Я помотала головой. Эд, улыбнувшись, подошёл ближе, поправил платок со словами:
- Тебе незачем их полностью скрывать, они для этого слишком красивы,- что прозвучало слишком буднично для комплимента.
Возвращались мы снова через чёрный ход.
И мне всё чудился тяжёлый взгляд башни-толстухи.
А ещё - вопль той несчастной "не-ведьмы" на площади.
***
Я сидела на кровати, глядя, как гаснут на небе последние алые всполохи. Эдварда всё не было. Давно уже колокол прозвонил эту... э-э-э... чёрт, я же учила... по-ве-че-рию, вот! Если я всё-всё правильно поняла и проверила, то, получается, местный колокол звонит примерно (ну очень примерно) через каждые три наши часа. Пока мои собственные наручные часы не приказали долго жить, я это ещё в подворотне проверяла (а чем ещё было заниматься?). Эдвард потом объяснял, что колокол (который просто "бом", а не "тили-тили" - тут колокола, похоже, на все случаи жизни имеются) звонит восемь раз в сутки, и каждый звонок называется по-разному. В основном, отмеряет он время молитвы.
Какие тут у местных отношения к церкви я не понимала. Но они кому-то молятся. Эдвард, вот, периодически молился. Особенно перед сном.
Так вот, их повечерие соответствует нашим девяти часам вечера. Но о-о-очень примерно.
Обычно Эдвард возвращался после неё. Иногда - после полунощницы (полуночи, да). Так что он и сегодня, в принципе, не опаздывает. Но ушёл Эд раньше, так что... Да, я волновалась.
Очень хотелось спать. Я уже дремала пару раз, но всё время просыпалась - от привидившегося взгляда этой пухлой тётки. Ух, уже во сне мерещится. Чем он меня так напугал - не понимаю.
Может от него разило подворотней, которую я благодаря Эду уже умудрилась забыть?
Огонь в камине давно погас, и я не знала, как его разжечь. Холодало.
Я завернулась в одеяло и всё равно заснула, слушая колокол на полунощницу. Помню, как ветер перебирал мои волосы, без труда проникая в комнату через оконную решётку.
А внизу знакомо пела флейта.
- Катрин?
Я вздрогнула, просыпаясь.
Эдвард сидел у камина с кружкой в руках и, как обычно, улыбался. Я заметила, он часто улыбается. Похоже, этакая маска, скрывающая волнение, печаль, или горе.
Юноша указал на вторую кружку - рядом, на полу.
- Я принёс шахматы. Ты играешь?
Я на всякий случай пожала плечами - а правильно ли его поняла? Ну, я в принципе, умею... в шахматы... только... Я всё-таки привыкла к чёрно-белым шахматам, а не однотонно-белым.
Эдвард положил на солому шкатулку с плоской крышкой, где клетки не выделялись, а еле-еле виднелись. Фигурки тоже удивляли. Костяные, небольшие по размеру и очень красивые. Король в виде старичка с короной, ферзь - дама (намёк на королеву?), слон (Эд упорно звал его альфином) представлял собой клирика (ну, вроде епископа, что ли?), а ладью я вообще не узнала - рыцарь, пронзающий копьём дракона.
А ещё одни фигурки были белыми (как и привычно), но вот другие не чёрными, а красными. Забавно смотрелось на однотонной доске.
В процессе ещё выяснилось, что дама-ферзь почему-то ходит только по диагонали и, как пешка, лишь на одну клетку за раз.
В общем, вы уже поняли, что я проиграла?
И весьма быстро.
И во второй раз тоже - пусть не так скоро.
Эдвард же управлялся с фигурками играючи, искоса поглядывая на доску и думая о чём-то своём.
Зато я злилась. Ненавижу проигрывать. Да ещё и так обидно.
- Катрин, - улыбнулся Эдвард после второй партии, протягивая мне кружку с каминной полки. - Извини, я не подумал, у вас эта игра, наверное, не так популярна? Я просто хотел время скоротать.
Я хмуро уставилась в кружку.
- А ты давно играешь?
- Как и все, - недоумённо откликнулся юноша. - С шести лет.
Я играю с девяти - в школе факультатив по шахматам обязательным был. И да, я знаю, что выигрывала в основном благодаря моей неземной красоте, подвешенному языку и угрозе смахнуть нафиг эти чёртовы фигурки, если соперник не согласится на ничью. Обычно все соглашаются, но проворачивать такой номер с Эдом почему-то не хотелось.
- Скучаешь, Катрин? - сказал вдруг юноша, глядя на меня исподлобья. Сам смахнул фигурки, молча убрал их в шкатулку и убрал в сундук. - Музыку?
Я промолчала - в сон клонило нещадно. Да и вообще всё это - шахматы, вчерашние кости (на мой взгляд, сильно смахивают на "камень-ножницы-бумага", хотя вариантов и побольше) - очень похоже на попытку занять руки и отвлечься от тяжёлых мыслей, потому что иначе не получается. А что - я, вот, когда с парнями ссорюсь, полы мою во всей квартире. Очень помогает. А особенно сильный терапевтический эффект получается, если рядом скачет кто-нибудь из подружек или мама, уверяя, что "он тебя не стоит", ну и дальше в том же духе. Со зрителями-то оно всегда веселее.
Почему-то чувствую себя сейчас именно зрительницей.
Эдвард тем временем достал... кажется, флейту, посмотрел на неё с секунду. Почему-то поёжился. И поднёс к губам.
Мелодию я сразу узнала - слушала, пока ждала его сегодня. Интересно кому он тогда играл?
Где-то далеко колокол пробил эту... хвалитню... хвалитну... как-то так. Три часа ночи, в общем.
Я повернулась, удобней устраиваясь на соломе. Эх, а первое время аллергия мучила на пару с простудой. Ничего, привыкаю...
Эдвард играл, внимательно смотря на меня - странный взгляд. Пугающе серьёзный. Я поёжилась.
А если подумать, мне ещё никогда никто из парней не играл. Даже на гитаре. И волосы не расчёсывал. И в шахматы никому и мысли не возникало предложить...
Отчего тогда здесь и налёта романтики не чувствуется?
- Эдвард? - тихо позвала я. - У тебя что-то случилось?
Музыка на время смолкла, а я поймала странно-настороженный, грустный взгляд.
Потом Эдвард снова заиграл - немного другую мелодию, но тоже красивую.
Я так и заснула под неё, как под колыбельную.
***
Следующим утром (по ощущениям - сильно после полудня или шестого часа, как здесь говорят) я проснулась, нашла на кровати со стороны Эдварда сменную одежду, у камина - завтрак-обед... А вот самого Эда, конечно, уже не было.
Сидеть в комнате одной не хотелось.
Через чёрный ход - а как ещё? - я проскользнула в парк. И тут же услыхала флейту.
Ага! Сейчас-то я узнаю, чем ты днём занимаешься...
Мелодия - не та, что прошлой ночью, повеселее - лилась ручейком со стороны беседки.
Я проверила на всякий случай, хорошо ли держится на волосах обруч и в порядке ли пла... блио. И поспешила на звук.
Вообще, по сторонам, конечно, стоит иногда смотреть. Так, может, и не налетела бы на эту страшную толстуху-башню... Я шарахнулась от неё, как от чумной и, честно говоря, совсем не ожидала, что тётка протянет руку, схватит меня чуть не за шиворот - а точнее за шею. Лапища у неё - зубы ротвейлера отдыхают.
Что-то тётка шипела, не знаю, не расслышала. Помню только, что флейта вдруг смолкла, эта... толстуха, наконец, отодвинулась, и мне открылся отличный обзор на беседку.
Эдвард целовался. С какой-то дамочкой. Разодетой в пух и прах. С колпаком, как у фей в сказке про Золушку.
Бр-р-р!
Меня толкнули назад, резко повернули, чего-то снова зашипели. Я уловила только последнюю фразу, сказанную чуть громче и понятнее:
- ... и если ты ещё раз... Поняла?
- Поняла,- машинально отозвалась я. "Поняла" - самая ходовая фраза на уроках французского. Впрочем, и тут сработало. Тётка отпустила, снова зыркнула и встала живым знаком "проезд запрещён".
Пришлось вернуться в комнату.
Но ждала я Эда на этот раз с больши-и-им нетерпением.
И конечно он пришёл ещё позже, чем обычно - в третьем часу ночи, в эту, которая хвалитны (господи, напридумывали!). Усталый и ещё более задумчивый.