Смерть не имеет лица (Преданность смерти) - Робертс Нора страница 7.

– Два и восемь, – уточнил он и опять застенчиво улыб­нулся.

– Он пошел в нашего папу. Они оба высокие и ху­дые. – Пибоди вновь неистово стиснула брата в объяти­ях. – Зак у нас художник по дереву. Он делает самые кра­сивые на свете предметы мебели, особенно шкафы.

– Перестань, Ди. – Зак покраснел от смущения. – Я всего лишь столяр. Умею обращаться с инструментом – вот и все.

– В последнее время многие научились обращаться с инструментом… – пробормотала Ева, неожиданно вспом­нив Лизбет Кук.

– Почему ты не сказал мне, что собираешься в Нью-Йорк? – спросила Пибоди.

– Хотел сделать тебе сюрприз. Еще два дня назад не был уверен, что удастся приехать.

Зак ласково погладил Пибоди по голове, и это движе­ние вновь напомнило Еве о проблеме человеческих взаи­моотношений. Все-таки некоторые отношения строились не на сексе, не на власти или расчете, а на чем-то менее плотоядном, – может быть, на простой человеческой любви…

– Я получил заказ на несерийную мебель от людей, ко­торые видели мою работу там, в Аризоне.

– Здорово! И сколько это займет времени? – спросила Пибоди.

– Не знаю, как получится. Я, наверное, пробуду здесь, пока не закончу.

– Прекрасно! Ты остановишься у меня. Я дам тебе ключ и расскажу, как ко мне добираться. Сядешь в под­земку… – Пибоди закусила губу. – Только не зевай по сторонам! Здесь все не так, как дома. Не носи деньги и удостоверение личности в заднем кармане, потому что…

– Пибоди! – Ева подняла палец, прося внимания. – Займись-ка ты остаток дня личными делами. Устрой брата как следует.

– Я не хочу, чтобы из-за меня возникли какие-то про­блемы… – начал сопротивляться Зак.

– Вы создадите больше проблем, если она будет беспо­коиться, как бы вас не обобрали шесть раз, пока вы добе­ретесь до ее квартиры, – довольно сурово пресекла его возражения Ева. Ей вдруг действительно стало боязно за этого добряка, само лицо которого служило «пометкой» для уличной шпаны и карманников. Впрочем, ей не хоте­лось слишком уж сгущать краски, и она попыталась смяг­чить свою строгость улыбкой:

– Главное – не быть растяпой, а вообще-то у нас здесь относительно спокойно.

– Но мы же хотели поехать в контору Брэнсона, – на­помнила Пибоди.

– Думаю, что управлюсь одна. Если что-то вдруг пона­добится, свяжусь с тобой. Давай, показывай Заку досто­примечательности Нью-Йорка.

– Рад был познакомиться, лейтенант.

– Я тоже очень рада.

Ева посмотрела им вслед. Пибоди просто распирало от сестринской нежности, а Зак шел, слегка наклонившись к ней, чтобы, наверное, лучше слышать ее безудержное дев­чачье щебетание.

Семья… Ева задумалась: она вновь столкнулась с загад­кой. Семья была для нее чем-то почти непостижимым и не слишком притягательным. Институт, заведенный людьми для устройства жизни на собственный лад в попытке за­щититься от жестокости – или, напротив, от свободы – внешнего мира. Конечно, он был безлик, мелочен и три­виален, а те семьи, которые Ева встречала в своей жизни, при всей внешней схожести устоев были абсолютно раз­ными и преподносили сюрпризы, отнюдь не всегда ра­достные. В случае же, свидетелем которого она только что оказалась, было приятно увидеть, что в этом эфемерном для нее институте еще можно встретить что-то стоящее.

Заместителю Брэнсона Крису Типлу было около трид­цати. Приятное полнощекое лицо, ярко-рыжие, почти крас­ные волосы. И примерно того же цвета сейчас были распухшие ободки его глаз. Он плакал, уже совершенно не стыдясь своих слез, которые катились по этим полным щекам.

– Его любили все… – единственное, что он пока смог сказать Еве.

Всеобщая любовь… Обычно Ева относилась недоверчи­во к подобным утверждениям. Пока ей было ясно одно: главным следствием происшедшего являлась нависшая над всеми сотрудниками компании неопределенность их дальнейшего положения.

– Я сочувствую вашей утрате, – осторожно проговори­ла она.

– Невозможно поверить в то, что он никогда не войдет в эту дверь! – Дыхание Типла стало прерывистым, он при­жал платок ко рту, словно боясь, что у него снова пропадет голос. – Никогда, понимаете? Все в шоке. Когда Би Ди се­годня утром объявил о случившемся, никто не смог выго­ворить ни слова.

Ева уже знала: Би Ди – брат и партнер убитого, Б. До­нальд Брэнсон.

– Крис, выпейте воды. Может быть, дать вам успокои­тельное?

– Не помогает, я уже принимал. Мы были с ним очень близки.

Вытирая глаза, Крис не заметил изучающего взгляда Евы.

– У вас были личные отношения? – спросила она.

– О, да. Мы работали вместе около восьми лет. Он зна­чил для меня много больше, чем работодатель. Он был… Он был для меня кем-то вроде отца! Извините, я сейчас в таком состоянии… – Будучи не в силах совладать с нахлы­нувшими на него эмоциями и страхами, Типл закрыл лицо руками, потом еще раз извинился:

– Простите. Кларенс не позволил бы мне так расклеи­ваться. Слезы не помогают, но я просто не могу… Никто из нас не может поверить во все это. Мы закрываемся на не­сколько дней – на поминальную неделю. Закроется все – офисы, фабрики…

Он замолчал. Думать об этом, а тем более перечислять это вслух для делового человека было, видимо, невыноси­мо. Усилием воли взяв себя в руки, Крис добавил:

– Поминальная служба состоится завтра.

– Так быстро?

– Кларенс не любил тянуть с чем-либо… – Типл сжал платок в руке и невидящим взором уставился на Еву. – Как она могла совершить такое, лейтенант? Ведь Кларенс обожал ее!

– Вы знакомы с Лизбет Кук?

– Конечно.

Крис поднялся, чтобы немного пройтись, и Ева была признательна ему за это. Уж очень неловко было смотреть на взрослого человека, скорбно сидящего в кресле, сде­ланном в виде розового слоненка. Сама она сидела при этом в пурпурном кресле-кенгуру.

С первого взгляда на просторный кабинет Кларенса Брэнсона было видно, что покойный находил удовольст­вие в том, чтобы жить среди игрушек, которые, помимо инструментов, изобретала и производила его фирма. На полках вдоль одной из стен их было несметное количест­во – от простой радиоуправляемой космической станции до серии усложненных человекоподобных роботов – дройдов.

Зрелище дройдов, правда, как-то не очень вязалось с видом всех других, более мажорно выглядевших экспона­тов. В отличие от ярких прыгающих животных, забавных планетоходов или наборов детских инструментов для твор­чества, маленькие дройды-люди не настраивали на веселый лад. Ева старалась не смотреть на их искусственные, как бы отмороженные глаза, которые даже при включенном электропитании не могли отвлечь от нерадостных мыслей. Слишком уж эти дройды были похожи на людей…

Впрочем, Ева прекрасно понимала, что ее собственное впечатление не отражает рыночный спрос. Кроме того, развитие производства определялось здесь не одним чело­веком, а кабинет сопредседателя, видимо, должен был от­ражать возможности компании в целом.

– Крис, расскажите мне о Лизбет.

– Лизбет… – Он тяжело вздохнул, потом машинально подправил жалюзи на широком окне позади стола. – Кра­сивая женщина. Да вы сами видели ее. Ловкая, амбициоз­ная, себе на уме… У нее всегда были немалые запросы, но Кларенса это не беспокоило. Он как-то сказал мне, что если бы у него не было женщины с запросами, он растран­жирил бы свою жизнь впустую.

– Они много времени проводили вместе?

– Два вечера в неделю. Иногда три. Обычно в среду и субботу. Обед, потом театр или концерт. Часто вместе по­сещали мероприятия, которые требовали его или ее при­сутствия. Встречались за вторым завтраком по понедель­никам – с половины первого до двух. Вместе проводили отпуск в августе – там, куда хотела поехать Лизбет. Пять раз в году уезжали куда-нибудь на уикенд.

– Как по регламенту, – заметила Ева.

– На этом настояла Лизбет. Она хотела, чтобы обяза­тельства с обеих сторон были четко определены и неукос­нительно выполнялись. Видимо, она хотела подстрахо­ваться на случай, если Кларенс вздумает загулять. Когда они бывали вместе, она требовала полного внимания к себе.