– Как же нам перевозить шерсть? – допытывалась Мереуин. – По суше получится в три раза дольше и гораздо дороже!
– Вот именно. – Александр оторвался от окна и печально посмотрел на сестру. – В конце концов, он загнал нас туда, куда хотел.
– Но почему? – вымолвила Мереуин, и ее юное личико выразило тревогу. – Чего ему от нас нужно?
– Весь этот год он пытался поднять рыночную цену на нашу шерсть, – пояснил Александр. – Я воспротивился, и он, полагаю, воспользовался правом на судоходство как средством сделать меня посговорчивее.
– Шантаж! – вскричала девушка, сверкнув темно-синими глазами. – Ох, Алекс, не может он так поступить! Нас это просто погубит!
– Вполне возможно, – согласился он.
– Так что же нам делать? – спросил Малькольм, спокойно глядя на брата. – Согласиться поднять цену?
– Мы не можем! – перебила Мереуин, прежде чем Александр успел ответить. – Мы же знаем, что в таком случае цены у конкурентов окажутся ниже! Мы потеряем огромный процент на рынке…
– Возможно, – снова невесело согласился Александр.
– По-моему, – не спеша вставил Малькольм, чертя указательным пальцем по подлокотнику кресла, – надо что-то делать. Не только с правами на судоходство, но и с ситуацией в целом. Она полностью ускользает из наших рук. На наши головы постоянно валятся неприятности. Не одна, так другая. Как бы решить дело миром раз и навсегда?
– Я думаю, мы должны вообще порвать с этой свиньей! – воскликнула Мереуин.
– Ты же знаешь, что мы не можем, – рассудительно произнес Александр. – Ему принадлежит треть наших пастбищ, равно как и половина собственности в Глазго. Нет, Малькольм прав. Если мы хотим выиграть, надо раз и навсегда заключить с ним мир.
– Но как? – спросил Малькольм.
Александр встряхнул темноволосой головой и опустился в кожаное кресло за массивным дубовым столом. Дотянувшись до стоящего позади буфета, вытащил хрустальный графин, два бокала, плеснул себе и Малькольму виски.
– Я раздумывал об этом всю дорогу домой и не нашел ответа.
– Ты разве не видишь, что он вытворяет? – настаивала Мереуин, вцепившись в край стола и наклоняясь вперед, не сводя глаз с лица старшего брата. – Постепенно подкапывается под нас и, когда решит, что мы совсем ослабли, ужалит, точно змея, а он на самом деле змея и есть!
– Ничего у него не выйдет, – хрипло сказал Александр. – Целой армии сассенахов не удалось согнать Макэйлисов с их земли. Я не позволю жадному до власти маркизу преуспеть в этом теперь.
Испуганно колотившееся сердечко девушки – замерло. Когда ее брат говорил таким тоном, он становился столь же безжалостным, как любой другой вождь клана, готовящийся вести свой народ на битву. В такие моменты она искренне верила, что однажды они найдут способ решить свои проблемы с лордом Монтегю, ненавистным английским чудовищем.
Ее руку накрыла сильная рука Александра, и он тепло улыбнулся сестре:
– Сумасбродная ты девчушка, любовь моя, и слишком часто действуешь по велению чувств. Это еще не конец света, так что не стоит так уж пугаться.
Мереуин неуверенно улыбнулась в ответ, и раскосые синие глаза снова затеплились надеждой.
– Я уверена, ты справишься, – провозгласила она, неожиданно дерзко вздернув подбородок, – что бы ни замыслил этот чавкающий боров!
Позади негромко хмыкнул Малькольм.
– Слушай, Мереуин, могу поспорить, будь ты мужчиной, вызвала бы Вильерса на дуэль.
Она резко повернулась к нему, сверкая темно-синими глазами:
– Точно, и нисколько не сомневаюсь в исходе!
– Он бьется на шпагах, как дьявол, – с ухмылкой предупредил Малькольм.
Мереуин окинула его взглядом, дерзко тряхнув золотыми кудрями.
– Да ладно тебе, глупая башка. Я иду наверх переодеваться. Надоело мне говорить о месье маркизе.
– Тогда встретимся за чаем, – заключил Александр, и она кивнула с веселой улыбкой, выскакивая за дверь.
– О-о-о, чтоб он сдох! – проворчала про себя Мереуин, идя в свою комнату, где, давая выход злости, сбросила башмаки и зашвырнула их в угол.
Будь она немного постарше, в самом деле, сама расправилась бы с маркизом, не силой, конечно, а красотой. Малькольм ей много раз говорил, что лорд Монтегю неравнодушен к хорошеньким личикам.
Да, была бы она хоть на несколько лет старше, пленила бы черное сердце англичанина своими прелестями и заставила его ползать в пыли у своих ног! Она прошлепала в чулочках к висевшему над туалетным столиком зеркалу и принялась критически себя разглядывать.
Темно-зеленый костюм превратил синие глаза в изумруды, длинные пушистые ресницы касались щек. Небрежно заколотые золотистые волосы рассыпались и локонами вились по плечам. Надув губки, Мереуин крутилась и так и сяк, посматривая на деликатно очерченный подбородок, стройную шею, упругую округлую грудь, которой страшно завидовала ее подружка Элли, живущая в деревне.
В свои восемнадцать лет Элли была худее самого невзрачного подростка, с тоненькими, как спички, ручками и ножками. Но ей все равно нравились парни, и она им нравилась, и Мереуин подозревала подружку в довольно-таки неразборчивых знакомствах.
– Но ведь я хорошенькая? – с любопытством спрашивала она себя. – Утверждают, что так, но, конечно уж, не такая красотка, как Джинни Синклер, а лорд Монтегю ее не пожелал!
– Опять вертитесь перед зеркалом, точно влюбленная овечка! – проговорил позади нее скрипучий голос, и Мереуин, виновато вспыхнув, обернулась к вошедшей в комнату пожилой седовласой женщине в темном платье.
Экни Фицхью, высокая, неуклюжая, с вечно красным носом и суровыми, проницательными глазами, жила в семье со дня рождения Александра. Острая на язык и не склонная к проявлению каких-либо теплых чувств, она, тем не менее, была беззаветно предана Макэйлисам и обожала самую юную свою подопечную, словно Мереуин была ее собственной дочерью.
– Самое время замуж, – добавила Энни, наклоняясь и поднимая сброшенные башмаки, не заметив промелькнувшего на юном личике возмущенного выражения. – Ох, поглядите-ка, люди добрые, все в грязи да еще Бог весть в чем! – Длинный нос ее сморщился от отвращения. – Вонища от вас, в пору загнать спать к скотине в коровник. Давайте все с себя скидывайте! Хорошая баня, вот что вам требуется!
– Ой, Энни, пожалуйста, не сейчас! – взмолилась девушка.
Старушка была неумолима.
– Раздевайтесь, а я пригляжу за ванной.
Мереуин вздохнула, зная, что спорить бесполезно, нехотя стащила платье, вышитую рубашку и перебросила их через спинку кресла, но к тому времени, как вода согрелась, она уже тряслась от холода, и жаждала окунуться в медный чан. Быстренько пробежав босиком в смежную туалетную комнату, она с радостью погрузилась в горячую воду, испустила долгий удовлетворенный вздох и закрыла глаза, пытаясь выбросить из головы все мысли о неприятных новостях, сообщенных Александром, особенно о своих планах обольщения ненавистного маркиза Монтегю.
Тело девушки цвета слоновой кости, с мягкими округлыми ягодицами, сильными упругими бедрами казалось в прозрачной воде безупречным. Если бы она знала, что тело это способно пробудить страстные желания в любом мужчине… Но Мереуин Макэйлис совершенно не думала о силе своей красоты, отдавшись убаюкивающей ее ароматной воде, теплу потрескивающего в камине огня. Александр дома, она счастлива. И ничего больше не имеет значения.
Через полчаса Мереуин сошла вниз, скромно завернутая в мягкий розовый атласный халат, с вымытыми волосами, переливающимися от отблесков пылающего в камине огня, и узнала от Энни, что Алекс с Малькольмом поехали вниз, в загоны, посмотреть на ягнят. Скучая, она принялась уныло бродить по пустым комнатам, задержалась в библиотеке, разглядывая висевшие там портреты.
Раньше они были развешаны в длинной галерее в восточном крыле, но ее сожгли англичане, и до восстановления дело еще не дошло. Картины вместе с другими ценностями хранились в тайнике донжона, который теперь вскрыли, обнаружив их нетронутыми огнем, пожравшим некогда величественное сооружение, и непогодой.