Ричард, избегая смотреть в глаза.
– Поиздеваться над собой, не иначе, – злобно отвечала я. Ведь хотела просто поспать. Что ж такое!
– Над собой?! – прорычал мужчина.
– Все-таки хорошо, что это сон, – проворчала я, усаживаясь у костра и уставившись в огонь.
– Ты считаешь, что это сон?
– А что еще…
– Тогда что же у тебя в реальности?
– Я напилась. Денис теперь с Луизой, представляешь. Император помиловал ее. Милфорд просил прощения. Ирвин лечит Феликса. А я пошла спать.
– Кто такой Феликс?
– Еще один мой приемный сын.
– И сколько у тебя детей все-таки?
– Теперь трое.
– И что потребовал император за прощение преступницы?
– Поговорить с тобой, когда ты об этом попросишь.
Ричард нахмурился.
– Я могу считать, что выполнила уговор с его величеством? – спросила у него.
– Нет, – улыбнулся он. – Я не хочу с тобой разговаривать.
– Чего же ты хочешь?
– Прочитай мне стихотворение. Как тогда. В поместье.
– Странный ты, Ричард… Говорить не хочешь, а стихи слушать… Ладно.
Я уставилась в огонь костра. Подумала. Вспомнила. И слова понеслись сквозь сумрачный печальный лес, поднимаясь все выше и выше… К звездам, наверное:И ветер, и дождик, и мглаНад холодной пустыней воды.Здесь жизнь до весны умерла,До весны опустели сады.Я на даче один. Мне темноЗа мольбертом, и дует в окно.Вчера ты была у меня,Но тебе уж тоскливо со мной.Под вечер ненастного дняТы мне стала казаться женой…Что ж, прощай! Как-нибудь до весныПроживу и один – без жены…Сегодня идут без концаТе же тучи – гряда за грядой.Твой след под дождем у крыльцаРасплылся, налился водой.И мне больно глядеть одномуВ предвечернюю серую тьму.Мне крикнуть хотелось вослед:«Воротись, я сроднился с тобой!»Но для женщины прошлого нет:Разлюбила – и стал ей чужой.Что ж! Камин затоплю, буду пить…Хорошо бы собаку купить.[2]
– Ты разлюбила? – вдруг спросил он.
– А ты? – Сил смотреть на него не было.
– Нет. – В голосе у него были разлиты удивление и горечь. – Я понимаю, что ты свой выбор сделала. Что ты – уже не моя. Но разлюбить… Нет. Я не могу.
– Дурак… Какой же ты дурак, Ричард!
– Потому что мучаюсь из-за женщины, которая выбрала не меня?
– Потому что тебе сказали чушь, а ты поверил.
– Что же ты чувствуешь ко мне? – Я поймала на себе взгляд черных глаз.
– Обиду, – прошептала я. – Жгучую, невыносимую.
– И у тебя был повод?
– Ты издеваешься? – Я вскочила, подошла к нему вплотную. – Ты оскорбил меня. Грозился убить. И самое главное, я до сих пор не знаю…
Я развернулась, чтобы уйти.
– Что ты не знаешь? – Ричард хватает меня за руку. Всего одно легкое движение – и он оказывается рядом. Близко. Близко-близко…
– Тогда, во время нашего разговора, ты сказал, что не допустишь появления ублюдка. – Я уставилась в его глаза. – Скажи мне… Я была беременна и ты что-то сделал, чтобы нашего ребенка не было?
Чернота глаз заполыхала алым.
– Ты не смеешь меня так оскорблять, – прошипел он, сжимая мои плечи. – Слышишь, не смеешь…
– Просто ответь. – Я закрыла глаза, чтобы остановить слезы.
– Ты не была беременна, – проскрежетал он.
– А если бы… я ждала ребенка?
– Даже умирая от ревности, когда все мое существо требовало мщения… Требовало уничтожить ту, что изменила… Я ничего бы тебе не сделал. Тем более я не причинил бы вред своему ребенку. И уж тем более ребенку моего отца.
– Значит, мне стоит родить ребенка твоему отцу? А ты как самый преданный подданный империи Тигвердов будешь ликовать?! Как вы там кричите: «Бра-бра-бра!»
Я вырвалась. И изо всех сил ударила его по лицу.
– Ты спрашиваешь, люблю ли я тебя? – закричала я. – Нет! Я тебя ненавижу! Как же я тебя ненавижу…
И бросилась прочь от костра.
Он не стал меня останавливать. Ветерок принес мне вслед горький смех:
– Хорошо бы собаку купить…
Глава 6
Я проснулась вся разбитая, как будто и правда целую ночь по бурелому в незнакомом лесу шаталась. Засунула себя в душ, приговаривая: «Надо меньше пить! Пить надо меньше!!!»
Спустилась вниз, обнаружила, что родители собираются по магазинам запасаться продуктами. Пашка с самого утра унесся к Рэму. Сегодня как раз была суббота, и сын очень надеялся вернуться домой с юным герцогом.
– Как дела? – спросила я у Феликса.
– Как вы думаете, я действительно буду ходить?
Первая эйфория прошла, и у мальчика появился страх. Я представила себе, как холодный липкий туман, медленно убивая надежду, поднимается по бесчувственным ногам к сердцу моего сына. Не отдам! Сверкнул жемчужной ртутью браслет на горячем запястье, перед глазами вспыхнуло.
– Феликс, Ирвин – прекрасный специалист, а магическая медицина империи реально творит чудеса.
– Страшно поверить, – прошептал он.
– Не то слово. Верить во что-то вообще очень страшно, – согласилась я с ним.
– А если…
– Послушай. Если ты сейчас нафантазируешь всяких страхов, то Ирвину придется сражаться не только с твоей болезнью, но и со всякой фигней, в которую ты поверишь. Давай немного поможем твоему целителю?
– Каким образом?
– Ты будешь повторять каждый день, засыпая и просыпаясь: «Я буду ходить!» Никаких сомнений. Никаких «а если…». Слова, в которые ты веришь, творят чудеса без всякой магии. Плюс настоящая магия – и мы победим!
– Вы думаете?
– Я уверена в этом.
– Мама! – раздался голос Паши у меня за спиной. – Посмотри, кого я привел.
– Рэм, мальчик мой! – Я обняла сына. Еще одного.
– Миледи Вероника, – смутился он. – Я очень рад видеть вас.
И юный герцог церемонно поцеловал мне руку.
Я потрепала его по голове.
– Как ты?
– Без Пауля скучно. Маркиз Борнмут теперь не цепляется. Остается только учеба. А это уже не так интересно!
– Печалька! – согласился Паша. – А теперь позволь представить тебе еще одного члена нашей семьи – Феликса.
Я успела заметить в глазах у новоприобретенного сына дикую, беспросветную тоску. Но мальчик быстро взял себя в руки. И с улыбкой протянул руку нашему герцогу.
– Рэм. Очень приятно, – ответил тот.
– Ника! – в гостиную вошли мама и папа. – Представь нам молодого человека.
– Здравствуйте, – вышел вперед наследник престола. – Я – Геральд Аден Моэ, герцог Рэймский. И я обязан вашей дочери и ее сыну жизнью. Моя мать, герцогиня Рэймская, зачаровала вас и обрекла на страдания. Я готов служить вам до тех пор, пока не искуплю вину.
И он склонил голову.
– Ничего. – Мама подошла к нему и погладила по голове. – Все это мы уже пережили. И в любом случае ты не виноват.
– Можно исправить все, кроме смерти, – серьезно проговорил мой отец, подходя к Рэму поближе. – И раз твоя мать пошла на такие меры, думаю, что беда была близко.
– Спасибо вам. – В глазах у Рэма блеснули слезы.
А отец протянул ему руку:
– Евгений Николаевич.
– Очень приятно, – склонил голову юный герцог. И руку пожал.
– Маргарита Дмитриевна, – представилась и мама.
А я подумала – сколько же пережил Рэм за это время! И попытку дворцового переворота, и гибель отца, и разлуку с матерью. Скитания. Выматывающую тревогу. Но он никогда не жаловался, не ныл, не страдал. Все время демонстрировал редкое – даже для взрослого – присутствие духа. Защищал мою честь, честь Пауля…
Я подошла