Допив, Ростоцкий задумчиво постучал по столешнице кончиками пальцев.
— Дарий, напомни текст из заявки.
— «Территория принадлежит правительству США! Группа разведки. Платформа-5», — дословно повторил я.
Он помолчал.
— Суки американцы! И сюда уже добрались, надо же… И все-таки, почему ты считаешь, что это была одна и та же разведгруппа? Потеряли одну, хорошо. И что? Руководство обязательно пришлет следующую, или я не прав?
Дверь ресторана отворилась, и на пороге показался пожилой человек в светлом костюме, седой, с усами, тут же начавший с деланым безучастием наблюдать за публикой, сидящей за столиками. Вот он радостно поприветствовал кого-то, потом поймал глазами Германа, чуть поклонился, заодно и меня одарив виртуальной милостью светского человека. Еще и за это я не люблю «Грабли» — сплошной пафос. А ведь хорошее местечко было поначалу.
— Ситуацию можно разъяснить только при одном варианте развития событий — именно эта группа и открыла Желтый Прорез. Не успели они доложить по инстанции, вот в чем дело. Убежден, что погибшие действовали так же, как мы: сначала нашли объект, потом встали лагерем, долго наблюдали, изучали. По итогам предприняли пробную вылазку, очень короткую, буквально на пару минут. Могли, так же как мы, камеру в Прорез совать.
— Что? — поднял брови олигарх. — Камеру? Ха-ха! Господи, но как?!
— Сосну сухостойную подобрали на склоне, как еще! — зло выкрикнул я, сминая накрахмаленную салфетку. — Чего тут мудрить? Потоньше и полегче!
— И по-ти-ше, — убедительно попросил Ростоцкий, оглядываясь.
— Примотали камеру скотчем и просунули внутрь Креста. Он, кстати, далеко не такой яркий, как на реках. И почти не искрит.
— Ну и что засняли? — нетерпеливо спросил он.
— Да почти ничего, сушнину почти сразу вырвало из рук и утянуло внутрь, Лешка чуть в лоб не получил сучком! Если тело, попадая в Прорез, внезапно перестает в портале двигаться, какое-то время оставаясь на линии разграничителя, то его затягивает по первоначальному вектору движения.
— Ого! Это очень важное наблюдение, на реке такой фокус не провернешь… То есть раз уж начал, то заканчивай!
— Так и есть. Но суть не в этом, Герман. Мы честно дежурили три недели, и за это время Прорез загорался три раза, как по часам…
— Раз в семь дней, — машинально отметил мой начальник, и я кивнул.
— Никто не появился, и это уже сбой алгоритма разведки, ведь мы сидели и ждали исправно, без балды.
— Подожди-ка, Индиана, мать его, Джонс! — нахмурился он. — Где сидели? Ты ведь со мной по рации в это время связывался, как так? Или тут хитрый ход и радист Диксона в доле?
— Зачем? — удивился я. — Действительно связывался. Оставили у водопада Винни, а сами с Лешкой вернулись в Диксон: проконтролировать, запас пополнить, руку ему перебинтовать, повредил слегка на камнях…
— И вьетнамец там один сидел? — Загорелое лицо Германа забавно сморщилось в раздумье, черные брови нахмурились. — Я бы не смог.
— Я бы тоже, — утешив его, я придвинул к себе вазочку с мороженым. — Мы вернулись через два дня, а постоянно там болтались до того момента, когда Крест вспыхнул в третий раз. Был определен период срабатывания. В остальное время делать возле водопада, как ты понимаешь, ничего… Короче, никто не появлялся.
— Вывод? — поторопил Ростоцкий, отлично зная ответ.
Я понимаю, что такая манера разговора, отработанная в интригах, дает ему время для размышлений и проверки реакции собеседника. Но это сильно раздражает и обижает.
— Вывод прост: возле задницы ноги толще. Ты действительно не веришь?
— Не хами, Дарий. Сам же говоришь, что дело очень серьезное… Мне понятен твой посыл: командиры разведчиков на той стороне до сих пор ничего не знают о существовании корректирующего портала. По крайней мере, именно на этом участке, так?
Черт, что-то я действительно несдержан. Нервишки шалят. В подобном общении с Ростоцким человеку трудно оставаться невозмутимым, он постоянно давит.
— Так. Вариант очень даже вероятный.
— И это очень хорошо, есть фора. Мы же не можем заглушить Прорез…
Это он к чему?
Тут к нам быстрым шагом подошел менеджер зала, упитанный человек с бакенбардами, который, переодевшись для работы во фрак и манишку, скрипевшую, как десяток новеньких кожаных ремней, учтиво поведал:
— Господин Ростоцкий, вас срочно просят к телефону. Из мэрии.
Оставшись в одиночестве, я быстро доел мороженое и опять повернулся к окну.
Гадство… Чувствую, не будет мне поддержки.
Поначалу я в упор не замечал проплывающего мимо праздника жизни. В глазах стояла хрустальная лента водопада, разбитая на пять гранитных ступеней. Как сейчас вижу… С последнего порожка поток ледяной воды срывается вниз отвесно, страшно, но после, падая на отлогий доломитовый изгиб, плавно скользит по нему, частично гася энергию удара, остаток которой принимает огромная ровная плита. Возле нее нет феерических брызг и водяного тумана, все остается в природной чаше озера цвета глубокой синевы. Там очень красиво и почти спокойно, на пляжиках из мелкой гальки можно отдыхать — в оазис не задувают ветра, а согревающее камни солнышко — частый гость.
Часть принимающей удар плиты почти сухая. Именно на ней ярким желтым Прорезом раз в неделю три часа пламенеет портал, часы сверять можно.
Многие ли из нас имеют возможность по-настоящему прикоснуться к Тайне? Не так, чтобы телепередачку посмотреть со зловеще комментирующим мутные снимки ведущим, а чтобы в реальности, которую только ты считаешь таковой — больше никто не поверит! Часто ли подворачивается людям такая возможность? И Винни, и Лешка были готовы, они вообще молодчаги. Но… Ростоцкий меня не поддерживает.
Страшно было? Да.
Винни — молодец. Он наш талисман. Всегда рядом, готов посоветовать, успокоить, тщательно выговаривая русские слова своим тихим шипящим голосом. Этот философ-охотник со смешными бровями гномика и обманчиво простецким выражением лица с завидным постоянством устраивает дела разведгруппы так, что все заканчивается хорошо. Живой оберег. Он всегда внимательно следит за нами и своевременно сообщает мне, что, по его скромному мнению, я должен учесть. Мудрый восточный ангел с дубленой кожей и добрым сердцем, он охраняет нас с Лешкой так заботливо, словно мы дети неразумные. А мне предстоит оставить его в одиночестве среди этих скал! Конечно, он более чем опытный охотник и придумает, где и как замаскировать позицию… Он умеет сутками сидеть в засаде без движения, и ты при всем желании не увидишь его, находясь в десяти метрах. Только все эти доводы не помогали, я просто боялся оставить его одного и потерять друга, даже почти плюнул на всю эту затею…
Когда мы вернулись к водопаду, то я минуты три не мог вымолвить ни слова от радости, что он жив и невредим, почти не слышал доклада. Люди важнее любого чертового Креста — очевидный вывод? А вот ни фига… Уже через пару часов я был готов рисковать жизнью, своей прежде всего.
Гребаный ты каларгон, как же мне тяжело было принять решение на проход! А когда решил, то мандраж только усилился. Мы, как могли, отвлекались тасканием сосны, изобретением дистанционного наблюдения, тупо острили, хорохорились друг перед другом, подбадривали… Докладываю: сделать шаг в Неизвестное очень сложно и страшно. Меня, взрослого мужчину, колбасило, словно институтку на сопромате. А когда серый, ободранный ствол сухой сосны неожиданно вырвался из рук, то ужас поднял мои волосы дыбом, помню, как машинально схватился за кепку. Словно дикий зверь рвал сосну на себя! Из Тьмы, из Потустороннего.
Мы все уже проходили через Крест. Абсолютно все, таков закон, установленный на Кристе неизвестно кем и непонятно, с какой целью. Но попадающие сюда проходили через порталы не по своей воле, случайно.
А самому, так, чтобы добровольно, слабо?
За окном опять зарокотал автомобильный двигатель, и я, очнувшись, привстал со стула, стряхнул с коленей крошки, протянул руку и приоткрыл одну из оконных створок.