— А женихи все такие немногословные или только мне так несказанно повезло? — поинтересовалась я. — Было бы неплохо, хоть нотаций читать не будет.
— Я тебе их на бумажке напишу, — вдруг ответил жених на удивление приятным низким голосом.
— Ух ты! — чуть не подпрыгнула я, но вовремя вспомнила про свое подвешенное состояние. — Будем переписываться! Я обещаю, что отвечу обязательно! Адресок оставь.
— Салли, ты в своем уме?! — Отец выхватил подушку со мной из рук у побледневшей до состояния прозрачности служанки. — Замолчи сейчас же! Ты похожа на бешеную блоху.
Я подождала, пока кисточка перестанет раскачиваться, и радостно заявила:
— А ты нет? Где сваты? Где предложение руки и сердца? А томные взгляды и признания в любви под луной? В конце концов, где подарки?!
— Салли!..
— Я смотрю, невеста у вас с норовом, — незаметно подошел к нам Владыка. Его зеленые глаза почему-то не внушали мне такого ужаса, как глаза моего жениха. Наверное, они не были такими холодными и равнодушными. Хотя вертикальные зрачки и отсутствие белков сами по себе не способствуют душевному равновесию.
Мой будущий свекор разглядывал меня с видом профессионального повара, покупающего на рынке мясо и проверяющего его на свежесть.
— Надеюсь, она просто психически неуравновешенна, а не страдает каким-либо особым видом сумасшествия? — задумчиво поинтересовался он.
— Да вы хоть раз видели чокнутую саламандру? — искренне возмутилась я. Тоже мне — эксперт по психам! Хотя…
— Я вообще саламандру первый раз вижу.
«Очень хотелось, чтобы и в последний», — явственно читалось на его лице.
— Ну и что дальше? — громко заявила я, с трудом вскарабкиваясь на подушку. И ведь никто не помог, даже за лапку не поддержал! А еще мужики! — Давайте, давайте, начинайте. Я что, зря марафет наводила, хвост ваксой мазала?
Зеленоглазого Владыку я самым бессовестным образом игнорировала.
— Позовите священника! — зычно крикнул мой папашка, у меня чуть уши не заложило.
Владыка Гор не спеша отошел к сыну, и они тихо перекинулись парой фраз. «Обо мне сплетничают, — злорадно подумала я. — Сами такие! Вроде со спины люди как люди, а как глянут… Вот повезло-то мне с женихом! Змеюка, она где угодно змеюка, и человеческое обличье ничего не меняет. Лучше бы я за какого-нибудь Иванушку-дурачка замуж вышла. И страху меньше, и свободы больше. А тут не знаешь, чего и ждать от такого замужества».
О том, что я тоже не до конца человек (про папашку и говорить нечего), а уж сейчас особенно, в тот момент мысли даже не возникло.
Откуда-то из-под стола вызволили перепуганного до икоты священника.
С религией у отца всегда были проблемы. Или у религии с отцом, это зависело от причины разногласий. Папашку раз пятнадцать уже отлучали от церкви за всякие разрушительные непотребства и регулярно устраиваемые дебоши с выжиганием посевных полей, набегами на монастырские склады и разорением церковных сокровищниц. В состоянии не совсем адекватном, достигнутом принятием большого количества горячительных напитков, с ним спорить было бесполезно, поэтому анафеме его предавали, как правило, по утрам, когда раскаяние венценосного вредителя превышало все предельно допустимые нормы. Но по прошествии непродолжительного времени издавался царев указ о взимании повышенного налога с церкви за жертвоприношения и сомнительную благотворительность, и Змея Горыныча снова радостно принимали обратно как самого желанного и богобоязненного великомученика. Наступал относительный мир и покой. Временный. До следующего раза. Это даже стало чем-то вроде ритуала. Все его ждали и немного побаивались, как ночных заморозков по поздней весне.
Вот сейчас как раз и был такой момент, когда анафему сняли с папашки всего несколько дней назад, а повышенные налоги еще не снизили. Поэтому священник, которого каким-то образом успели заманить сюда, трясся от страха и совершенно не знал, как вести себя в такой нестандартной ситуации. Вроде бы можно и нос позадирать, разыгрывая оскорбленное высокопреподобие, но в то же время кто знает, чем эта гордыня может грозить в будущем. Змей Горыныч — существо непредсказуемое и излишне злопамятное, то есть помнит то, чего не надо. А если и не помнит, то что-нибудь все равно сожжет — на всякий случай. И эти узкоглазые еще пожаловали, страху на богобоязненный люд наводят одним своим видом.
— Салли, веди себя прилично, ты же невеста, а не девчушка-веселушка! — Отец снова всучил подушку со мной служанке, успешно изображавшей привидение, и я в очередной раз чуть не сверзилась. Никакого уважения к моей сосватанной особе! Трясут, как переспелую грушу!
Мой наводящий панический ужас жених закашлялся в кулак, еле сдерживая смех и с интересом наблюдая за моими невероятными попытками удержать шаткое (в прямом смысле) равновесие. Наверное, его бы очень порадовало мое живописное падение, вон как веселится. Фигу! Чисто из вредности не свалюсь! Срастусь с этой подушкой, но такого удовольствия ему не доставлю!
Тем временем священник пришел к согласию с самим собой, бодро принял у кого-то из сердобольных гостей кубок с вином (причем, судя по степени покраснения носа, уже далеко не первый), осушил его одним махом и удовлетворенно крякнул. Это означало начало церемонии бракосочетания. Откуда-то из складок рясы была извлечена засаленная брошюрка с подробным описанием проведения сего нехитрого обряда, и меня преподнесли к моему суженому чудовищу на максимально близкое расстояние.
Меня откровенно разглядывали. Я не удержалась и показала ему раздвоенный язык.
— Дурдом, — процедил сквозь зубы мой женишок, высокомерно отворачиваясь, как мне показалось, только за тем, чтобы тоже не показать мне язык в ответ. Если бы он это сделал, я бы его сразу зауважала, а так…
— Ага! — радостно согласилась я. — Самый настоящий дурдом! Ты все-таки решил к нам присоединиться или уже передумал? Знай — это заразно и почти неизлечимо.
Он бросил в мою сторону леденящий душу взгляд и… не двинулся с места.
Сдержать вздох разочарования было выше моих сил. Ну почему?! Я ему такой замечательный шанс предоставила избавиться от меня, пока не поздно, а он им воспользоваться не хочет. И на кой перец я ему сдалась? Неужели, кроме меня, все невесты повывелись? Сомневаюсь, что появился оптовый покупатель на такой долговечный товар с пожизненной гарантией и скупил всех девиц на выданье. А я так надеялась, что он впечатлится моей истерикой и сбежит…
Священник затягивать особо церемонию не стал. То ли ему хотелось поскорее от нас отделаться, то ли его больше в данный момент прельщал винный жбан, заманчиво выставивший краник, на который святый отче то и дело поглядывал и постоянно сглатывал, когда с него срывалась одинокая капля, то ли ему самому этот балаган не очень нравился. Я, собственно, тоже не горела сильным желанием стоять тут еще полдня и очнулась от своих невеселых мыслей, только когда Полоз насмешливо прошипел:
— Ты вообще слышишь что-нибудь, глухня? К тебе обращаются.
— Да! — вздрогнула я. — А что такое?
И покрутила головой по сторонам. Мой змееглазый женишок как-то странно хмыкнул и придавил меня ладонью к подушке. Это он обниматься так лезет, что ли? Мне не нравится и не видно ничего, между прочим. Я — против! Но возмутиться столь вопиющим обращением не успела. Тело свело довольно болезненной судорогой, по глазам резанул яркий белый свет. Я непроизвольно зажмурилась, но от этого легче не стало. Напротив, свет вспыхнул еще ярче, постепенно становясь желто-оранжевым. Казалось, он проникает в каждую частичку моего маленького неподвижно-придавленного тельца, заполняет его целиком и уже не может вместиться. Откуда он идет, из ладони Полоза или из другого не менее жестокого источника, определить я не смогла, свет вливался в меня со всех сторон. Еще немного, и меня просто разорвет на части! Ко всему прочему стало немилосердно припекать. Это что же такое делается-то? Меня замуж выдают или живьем поджарить пытаются? Никогда не думала, что это одно и то же. Однако все попытки пошевелиться или хоть как-то выказать свое возмущение такими садистскими способами бракосочетания не дали никаких результатов. Двигаться я не могла, язык предательски отказывался мне повиноваться. А боль от жара и нестерпимого света тем временем стала почти невыносимой. Но в самый последний момент, когда сознание уже готово было издевательски помахать мне ручкой, все исчезло как по мановению волшебной палочки. И рука Полоза тоже.