виде гамбургера.
Настроение испортилось. Губы затряслись, руки перестали слушаться… А потом вдруг остановилась и прислушалась к себе. Это сколько же лет она не чувствовала подобного? Такой беспомощности, такой грусти и злости одновременно?
Кажется, это называется ревностью.
Кажется? Да она это знает прекрасно! Как же она его ревновала когда-то! Даже когда права на это не имела. И до сих пор помнит, как он Катю целовал, а она рот себе ладонью зажимала, чтобы не закричать, прячась за дверью.
И вот опять…
Остановилась и приложила к горящим щекам холодные ладони.
— Таня, ты чего?
Обернулась и посмотрела на мальчика. Улыбнулась через силу.
— Ничего, мне жарко. Тём, ты кушать хочешь? Иди руки мой, сейчас папа придет, и ужинать будете.
— Опять руки мыть? — возмутился ребёнок. — Зачем?
— Как зачем? Чтобы руки чистыми были.
— Они и так чистые. Вот, смотри, — и показал ей свои ладони.
Таня хотела привести ещё пару веских доводов, развить тему необходимой гигиены, но тут в прихожей хлопнула дверь, и раздался голос Романа: